Османский узел

– Шайтан…

– Как? – это уже прошипел Херсекли Ахмет-паша, пытающийся хоть немного сохранять хладнокровие, в отличие от великого визиря, готового плеваться огнём и ядом… если б только мог.

– Не скажу, что это было легко, но вот непринуждённо точно. А вдобавок представители Испании, Ордена госпитальеров и ещё кое-кто из заинтересованных сторон тоже слышали и слушали. Порой и смотрели, пускай и в не самые удобные отверстия в стенах.

– И выдать смерть султанского сына за итог нападение мстящих за свои унижения сербов тоже не получится.

– Совсем не получится, - дополнила Бьянка слова Корельи, с нескрываемым торжеством взирая на потерявших почти всю свою важность и напыщенность османов. – Весь этот шум который вы слышали, и суета, которую видели… Это обман. Андреа Лоредан, Янош Корвин и другие наблюдали и наблюдают за тем, как доблестные солдаты короля Италии показывают свои умения проникать в крепости под покровом ночи, а также пресекать подобное. Теперь смерть Селима из Дома Османа ударит не по нам, а по вам самим. Мы можем обвинить вас, великого визиря и бейлербея Анатолии, женатого на дочери самого султана в коварном убийстве. И нам поверят.

– Султан, хоть и знает… Он ведь знает, да? – ухмыльнулся Корелья, глядя на даже не бледного, а серого Давуд-пашу. – Всё равно Баязид окажется вынужденным покарать убийц своего сына. Вас двоих и других, простых орудий в руках столь важных персон.

Бах! Это один из бойцов разрядил один из пистолетов. Пуля же, попав прямо в голову схватившегося за клинок одного из янычаров, разнесла черепушку особо борзого фанатика так, что мало не показалось. Калибр, однако! Плюс отсутствие шлема, что неудивительно в данных декорациях.

– Кто пошевелится – будут убиты! – взревел Корелья, словно бешеный бык с о знамён Борджиа, на корявом османском, ибо только эти слова специально и выучил. – Замрите и будете жить!

Меньшая часть присутствующих и впрямь замерла. А вот янычары… Этих угрозой смерти не прошибить. А вот жеста от Херсекли Адмет-паши им вполне хватило. Очередное подтверждение того, кто именно главная фигура в сём посольстве.

– Кровопролития не будет? Неуместно…

– Что... ты… хочешь, король Италии Чезаре Борджиа?

– Мирного договора, - сказал я чистую правду. Пусть и в нужном ключе, не раскрывая всего. – Без попыток воздействия на нас этими… средствами. А для этого нужно поговорить. И без этих фанатиков, с раннего детства натаскиваемых на родную кровь. Пусть убираются. Оружие тоже пусть сложат, мне шума не требуется.

Зашептались. Оба, то бишь великий визирь и бейлербей. Ни черта в османском не понимаю, да и нет желания голову ломать над этим тарабарским наречием. Ай, пофиг. Всё равно говорят слишком тихо, их даже знающий язык и переводивший наши слова сейчас не в состоянии нормально услышать. Может лишь совсем скудные обрывки, из коих всё равно ничего толком не вытянуть. Именно это он и передал условленным жестом. Обидно, досадно, ну да ладно. Мелочи, иначе и не скажешь.

Ага, звучит повелительная команда и вот янычары, всем своим видом выражая глубочайшее недовольство, снимают пояса с подвешенными на них ножнами и один за другим покидают это место. Послушались. Переводчик, один из таковых, подтверждает, переводя приказы Херсекли Ахмет-паши. О как! Оказывается, бейлербей и истинный глава посольства надавил как раз на свой статус и на подписанную самим Баязидом бумагу, наделяющую его всеми возможными и чуточкой невозможных полномочий. Последнее – уже чисто моё предположение. Но документ в речи упоминался, равно как и необходимость для янычар следовать приказы.

Ушли. Это хорошо. Остались лишь сами Давуд-паша с Ахмет-пашой, три переводчиков и ещё парочка слуг, Без оружия, как я мог наблюдать. Если же что-то и спрятано в одеяниях – это уже детали. Расслабляться я и сам не собирался, и Мигелю с Бьянкой не позволю. Что до охраны, так им вообще ушами хлопать в подобной ситуации не полагалось, специально и тщательно натаскивали на самые разные ситуации, в том числе и внешне безобидные. Не мы такие, жизнь вокруг тяжёлая.

– Вы оба мертвецы, стоит нам лишь захотеть. Вас убьют не тут и не мы, а по приказу султана Баязида II, - с ходу выбросил я карты на стол.
– Участь жертвенных баранов – вот что уготовано обоим, чтобы султан не оказался в глазах всего мира замешанным не просто в убийстве собственного сына – это как раз для ваших нравов дело привычное – но убийстве прямо на переговорах, с целью свалить его смерть на других. Пусть мамлюкам, маврам и прочим до этого нет дела, ибо сами такие же. Но вот Венеция, Испания, Венгрия, Молдавия, великое княжество Московское… Не-ет, султану легче прикончить двух своих полезных, но всё же слуг, избавившись тем самым от проблем. Вы же «признаетесь» во всем и даже больше либо под пытками, либо самим фактом своего бегства. Только и это надо ухитриться сделать. В нынешних то условиях… непросто будет. Я же готов предложить вам жизнь. Взамен на некоторые услуги, конечно.

– Выкуп? – оживился Давуд-паша. – Я готов платить золотом и словами. Только скажите, что нужно сделать.

– И что вы хотите от готовых вам служить, - мрачно процедил босниец. – И где это нужно будет делать – на ваших землях или сначала в империи?

Люблю смекалистых. Если осман просто выражал готовность служить, то ренегат поступил умнее, заранее обозначив собственное понимание ситуации, в которой оказался. Наверняка неполное, но и это было неплохо. Следовательно…

– Мигель. Поговори с великим визирем в соседней комнате. Расспроси его о том. Что нам желательно знать и о том. Как он видит собственную полезность. Я же займусь беседой с почтенным бейлербеем. А потом, быть может, сменим собеседников.Тем или иным способом.

Корелья даже словами отвечать не стал, лишь кивнул и махнул рукой в сторону выхода из комнаты. Не того, через который удалились славшие оружие янычары, а другого, ведущего в своего рода «комнату отдыха». Ситуация то заранее оговоренная и известно к чему ведущая. Нюанс. Это нам известная, а вот для кое-кого из посланников османского султана будет и ещё один сюрприз, ни разу не радующий.

Та-ак, Коджа Дамат Давуд-паша, переводчик и слуга нас покинули. Зато с оставшимся анатолийским бейлербеем разговор будет особенный. И я практически уверен, что привыкший предавать с юных лет охотно сделает это вновь, причём естественно этак, да ещё с немалой толикой энтузиазма. Но сперва уточняющий вопрос.

– Эти вот трое, - небрежный жест в сторону оставшихся двух переводчиков и слуги, - достаточно верны лично вам, Ахмет-паша? Или же лучше сразу от них избавиться, тем или иным образом.

– Их жизни в моих руках. Семьи тоже, - Херсекли Ахмет-паша аж подобрался, сконцентрировался, почуяв, что именно сейчас важны даже не каждое слово, а любой жест, движение, наличие или отсутствие улыбки. Для сохранности его шкуры важны, то есть самого ценного, что только он мог себе представить. – Они будут молчать, пока кто-то не напугает их сильнее, чем это уже сделано.

– Хорошо… Кресла мне и герцогине, будьте любезны, - попросил я, зная, что именно вежливые и без приказных интонаций слова быстрее всего приводят к результату, одновременно показывая отношение монарха не к слугам, а к соратникам, пусть и обычным по сути воинам охраны. – Не представляю, как можно вместо них использовать эти… подушки или как там их называют. Им место в спальне или когда рядом девицы, но чтобы при обсуждении чего-то важного… И как только вы, Стефан, умудрились привыкнуть настолько, что это стало столь непринуждённым.