Основной инстинкт
Шрифт:
Все это обещало Верке стабильность существования и независимость от работоспособности своего тела.
Она не стремилась к тому, чтобы получить от своих денег как можно больше, гораздо важнее для нее была стабильность дохода. Она нашла правильный тон поведения с сотрудниками фирмы, подыскала для нее директора, которому, как ей показалось, она могла доверять, и поставила единственное условие – выплачивать ей определенную сумму прибыли, остальное можно использовать на развитие и заработную плату. Условия коллектив и директора вполне устроили.
Поэтому в самой фирме она появлялась чрезвычайно редко, только когда ее присутствие было необходимо для решения каких-то вопросов, относящихся к компетенции учредителей.
Вера превратилась в типичную московскую женщину – свободную и независимую, удовлетворенную своей жизнью и внешностью, лишенную комплексов и держащую в тайне, откуда у нее взялись деньги. Впрочем, москвичи никогда не задают таких вопросов в лоб, поскольку почти у каждого есть какие-то свои секреты, обнародовать которые он не собирается. Это называется тайна происхождения первоначального капитала, одна из наиболее ревностно охраняемых тайн.
В Ховрине никто не знал, что Верка проститутка. Она не заводила там тесных знакомств с соседями, не рассказывала о себе почти ничего. Кто-то был уверен, что она работает секретаршей директора крупной фирмы, кто-то считал ее менеджером рекламного агентства, кто-то принимал за содержанку удачливого бизнесмена. Вера не разрушала ни одну из этих легенд, никому не открывая правды. Ее вполне устраивало то уважение, с которым относились к ней все, кто в эти легенды верил.
И только там, где прошло ее детство и первые годы работы, в Парке, ее социальный имидж не изменился. Как была она «Веркой из парка», проституткой, дочерью проститутки, так ею и осталась. Это было уже навечно, до самой смерти.
Очень скоро ежедневная доза стала для ее матери жизненной необходимостью. Клиенты исчезли, а вместе с ними исчез и стимул держаться за жизнь. Она сдавала на глазах и за пару недель довела себя до того, что уже перестала выходить из дома. Все проблемы по приобретению наркотиков легли на Веру, которая, как ни брыкалась, отказать матери не могла, особенно видя, как ее корчит без очередной дозы. Мать попала в полную зависимость от Веры, и это ее страшно раздражало, а когда она слегла окончательно, раздражение перешло в ненависть. Руки дрожали, она не могла попасть себе в вену, и Верке приходилось ее колоть. В Верке для матери сконцентрировалось теперь все, что она ненавидела в жизни. Верка была молода и могла работать еще долгие годы. Мать невольно сравнивала себя с ней, и это приводило ее в бешенство.
Вера отвечала ей взаимностью. Не доходя до ненависти, она прочно держалась в состоянии раздражения, которое возникало при одной мысли о матери. Раздражение вызвано было многими причинами, но главная из них была та, что содержание матери требовало теперь расходов и они все возрастали по мере того, как у матери увеличивалась доза. Той прибыли, которую приносила фирма, перестало хватать. Пришлось возвращаться в Парк и водить клиентов в квартиру матери. Но откладывать деньги теперь уже не получалось.
Мать тащила ее за собой, заставляя повторять свою судьбу. Веру это не столько пугало, сколько вызывало у нее отчаянную скуку. У нее все чаще возникало желание предоставить мать саму себе, забыть о ней на пару недель и приехать тогда, когда все уже будет кончено. Но решиться на это она не могла и продолжала приходить каждый день, менять изгаженную постель, обмывать преющее тело и делать ей уколы в вены, на которых уже не осталось живого места. А кроме того, приходилось еще мотаться по Москве в поисках героина, и это отнимало не только кучу денег, но и огромное количество времени.
Может быть, и лучше было бы покончить с этими мучениями сразу, облегчив свою жизнь и фактически выполнив
желание матери, в глазах которой она все чаще читала мысль о смерти, но Вера продолжала поддерживать в матери угасающую жизнь, боясь сделать необратимый шаг. Что-то удерживало ее от такого шага, хотя она и не могла бы объяснить самой себе, что именно.Вера привыкла к странному сочетанию любви и ненависти, которое она испытывала к матери, и не могла теперь решиться разрушить его, боясь, что останется одно страдание. И она вновь и вновь возвращалась в квартиру матери, выслушивала ее стоны и проклятья и окуналась в ее ненависть ко всему миру и к ней самой, поскольку стала заменять для матери весь мир.
Героин неумолимо делал свое дело – убивал мать и разрушал Верин достаток, съедал большую часть ее бюджета. Долго так продолжаться не могло. Сделав укол матери, Вера с двойственным чувством смотрела, как у той по иссохшему лицу расплывается блаженная улыбка, и ей хотелось вновь набрать в шприц наркотик и сделать еще один укол, после которого мать больше не очнется. Но чувство родства с этим полутрупом сковывало ей руки словно стальными наручниками, мать была какой-то частью ее самой, и убийство матери стало бы для Веры самоубийством.
Вера прекрасно помнила рассказы матери о мужчинах и о том, каким должен быть настоящий мужчина, которых мать, по ее словам, перевидала за годы своей работы в Москве немало, но который Вере так ни разу и не встретился. Это было еще одним постоянным источником ее душевного дискомфорта. Не верить матери в том, что такие мужчины существуют, Вера не могла. Мать была для нее непререкаемым авторитетом во всем, что касалось взаимоотношений мужчин и женщин. Но и поверить в то, что такой мужчина не встретился ей до сих пор по чистой случайности, Вера тоже не могла, она чувствовала, что это было бы самообманом. И она терзала себя мыслями о том, что она какая-то неправильная женщина, что в ней есть какой-то дефект, из-за которого настоящие мужчины ее избегают, и ей приходится довольствоваться тем, что есть, закрывая в постели глаза и представляя, что она в руках того самого, истинного мужчины, который не раз являлся ей в воображении.
И тогда она чувствовала себя настоящей женщиной, частью идеальной пары. Она в какие-то моменты понимала даже, что такое любовь к мужчине. Но только до тех пор, пока опьянение обманом не проходило и она не осознавала, что лежит в постели с очередным слабым и жалким существом, которое лишь номинально может называться мужчиной. Ей встречались лишь самцы, а не вожаки, лишь солдаты, а не генералы, и она склонна была винить в этом саму себя.
Ее угнетала мысль о том, что она не сможет пережить тех мгновений, которые когда-то переживала ее мать в руках настоящего мужчины, не сможет довериться ему и почувствовать себя слабой и маленькой, не сможет отказаться от того, чтобы вновь одержать верх над мужчиной и не заставить его подчиниться ее воле. Это рождало в ней ощущение собственной неполноценности, и Вера жестоко страдала от этого ощущения. В такие моменты желание убить мать становилось настолько сильным, что Вера едва сдерживалась, чтобы не осуществить его. Она просто оставляла мать и уходила из квартиры, чтобы не поддаться искушению.
…Когда успокоенная героином мать перестала стонать, Вера вздохнула и поднялась со стоящего рядом с ее кроватью стула. Бессвязное бормотание начало затихать, мать вот-вот должна была заснуть.
«Хоть бы ты заснула навсегда! – подумала Вера. – Сколько можно меня мучить?»
Она поправила одеяло на груди матери и решила, что можно отдохнуть и ей. Она сидела возле матери уже минут десять, столько же готовила укол, за все это время из соседней комнаты до нее не донеслось ни звука. Мужчина, которого она привела с собой в эту квартиру, наверняка уже спал.