Основатели

— А ты, непогрешимый судия Эшбаал бен Барзилай, ответствуй мне, — Реувен пыталась удержать отца, но тщетно — тот продолжал: — Ответствуй, чем тебя наградил Господь за твою праведность? — сквибом в твоем роду!

Эшбаал бен Барзилай переменился в лице.

— Неразумно продолжать этот пустой разговор, почтенные маги, — сухо произнес Блэк, на этот раз сделав вид, что не замечает не только Реувен, но и ее отца. — Община и без того уже пожертвовала частью своих богатств, преподнеся дары епископу в обмен на его бенефиции. Нам нет нужды облегчать свои кошели ради возмутительного по своей дерзости и смехотворного по своим выгодам предприятия Салазара Слизерина. Пусть почтенный учитель Абигдор (если он и вправду готов, вопреки здравому смыслу, во всем поддерживать свою незамужнюю дочь и пасынка-выкреста) сам отыскивает средства на поездку в этот их Аргайл, — последнее слово желчный старик произнес со всем презрением, на какое только был способен.

Почтенные маги повернулись и двинулись прочь, стуча посохами и гортанно переговариваясь вполголоса. Ими всё еще владело возмущение. Им не понравилось, что самонадеянный «юнец» Элазар посмел явиться к ним безо всякого раскаяния — да еще и отвлек их от торговли, интриг и привычного течения жизни картинами далекой дикой земли, где маги и немаги живут в мире и добрососедстве, как в те первобытные времена, когда праотцы Блэка, Шафика, Слагхорна и Пруэтта пасли свои стада и постигали таинства магии в беседах с Господом и его ангелами.

Уязвленные, почтенные маги покинули бейт-кнесет — внутри остались лишь Элазар, Реувен и ее отец… и малорослый человек, до поры до времени стоявший в стороне от светильников, скрываясь в тени — да так искусно, что никто из магов не замечал его, пока он сам не пожелал выйти на свет. Были ли в том замешаны чары или одно только великолепно отточенное умение казаться незаметным — кто знает? Ничто нельзя сказать наверняка, если уж речь идет о гоблине — а незнакомец, которого поначалу можно было принять за малорослого человека, был именно гоблином. И не просто гоблином, а самим Леви Гринготтом, знаменитым Левиафаном Гринготтом из семейства самых богатых, самых оборотистых и самых беспринципных ростовщиков Лондона. Он был ненамного ниже невысокого Элазара и совсем не походил на тех кровожадных гоблинов, что еще обитают в дремучих чащобах и, сбившись в разбойничьи банды, нападают на путников. Нет, будь Леви Гринготт человеком-магглом, его сочли бы не красавцем, но и не уродом — а уж в сравнении с чистокровными магами он вообще представал далеко не самым худшим обитателем квартала волшебников. Глаза Леви Гринготта были маленькими, желтыми и колючими, нос — прямо-таки огромным, зубы — острыми, а странно удлиненные кисти рук и длинные ловкие пальцы казались созданными исключительно для того, чтобы пересчитывать монеты. Эти пальцы, длинные и когтистые, беспрерывно шевелились, будто бы Левиафан Гринготт даже сейчас, в бейт-кнесете, продолжал мысленно перебирать свое золото.

— Господин Элазар, — произнес Гринготт скрипучим, как у всех гоблинов, голосом. — Наша семья заинтересована в вашем предприятии.

Элазар, Реувен и ее отец воззрились на Леви Гринготта, не веря собственным ушам.

— Наша семья предоставит ссуду в размере шести галлеонов, двенадцати сиклей и двадцати четырех кнатов под залог вашего имущества, — как ни в чем не бывало продолжал Гринготт. Он говорил с едва заметным акцентом — отголоском скрежещущего гоблинского языка, гоббледука, уже почти позабытого лондонскими гоблинами, — и каждую фразу произносил с вопросительной интонацией.

Учитель Абигдор изумленно развел руками.

— Это весьма неожиданно, мастер Гринготт, — сказал он (гоблинов было принято по-прежнему величать «мастерами», хотя большинство гоблинских семей уже давно не занималось ни кузнечным, ни ювелирным делом), — если учесть, что еще не так давно вы отказывали мне даже в самой крохотной ссуде.

Гринготт наклонил несоразмерно большую для его тела голову.

— Всё верно, учитель Абигдор, — ответил он. — Наша семья отказала вам, когда вы испросили ссуду на устроительство нового бейт-мидраша. Мы сочли ваше предприятие неинтересным для нас. Как вы знаете, мы обучаем наших отпрысков в семье, дабы сохранить секреты нашей магии, и не можем поддержать того, кто стремится сорвать с них покров тайны. Как и многие другие, мы осуждаем ваше желание обучать нашей магии магглорожденных. Кроме того, всё, что вы предложили нам в качестве залога, не представляет для нас ценности, — заключил Гринготт деловым тоном.

— Что же вы хотите получить в залог, если не имущество моего отца? — хмуро спросила Реувен. Она пообещала себе быть настороже, ведь от гоблина, а особенно от Левиафана Гринготта, добра ждать не приходится.

Гринготт пошевелил своими паучьими пальцами.

— Мы хотим вот это, — и он указал на золотой медальон, висевший на шее у Элазара.

Этот медальон, с выгравированным на крышке змеем, заглатывающим свой хвост, — алхимическим символом — Элазар унаследовал от своего отца. Змей Уроборос как будто свидетельствовал о том, что в медальоне скрыт ключ к созданию философского камня; но ни отец Элазара, ни он сам так и не смогли открыть медальон. Элазар надел его, заменив им распятие, чтобы напомнить собравшимся в бейт-кнесете о своем отце, выдающемся алхимике; до того, как Гринготт заговорил о медальоне, Элазар и не подозревал, что тот обладает какой-то ценностью, кроме ценности самого золота.

— Этот медальон бесценен, — быстро сориентировался Элазар. — Он достался мне от моего отца, великого алхимика, а ему — от его отца. Я не стану закладывать реликвию нашего рода ради суммы меньшей, чем двенадцать галлеонов.

Гринготт прищурил глаза, словно довольный кот: начинался торг, а гоблины любили торговаться.

— От лица нашей семьи могу заверить вас в том, что мы обеспечим сохранность вашего имущества до тех пор, пока вы не пожелаете его выкупить… или не просрочите выплату долга, — проскрипел он. — Вы отдаете ваш медальон не насовсем, а лишь… если можно так выразиться… на хранение. Шесть галлеонов и восемнадцать сиклей, господин Элазар.

У Элазара заколотилось сердце. Он не знал, для чего Гринготту понадобился его медальон, но теперь, когда Элазар подозревал, что отцовский медальон со змеем не просто дорогое украшение, он боялся продешевить.

— Восемь галлеонов, — сказал он. — Эта вещь дорога моему сердцу как память о безвременно ушедшем отце.

Глаза Гринготта уже напоминали узкие желтые щелки.

— Семь галлеонов, господин Элазар, и ни кнатом больше, — почти проворковал он. — Это мое последнее слово. Разумеется, если вас не удовлетворяет наша цена, вы можете попытать счастья у Бецалела Боргина с Ночного рынка, скупщика краденого… Но, полагаю, вы понимаете, что он едва ли предложит вам больше трех сиклей.

Гринготт был прав — и Реувен, наконец, решилась.

— Хорошо, мастер Гринготт, — сказала она, выступая вперед. — Мы согласны.

========== Глава 3. Ноэл из Лонгботтома ==========

Реувен и Элазар были в подземном хранилище иешивы, когда это случилось.

Ровное пламя свечей из хорошего воска, которые отец Реувен использовал, когда работал со своими свитками, освещало каменные стены и низкий сводчатый потолок подземелья. Подземные галереи, соединенные одна с другой арками, уводили от дома учителя Абигдора, сообщаясь с домами других волшебников. Развитая и весьма сложная система — а вернее, хаос — тайных ходов пронизывала весь квартал волшебников и тянулась далеко за его пределы. Здесь богатые магические семьи прятали свои богатства, а Абигдор бен Раван хранил самое ценное, чем обладал, — сокровенные знания. И сейчас, склонившись над разверстыми пастями сундуков — библиотекой колдовской мудрости, сравнимой, быть может, лишь со знаменитой Александрийской библиотекой, — Реувен и Элазар полушепотом спорили, какие манускрипты должно взять с собой.

— Я не разделяю твоего пренебрежительного отношения ко всем искусствам, кроме алхимии и медицины, Элазар, — Реувен потеряла терпение. — Четыре математические науки — нумерология, трансфигурация, геометрия и астрология — входят в квадривиум, и ты не вправе ломать существующий порядок обучения лишь по собственному капризу.

Элазар, не отрываясь от своего занятия — он торопливо укладывал в сумы книги и свитки, — возразил:

— Пойми, Реувен, я не меньше твоего желаю взять с собою всё, что собрал здесь и сохранил твой отец и его предшественники. Но унести всю библиотеку попросту невозможно. Мы должны тщательно всё обдумать и решить, какие магические тексты наиболее важны для нас.

Реувен взглянула на свиток, в который Элазар как раз вцепился.

— Список «Изумрудной скрижали Гермеса»? — узнала она. — В нем не содержится ничего, кроме туманных указаний по созданию философского камня — и тем не менее ты полагаешь его необходимым для бейт-мидраша? Эли, твоя одержимость красной тинктурой сейчас неуместна. Мы пришли сюда, чтобы собраться в дорогу, а не помочь тебе ограбить библиотеку моего отца.

Элазар обратил к Реувен взгляд, полный страдания (что не помешало ему все-таки сунуть «Изумрудную скрижаль» в суму).