Основатели

— Не приманивай его, — сказала Реувен.

Пес заметил сухарь и жадно на него уставился, но не подошел — трусил.

— У нас самих скоро не останется еды, а ты раздаешь ее собакам, — фыркнул Элазар.

Потрясенные, они стояли перед потемневшим от копоти столбом и рассматривали обгоревшие останки безымянной женщины. Сама по себе смерть ни для кого из них не была в новинку — но здесь их глазам открылось нечто иное, нечто необъяснимое в своей жестокости и оттого пугающее.

— Они казнили человека, — задумчиво проговорила Реувен. — Сожгли заживо. Но почему? Разве смердам дозволено устраивать казни?

— Не дозволено, — сказал Элазар. — И если они ее сожгли, то где поленья или вязанки хвороста? Должны были остаться хотя бы головешки.

— Она была ведьмой, — раздался позади них слабый голос.

Это был голос словно из потустороннего мира — во всяком случае, так показалось Элазару и его спутникам. Элазар и Реувен обернулись, молниеносно выхватив палочки; Годрик обнажил меч. Они замерли, вглядываясь в сумрак, и поначалу никого не увидели; но через несколько мгновений в густой тени одного из домов различили человека. Он сидел на земле, прислонившись к стене — так, словно уже не мог подняться.

— Она была ведьмой, — повторил он, с трудом приподнимая руку и указывая на сожженную. — Это она прокляла нас, обрекла на мучительную смерть — так сказал тот проповедник, что был здесь недавно. Он узнал это по тому, что она единственная из всей деревни не заразилась. Ноэл из Лонгботтома — так звали того монаха. Он сжег ведьму и ушел. Мы — те, кто еще остался жив, — надеялись, что с ее смертью исчезнет и наша хворь, но мы ошибались. Люди запирались в домах, уповая, что болезнь их минует, но проклятие не остановить замками и засовами… В конце концов Костлявая забрала всю мою паству. Я ходил из дома в дом, утешая страждущих и отпуская им грехи, пока мог держаться на ногах…

Элазар произнес заклинание, и умирающий свет солнца захлестнуло колдовское сияние. Теперь они смогли разглядеть, что человек одет как священник и что на шее у него темнеют вздутия, сочащиеся какой-то вязкой жидкостью.

— Чума, — выдохнул Элазар и прикрыл лицо рукавом.

— Дьявол, — Годрик тоже закрыл рукой нос и рот. — Видал я такое в сарацинских землях — даже нехристям не пожелаешь; вот уж не думал, что Черная Смерть и сюда доберется. Этого еще недоставало. Чуяло мое сердце, что не следовало нам заходить в эту треклятую деревню!

— Вот что за запах мы почувствовали — зловоние гниющих тел, — поняла Реувен. — Жители деревни заперлись в своих домах, чтобы пережить эпидемию; но они уже были больны и больше не вышли. Они умерли там, а их тела начали разлагаться… Скорее уйдем отсюда, пока гибельные миазмы чумных тел не сгубили и нас.

Не оглядываясь на испускающего дух священника, они бросились вон из деревни. Элазар жестоко погонял одра, Бени почти бежал, а Годрик изо всех сил старался не дышать. Закат уже залил небо багрянцем, и беглецам, чьи глаза были затуманены страхом, деревня виделась затопленной кровью. Не чуя ног под собой они вырвались, наконец, из гнездилища Смерти и не сбавляя шагу двинулись по дороге, желая уйти от зачумленной деревни как можно дальше. Вдруг Бени воскликнул:

— Послушайте! А где мастер Гринготт?

Путники растерянно поглядели друг на друга.

— Должно быть, он отстал от нас, когда мы покидали деревню, — сказала Реувен.

— Я ни за какие сокровища не вернусь в это чумное место — тем более, ради гоблина, — поспешно проговорил Годрик.

— Я тоже, — кивнул Элазар. — Мы и без того дышали миазмами чумы опасно долго. Если представитель Гринготтов отстал от нас — тем лучше, — и едва Элазар произнес это, как Морхозий появился у него за спиной словно по волшебству.

Годрик развел руками.

— Вот те на! Ты где пропадал, ушастый нечестивец? Поглядите, — он со смехом ткнул в Морхозия пальцем, — у всего гоблинского племени горб растет сзади, а у этого спереди вырос!

И правда, у Морхозия за пазухой проступали очертания чего-то округлого. Это оказалась голова сыра — гоблин вытащил ее и впился в сыр своими острыми зубами.

— Уж не в чумной ли деревне ты разжился этим сыром, окаянный?! — ужаснулся Годрик. — Ты что, хочешь закончить как тот бедолага-священник?!

Морхозий как ни в чем не бывало продолжал уписывать сыр.

— Гоблинов чума не берет, — сообщил он с важностью.

— Верно… Они ее только разносят, — пробормотал Элазар себе под нос. Какое-то время, пока Гринготта не было, Элазар позволил себе лелеять надежду, что тот больше не вернется; и, когда гоблин вновь объявился среди них, Элазар испытал разочарование.

— Как вы думаете, — произнесла Реувен, ни к кому, по сути, не обращаясь, — чуму и в самом деле наслала та ведьма? Если она настолько могущественна, то почему позволила монаху схватить ее и казнить? О, всемилостивый Боже! — вдруг ахнула Реувен. — Ноэл из Лонгботтома побывал в той деревне! Как он там оказался?! В том же месте, почти в то же время, что и мы с вами!

— А может, Ноэл из Лонгботтома побывал здесь еще до того, как пришел в наш квартал? Может, он сжег ведьму по дороге в Лондон? — робко спросил Бени.

Годрик мотнул головой.

— Такого никак не может быть, — возразил он. — Повидал я чумных на Востоке — если уж на теле повылазила чума, то самое время петь самому себе отходную: дольше шести дней ты ни за что не протянешь. А священник сказал, что, когда этот бесноватый монах к ним явился, в деревне все уже крепко занедужили — кроме той ведьмы — и сам священник тогда уже был хворый. Однако же мы с вами застали его еще живым, хоть и на последнем издыхании.

— Логично предположить, что с того дня, когда Ноэл из Лонгботтома устроил расправу над ведьмой в деревне, прошло не более шести дней, — заключила Реувен. — Даже если бы Ноэл со своими приспешниками проделал путь от деревни до Лондона за шесть дней, к этим дням нужно еще прибавить те дни, которые мы сами потратили на дорогу сюда (ведь мы вышли в путь уже после того, как Ноэл пришел в Лондон). Следовательно, мы не застали бы священника в живых, если бы Ноэл побывал здесь до погрома в нашем квартале.

— Вот-вот, об этом я и толкую, — сказал Годрик. — Уж на пальцах-то рук я умею сосчитать; а если что, у меня и на ногах пальцы имеются! — попытался он пошутить, чтобы не подать виду, что тоже встревожен.

Элазар остановился, ошеломленный внезапным подозрением. Прежде все его мысли занимала страшная картина чумного запустения, увиденного ими в деревне, и он почти не обратил внимания на бормотание священника о Ноэле из Лонгботтома. Теперь же его словно громом поразило:

— То есть, вы хотите сказать, что Ноэл… возможно… выслеживает нас?