Ослик Иисуса Христа
Шрифт:
Итак, любить в своё удовольствие и без унижения сторон.
Насчёт удовольствия всё было более-менее ясно, но что касается унижения, Ослик терялся: ведь и унижение может быть в радость. Взять хотя бы мазохистов или тот же электорат «Единой России», к примеру. Да что там электорат, – сюда можно отнести целые страны и даже религии (взять хотя бы Северную Корею, Китай и мусульман с христианами).
Тем не менее в своей диссертации Генри довольно подробно рассмотрел и удовольствие, и унижение. В отдельной главе Ослик связал оба процесса и тщательнейшим образом структурировал механизм любви. Механизм получился итерационным и основанным на повторении одного и того же: сначала ты влюбляешься, получаешь удовольствие, тебя кидают, ты унижаешься, испытываешь
В какой-то момент человек понимает, что унижение не доставляет ему прежней радости и переключается на любопытство. Он без разбору читает книжки, западает на любимых авторов, а впоследствии пишет сам. Вдобавок к письму он сочиняет музыку, занимается «лепниной» и увлекается живописью. Унижение кристаллизируется до вымысла. Он снова влюбляется, и – надо же! – расставание на этот раз происходит гораздо менее болезненно, а там и вовсе без боли и даже с радостью.
«С любовью непросто, – пишет Ослик в выводах к заключительной главе. – Любовь подобна правозащитной деятельности, а влюблённые – что НКО (некоммерческая организация), финансируемая Иисусом Христом: в любой момент НКО могут закрыть и отлучить от церкви».
«Так что, молитесь», – иронизирует он в конце, предвидя массовые гонения НКО в середине десятых. (В результате проверок будут ликвидированы тысячи «иностранных агентов» по всей России, включая совершенно безобидные, занимающиеся благотворительной и просветительской деятельностью.)
Сильное влияние на Осликову работу в то время оказали его любимые писатели (в особенности Милан Кундера, Мишель Уэльбек и Курт Воннегут), а также русский издатель и журналист Сергей Пархоменко. Генри заслушивался его передачей «Суть событий» на «Эхе Москвы» и внимательно следил за судьбой так называемого «Координационного совета оппозиции» (КС), в котором Пархоменко состоял и о котором регулярно рассказывал.
Что-то было общее между этим Советом и Осликовым «механизмом любви». В любом случае тут было над чем подумать. По словам Сергея Пархоменко, КС не руководил армией. «Да и можно ли руководить любовью?» – соглашался Ослик. «Прежде всего это место для дискуссий, – объяснял блогер. – Процедура для отладки взаимодействия различных точек зрения».
Вероятно, в этом и было сходство.
«Любовь ведь тоже взаимодействие, – размышлял Генри, – а риск унижения тем выше, чем ниже уровень подготовленности партнёров». Разработанный им механизм как раз и представлял собой основу здравомыслия в миниатюре. КС же замысливался как попытка построить максимально приближённую к реальности модель демократии в России. Во всяком случае, Ослик понял Сергея Пархоменко именно так. Более того, модель КС была в своём роде прототипом здравомыслия и при случае могла быть реализована на практике.
При случае? А предвиделся ли вообще этот случай в современной России? Безусловно предвиделся. «Лошадь всё равно сдохнет» – Ослик не раз возвращался к этой метафоре Виктора Шендеровича по поводу авторитарного правления в РФ. Тут так: или ты готов к любви (к демократии в классическом представлении), или не готов, и тогда держись. Держись или нет, но Ослик надеялся на положительный исход. Он детально описал свою схему и даже проиллюстрировал её в разделе «Пример реализации».
«Представьте себе, – писал он, – вы галапагосский пингвин. – Вы ничего не знаете ни о Галапагосах (вашей родине), ни о Чарльзе Дарвине (механизме вашей эволюции). И родина, и будущее ваших потомков вам совершенно пофигу. Единственное, на что вы рассчитываете, – это съесть скумбрию, неосторожно приплывшую к скалистым берегам».
Совсем ещё юный и полный пассионарного драйва Ослик. Его пингвин ел скумбрию, выбирал подходящую для соития самку, спаривался с ней, а затем снова ел скумбрию. Пингвин как пингвин. Ослик внимательно проанализировал его жизненный цикл и заметил одну деталь. Довольно часто в борьбе за любимую пингвины-самцы ранят друг друга, и тогда – вид у проигравшего весьма обиженный. «Кажется даже, что пингвин унижен, – делится своими наблюдениями
Генри, – но нет: уже через минуту он весело подпрыгивает, играет с другими пингвинами и ест скумбрию».Таким образом, любовные переживания пингвина обходятся без унижения и приносят существенно больше удовольствия, чем боли. Ослик не исключал также, что и схватка, и обиженный вид пингвина являются лишь комедийной постановкой (на радость остальным птицам).
Человек тоже ест скумбрию, выбирает самку, дерётся за неё и проигрывает. Дальше, вместо того чтобы улыбнуться и весело подпрыгнуть, он переживает болезненный цикл унижения, ожидая от подруги сам не зная чего. Утешения, что ли, поддержки, разумных объяснений. К примеру: «Генри, вы прекрасный пингвин, но происшествие с вашей мамой заставляет усомниться – может и вы такой же?»
Может. «Но что не так с человеком? – вопрошает Генри, и тут же отвечает: – Вероятно всё дело в сознании. Во всяком случае, – продолжает он, – граница между животным и Homo sapience пролегает именно здесь. Сознание же – продукт высшей нервной системы, присущей лишь человеку, а значит, и проблему унижения следует рассматривать как следствие низкого интеллекта особи (включая эмоциональный интеллект)».
С конкретной особью всегда проблемы.
Как видим, дельта, отличающая человека от пингвина – довольно сложная система воспитания, знаний и опыта, а не просто жест. «Жест доброй воли», – смеялся Ослик, где-то внутри понимая, что его ожидает непростое будущее. В конце работы он сравнивает пингвина с населением диктаторских стран. Этих пингвинов унижай сколько хочешь – они всё равно подпрыгивают от счастья.
Такой была в общих чертах Осликова диссертация. Без сомнения, незрелая и полная банальных рассуждений. Вместе с тем это была вполне безобидная (с позиций здравомыслия) работа, но крайне опасная (и даже экстремистская) – с точки зрения единороссов из ВПК (военно-промышленный комплекс). Да и как вообще этот «комплекс» может ужиться с любовью в человеческом понимании? По заявлениям военных, Генри могла спасти лишь интенсивная терапия в клинике на Мосфильмовской. И то не факт.
В действительности, Осликово руководство надеялось избавиться от него навсегда, как, к примеру, руководство России избавилось от лидеров оппозиции после широких протестов в середине десятых. Какая-то часть из них уехала из страны, другие испугались (и вернулись к жизни пингвинов), а остальных репрессировали. В том числе, по тюрьмам отправились и фигуранты так называемого «сладкого дела» – арестованные на проспекте Сахарова манифестанты и сочувствующие им блогеры (всего около тысячи человек). Суд над ними был фактически первым после сталинских репрессий столь массовым политическим процессом.
Получив убежище в Великобритании, Ослик то и дело оглядывался – а не преследует ли его кто? Что ни день, он ожидал трагической развязки наподобие загадочной смерти Бориса Березовского, которого считал своим другом и искренне сочувствовал ему. Развязки, однако, не было, и, постепенно отодвинув страхи, он вернулся к повседневным делам.
Более того, к 2018 году, закончив работу над бельгийским андроидом и определившись понемногу со своим будущим, Ослик испытал чуть ли не творческий бум. Идея регулярного возвращения в Россию (в метафорическую «Бутырку») вызывала в нём если не интеллектуальный, то во всяком случае эмоциональный подъём.
Вспоминая же пресловутую диссертацию, он хоть и усмехался своей тогдашней наивности, но и обманывать себя не хотел: не было бы Додж – не было бы и работы. Вряд ли его любопытство пошло бы дальше госзаказа и торговли оружием (оборонный центр на том и держался). А так он словно приподнялся над обыденностью. Иными словами, Ослик благодарил Господа, что повстречал Эльвиру, пусть даже и натерпелся от своей любви к ней.
Добавим к этому и чисто практический результат. Ведь как ни странно, уже в ту пору, разрабатывая свои идеи, Ослик подсознательно искал альтернативу «ослиной» участи. Иначе говоря, он хотел понять логическую связь между любовью и устройством мира. Если разобраться, его интересовала не столько поверхностная, сколько глубинная связь – связь на уровне атомов и естественных законов природы.