Основатель

— Прости, что не приходил так долго, — рассеянно сказал Основатель, заходя внутрь и настороженно оглядываясь. — Надо было разобраться с кое-какими делами.

Внешне ничего не изменилось. Только исчезли флаги с гербами кланов, спускавшиеся раньше с перил верхней галереи. Но так же темнел кадверцианский крест на гладком полу, и серебрились полосы света, льющиеся из открытых окон.

Однако все вокруг казалось плывущим, смазанным, так же, как и мысли Кристофа. Тени лежали не там, где им полагалось, стены выглядели перекошенными, неустойчивыми. В воздухе витали странные незнакомые ароматы, слышались приглушенные звуки. То ли пение, то ли свист ветра.

Краем глаза Атум постоянно видел движение чьих-то неуловимых силуэтов, но едва поворачивал голову, не мог разглядеть ничего необычного.

— Ты один?

— Один. — Кадаверциан сделал приглашающий жест в сторону гостиной и прошел следом за гостем.

Основатель окинул взглядом египетские статуи в углах комнаты, горящий камин и темные гобелены на стенах. Здесь все было более-менее стабильно.

Он опустился в удобное кресло и внимательнее посмотрел на колдуна, подбрасывающего в огонь новое полено.

— Ты плохо выглядишь, Кристоф. Так же, как и твой дом.

Кадаверциан сел напротив гостя, и на его лице, освещенном ярким светом пламени, стали заметнее фиолетовые круги вокруг запавших, покрасневших глаз, ввалившиеся щеки, продольные морщины на лбу.

— Что случилось?

— Ничего особенного, — отозвался тот небрежно, но даже его усмешка, которую так хорошо помнил Дарэл, показалась Основателю смазанной. — Проклятие клана Иллюзий.

Услышав ненавистное название, Атум почувствовал пока еще отдаленный всплеск злости.

— Я так и понял. Что им было нужно от тебя?

— Мне от них. Информация, — уточнил Кристоф, и в его мыслях, затянутых туманом усталости, мелькнули смутные воспоминания о непрерывно меняющемся доме Иноканоана. — Мой учитель был не слишком откровенен со мной.

В комнату медленно вплыло зеленое облако, превратилось в длинную полосу дыма и обвилось вокруг статуи Сета. Повисело некоторое время, потом обрело форму полуобнаженной девушки с длинными черными волосами и неторопливо ушло сквозь стену.

Кристоф равнодушно проводил ее взглядом, а Атум, переставший удивляться чему бы то ни было, невозмутимо продолжил беседу:

— О чем же ты хотел узнать у этих сдвинувшихся малолетних мерзавцев?!

— Об Основателе.

Некромант улыбнулся, как будто предчувствуя дальнейшую реакцию собеседника. А тот застыл с открытым от изумления и негодования ртом. Потом рассмеялся, но тут же резко оборвал смех.

— А ты не мог получить интересующие тебя знания от кого-то другого? Менее наглого и безумного?

— Никто не мог сказать ничего полезного. — Кристоф устало провел обеими руками по лицу. — Гин-чи-най постарались скрыть настоящие сведения.

Услышав второе ненавистное слово, Атум едва сдержался, чтобы не зарычать от ярости.

— И что тебе пришлось отдать за сведения о том, что Основатель — безумный убийца с мозгами набекрень?

— Свои сны.

Сначала Атуму показалось, что он ослышался. Но тут же он увидел в мыслях Кристофа подтверждение этих слов.

— Подожди. — Основатель придвинулся вперед, ближе к некроманту, вместе со своим креслом. — Повторим еще раз. Ты пошел к лигаментиа для того, чтобы получить информацию о создателе всех кровных братьев? Причем заведомо ложную. И отдал за это свои сны?! Кристоф, извини меня, но ты… я не могу найти достойного определения твоей… неразумности. И сколько времени ты не спал?

Теперь рассмеялся колдун, его тусклые глаза сверкнули прежней зеленью:

— Не так долго.

— Не так долго для того, чтобы не начать сходить с ума?!

Атум саркастически хмыкнул. Вряд ли кадаверциан знал, что, отдавая свои сны лигаментиа, перестанет их видеть и соответственно спать. Вернее, перестанет отличать реальность от мира сновидений. Не сможет понять, когда бодрствует, а когда погружается в пространство кошмаров и прекрасных видений. И откроет им дорогу в свою реальность.

Теперь Основателю стало окончательно ясно, что происходит с домом некроманта и с ним самим.

— Слишком высокая плата, — сказал Атум негромко.

— В этом мире все стоит недешево. — Кристоф провел по глазам тыльной стороной ладони, словно пытаясь смыть с них многодневную усталость.

До гостя кадаверциана долетел отголосок мысли колдуна о том, что ему пришлось выбрать между собственными сновидениями и Крестом Основателя. Первое показалось не таким уж важным. Второе он посчитал нужным для защиты своего клана.

— Защита клана! — воскликнул Атум со всем возможным презрением. — Проведи меня в мир кадаверциан, и я навырезаю тебе из основного креста сколько угодно таких защит. Ты сможешь вызывать не только Битах, но ее братьев, сестер и внучатых племянников. Основателю… — Он запнулся и бросил играть в недомолвки. — Мне гораздо важнее ты сам. Твоя цельная личность со всеми снами, воспоминаниями, желаниями и привязанностями.

Левая рука Кристофа засветилась вдруг мягким зеленым светом. Атум почувствовал в воздухе легкий аромат аниса, а в мыслях кадаверциана — настороженную сосредоточенность. Если можно было предположить, что сначала он надеялся, будто перед ним может быть настоящий Дарэл, то именно теперь его сомнения должны были окончательно рассеяться.

— Я знаю, что говорят обо мне, — усмехнулся Основатель в ответ на его напряжение, — что говорили. Сумасшедший убийца, злобное чудовище… — Он поднялся и принялся расхаживать по комнате под пристальным взглядом колдуна. — Не отрицаю, может быть, в чем-то они правы. Ну а если посмотреть на всех, кто живет в этом мире?

Атум остановился перед статуей сидящего Анубиса и погладил его по острым ушам.

— Яне убиваю людей и даже не пью их кровь. Им вообще все равно, есть я или нет. Для них чудовища — вы, каждый из кровных братьев. А с точки зрения животных, это смертные — жестокие твари, душегубы. Все зависит от того, с какой ступени смотреть.

— Как поживает Дарэл? — неожиданно прозвучал у него за спиной ровный голос.

Неизбежный вопрос. Основатель усмехнулся, взял статую за оба уха и прижался лбом к ее холодному лбу.

— Никак. Ты-то должен знать. Вселение новой сущности неизбежно уничтожает прежнюю. Извини, — добавил он, глядя в глаза Анубису, и выпустил его.

Каменный шакал протяжно зевнул, демонстрируя длинные клыки и загнутый язык, лениво тряхнул головой, улегся на пол, вытянув лапы, и снова застыл.

— Извини, — повторил Атум, — я испортил твою статую.