Осьминог

– Ну что вы… – Александр привстал со своего места и осторожно обнял ее. Вместо того чтобы отстраниться, она прижалась к нему, не убирая ладоней от лица. – Не нужно так говорить, Мацуи-сан.

Он обнял ее покрепче. От начинавших седеть, но еще густых и блестящих волос хозяйки пахло дешевым шампунем.

Утром дождь, как и предсказывал Кисё, снова зарядил, но не в полную силу, да и ветра почти не было, хотя, если запрокинуть голову, можно было увидеть, как быстро движется по небу сплошная пелена тяжелых сизых облаков. Изуми дала Александру большой прозрачный зонт из тех, что выставляют для посетителей в отелях и крупных магазинах. В центре купола полиэстер немного прохудился, и через отверстие просачивалась вода. Александр сделал несколько шагов вдоль по улице и остановился, раздумывая, не стоит ли все-таки остаться сегодня дома, и побрел дальше. Ночью Изуми после всего разревелась, уткнувшись лицом в подушку, и он рассеянно гладил ее по спине и говорил ей какие-то ничего не значащие слова утешения на японском и русском, благо женщина все равно его не слушала. Утром, хлопоча на кухне в фартуке с большими красными камелиями, она молчала и всякий раз со вздохом отворачивалась или отвечала какой-нибудь стандартной вежливой фразой, стоило Александру к ней обратиться. Он рассеянно ковырял палочками тамагояки [54] и наконец не выдержал:

54

или – свернутый в рулетик японский омлет, обычно сладкий или пряный на вкус.

– Мацуи-сан, да что в этом такого… в конце концов, вы же свободная женщина!

Изуми вздрогнула и уронила на пол керамическую чашу-тяван [55] с изображением волн, которую держала в руках. Чаша разлетелась вдребезги.

– А-а, да как же так… – Она прикрыла рот ладонью.

– Не огорчайтесь, у нас в России говорят, это к счастью.

– К счастью, скажете тоже… – Хозяйка опустилась на колени и принялась собирать осколки.

– Мацуи-сан…

– Что бы сказал мой Рику [56] , если бы узнал, что его Изуми так обошлась с его памятью. – Крупные осколки она уже собрала, но продолжала стоять на коленях и выискивать по полу мелочь, которую легко можно было смести шваброй. – Что бы он сказал… какой позор…

55

 – чайная чашка в форме пиалы. Существует японская поговорка (ковасита тяван о цуйдэ миру), означающая буквально «пытаться склеить разбитый тяван/разбитую чашку», то есть «горевать о непоправимом».

56

, состоит из иероглифов «прохлада/свежий ветер» и «девять», в данном случае не несущего смысловой нагрузки и служащего фонетиком «ку».

– Вы говорите так, будто совершили преступление, Мацуи-сан. Вы ведь всего лишь уронили старый тяван.

Она покачала головой:

– Этот тяван Рику подарил мне сразу после нашей свадьбы, Арэкусандору-сан. Мы ездили в свадебное путешествие в Киото, там в квартале Гион много лавочек, в которых продается местная керамика. Вообще-то Гион – это квартал гейш, там и сейчас можно встретить молоденьких майко [57] в ярких кимоно и с красивыми прическами. Такие они хорошенькие, Арэкусандору-сан, как только что распустившиеся цветы в погожий весенний денек… но мой Рику совсем не обращал на них внимания, смотрел только на меня, обыкновенную женщину, я и тогда ведь была самой обыкновенной, да и одевалась скромно – в ученицы гейши меня бы точно не взяли. – Она грустно улыбнулась. – В одной из лавочек возле храма Киёмидзу-дэра [58] Рику выбрал для меня подарок – тяван с нарисованными волнами. Помню, он сказал тогда: мы ведь живем на острове, моя Изуми, так что, куда ни пойди, всюду у нас берег моря, пусть и дома у нас тоже будет морское побережье, нужно быть благодарными судьбе за все, чем она нас одаривает. Я к этому тявану подобрала тарелочку для вагаси [59] и подставку для венчика, которым взбивают маття. Тарелочка давно раскололась, еще Рику был жив, подставка куда-то затерялась, а теперь вот и тяван…

57

 – буквально «танцующее дитя», название учениц гейш, изначально принятое в Киото и Осаке, но употребляемое по всей Японии.

58

 – буддийский храмовый комплекс в районе Хигасияма города Киото, одна из основных его достопримечательностей. Полное название – Отовасан Киёмидзу-дэра .

59

 – традиционные японские сласти.

– А, соо нан дэс ка [60] … но, может быть…

– Как же так… как же так получилось…

– Послушайте, Мацуи-сан…

– Арэкусандору-сан, разве вы не понимаете. – Изуми, похоже, снова собиралась заплакать. – Это ведь мой Рику на том свете на меня рассердился за то, что я предала его, вот подаренный им тяван и выскользнул у меня из рук.

– Может быть, его еще можно склеить? Я бы мог попробовать, Мацуи-сан… хотите?

Она покачала головой, стоя на коленях и прижимая к груди пригоршни осколков, так что Александр испугался, что она может поранить себе ладони, и тихо ответила:

60

…… – Вот как…/Вот оно как… (может иметь как утвердительную, так и вопросительную интонационную окраску).

– Спасибо вам, Арэкусандору-сан, но этот тяван уже нельзя склеить, столько маленьких осколков… если бы он только раскололся надвое, а ведь он разбился вдребезги, как будто они ударил по нему своей колотушкой. Такие маленькие осколки, кто бы мог подумать, что в Гионе делают такую хрупкую керамику.

– Мацуи-сан… – Он вздохнул. – Ладно, Мацуи-сан, я… наверное, мне лучше уйти.

Она кивнула, медленно поднялась, придерживаясь рукой за край кухонного стола, бережно ссыпала осколки тявана в карман фартука и сходила за зонтом. Только на пороге, выйдя закрыть за Александром дверь, она наконец подняла голову:

– Вы ведь даже завтрак свой не съели, Арэкусандору-сан.

– Ничего, я в городе перекушу. – Он осторожно дотронулся до ее плеча: – Об этом не беспокойтесь.

Он остановился возле кафе «Анко» [61] («самые вкусные якитори [62] на всем побережье и большой выбор напитков») и рассеянно уставился на желтый кленовый лист, плававший в луже у входа. Стоило тащиться за восемь тысяч километров, чтобы все было точно так же, как дома, разве что в России мороженое не посыпают изредка мелкой вяленой рыбой и двери делают не раздвижные, а на петлях. На обтрепанной шторе-норэн [63] , закрывавшей дверной проем, был намалеван черной краской сам анко: из-за ветра казалось, что он плывет в пронизанном дождем воздухе, широко разевая зубастую пасть. Спустя несколько секунд из-за норэна выглянул молодой японец – очевидно, повар – и с любопытством уставился на Александра, раздумывая, как к нему обратиться.

61

«Морской чёрт».

62

или (буквально «жареная птица») – японское блюдо из кусочков курицы, в том числе кожи, хрящей и потрохов, поджаренных над углями на бамбуковых шампурах. Соответственно, якитория – «лавка, в которой готовят/подают якитори».

63

или – традиционный прямоугольный занавес, который вешают для отделения пространства в комнате или в дверном проеме, а также для удержания теплого воздуха внутри помещения. Чаще всего норэн можно встретить перед входами в магазины, рестораны и питейные заведения, при этом на норэне обычно изображается торговый знак предприятия.

– Я говорю по-японски, – сказал Александр. – Коннитива [64] .

– Ого! – Глаза у парня, и без того большие, стали почти круглыми. – Не каждый день встретишь иностранца, который еще и в совершенстве знает японский!

– Ну я не то чтобы в совершенстве…

– Вы сами-то откуда?

– Из России.

– Ого-о! Из Росси-и! – На японца эта информация, похоже, не произвела особенного впечатления, но из вежливости он изобразил удивление. – Погода-то сегодня ничего себе, а? Зайдите, пожалуйста, перекусите и согрейтесь.

64

либо , «Добрый день» (буквально «этот день»).

– Да я как-то… – Смутился Александр. По правде сказать, он думал пойти в «Тако» – не столько потому, что хотелось есть, сколько побеседовать еще с Кисё – он и сам не знал, зачем ему это было нужно.

– Да ладно! – Парень из «Анко» явно не собирался упускать единственного утреннего посетителя. – Тут до ближайшего кафе идти два квартала, вы промокнете до нитки, зонт ведь только волосы и плечи спасает. Хоть кофе выпейте.

– Ну… хорошо. – Александр улыбнулся и сложил зонт: на голову ему сразу посыпались мелкие холодные капли. Молодой японец тотчас оказался подле него, забрал зонт и поставил его в большой глиняный кувшин у входа. У основания кувшина была трещина, из которой вытекала вода, а рядом с ним притулилась статуэтка тануки с глупой улыбающейся физиономией – от ее вида настроение у Александра немного улучшилось.

– Вот и правильно. Говорил же, никакого толку от этих зонтов. Заходите-заходите! – Он зашел первым и придержал для Александра норэн.

Внутри оказалось довольно большое погруженное в приятный полумрак помещение с несколькими котацу [65] и традиционными подушечками-дзабутонами вместо стульев. У дальней стены располагалась открытая кухня с барной стойкой, над которой в качестве украшения были развешаны картины со сценами из рыбацкой жизни. На двух или трех из них тоже шел дождь. Кроме Александра, посетителей в якитории действительно не было.

65

, или – традиционный низкий деревянный каркас стола, накрытый матрацем-футоном или тяжелым одеялом, на который сверху положена столешница. Под столешницей располагается источник тепла, в прежние времена – горячие угли, сейчас – электрообогреватель. Японцы часто в шутку замечают, что котацу – очень вредный предмет мебели, поскольку, стоит сесть за него и спрятать ноги под теплое одеяло, делать уже решительно ничего не хочется, и можно просидеть за котацу весь день напролет. Обычно вокруг котацу кладутся плоские подушечки-дзабутоны или ставятся стулья на манер европейских, но без ножек.

– Ну вот, присаживайтесь, где вам больше нравится. – Парень уже был за стойкой и заваривал для Александра кофе. – Воду со льдом не предлагаю, думаю, воды вам и так было на сегодня достаточно. – Он ухмыльнулся своей удачной шутке. – Моя мама всегда говорит, что в такую погоду те, кто погибли в море, выходят на сушу, чтобы навестить своих родных.

Александр почувствовал, как по его спине поползли мурашки.

– Это что, примета такая?

– Примета? – Удивился парень. – Да нет, какая там примета, просто женские разговоры. Якитори будете? У нас самые вкусные на всем побережье, хотя, по правде сказать, мы на всем побережье единственные их и готовим. – Он рассмеялся и потрепал ладонью волосы на затылке. – Ну так как?

– Давайте парочку… – Александр помолчал. – А что, у вас здесь часто люди гибнут в море?

– Часто? Да нет, не то чтобы часто. – Японец задумался на мгновение. – Раньше-то, ну, во времена наших бабушек и дедушек, чаще гибли, а сейчас это большая редкость, чтобы кто-то утонул. Но сами знаете, женщин хлебом не корми, а дай о чем-нибудь посудачить, вот и болтают, кто во что горазд. – Говоря, он ловко нанизывал кусочки курицы на бамбуковые шпажки. – Уж если с кем что случится, снастью там поранится или еще что, пересудов будет на несколько дней, что да как, ну и обязательно кто-нибудь скажет, что слава богу, не началось заражение, а то ведь могли и палец оттяпать за здорово живешь. Тут один студент заезжий как-то потерялся, так чего только не говорили, ну вплоть до того, что он утонул или что его духи утащили в овраг – ээ, да у нас островок-то весь не больше татами [66] , откуда здесь взяться привидениям! А парень просто напился на радостях, что сдал все экзамены, ну и уснул в зарослях возле оврага – только на третьи сутки проспался. Там травы по пояс, вот его и не нашли, а болтовни было, как в «Асахи Симбун» [67] по поводу роспуска парламента. Да уж, болтать наши горазды… повезло мне, что моя Михо не такая.

66

 – традиционные толстые (5 см) тростниковые маты, обшитые по длинным краям тканью, укладываемые на пол. В Японии до сих пор измеряют площадь помещений в татами; размер одного татами составляет 95,5x191 см (в Западной Японии) и 88x176 см (в Токио и Восточной Японии).

67

The Asahi Shimbun ( или , буквально «газета «Утреннее солнце») – национальная японская газета, выходит дважды в день с 1879 года.