Основной инстинкт

И погода тоже приготовила сюрприз. На улицах Москвы пошел снег. Крупные хлопья почти застилали весь обзор, дворники едва справлялись, расчищая стекло. На дорогах не проедешь. Аварии блокировали большинство направлений. Очистительная техника старалась хоть немного расчистить падающий снег, стараясь лавировать между легковушками и внедорожниками.

Брюнетка сходу оценила ситуацию и вырулила на объездную дорогу. Она очень тепло попрощалась с Радовым перед тем, как сесть за руль, попыталась прижаться всем телом, но была вежливо остановлена мужчиной, что мне понравилось.

— Куда нам? — спросил Рей, когда мы влились в медленно двигающихся поток.

— Ты же сказал, что нам по пути, — подозрительно прищурилась на него.

— Я же не мог тебя отпустить в легкой куртке по такой погоде, — быстро нашелся с ответом Радов.

— Ты видел, что пошел снег и ничего мне не сказал? — осуждающе покачала головой.

Все теплые вещи остались в домике Михаила Петровича. Когда собирала сумку, побросала туда самое необходимое, не ожидая, что вскоре потребуются свитера, зимние кроссовки и пуховик.

— Ладно, сознаюсь, — примирительно произнес Радов, — В окно сегодня не смотрел. Просто хотел с тобой еще немного побыть.

Кинула на него полный изумление взгляд. Неужели он говорит правду, и ему в самом деле интересно проводить время рядом со мной, хотя только что улыбался знойной брюнетке? Он поймал мой взгляд и улыбнулся той самой очаровательно-завораживающей улыбкой, потом снял руку с рычага переключения скоростей и сжал ладонью мое колено. В этом жесте было так много: подтверждение его слов, признание в необходимости чувствовать рядом и согревающая поддержка в это холодное, осеннее утро с падающим, первым снегом. Положила свою руку сверху, и мы переплели пальцы.

Пробка замерла уже на несколько минут, позволяя не следить за дорогой и не отводить откровенного взгляда. Он потянулся ко мне, и я подалась вперед в ожидании поцелуя. Губы соприкоснулись, и мы жадно дарили и получали в ответ горячую ласку. Внутри разливалось желание, связывающее в узел внутренности от невозможности прямо сейчас удовлетворить свою настоятельную потребность принадлежать друг другу. И его ответ губами был столь же красноречив. Я сходила с ума, а он целовал с такой страстью, что сдерживать стонов уже не получалось.

Снег ложился на стекла, прилипал и отрезал от мира вокруг. Стоящие в пробке машины изнывали от бездействия, а мы не могли остановиться. Наши языки безумствовали, губы горели, как от огня, и нам было мало. Рей так умело целовал, что казалось он в состоянии довести до оргазма только одними своими губами. Всхлипнула, вспомнив, что сегодня ночью он именно так и сделал. Возбуждение становилось все сильнее. Нам необходимо было это прекратить, но сил на это не находилось.

Я услышала звук расстегиваемой молнии на своих джинсах. Этот не возможный человек воспользовался затуманенностью сознания и проник пальцами в место, где уже все горело от желания. Сжалась, не позволяя хозяйничать.

— Дай! — требовательно шепнул Рей, — Мне это необходимо!

Его губы не позволили отодвинуться, пальцы скользнули внутрь, и я застонала от его умелых движений, приносящих облегчение. Теперь уже я пила его поцелуй, откровенно рассказывая губами о том, что он делает со мной.

— Рита, — требовательно рычал он, — отпусти себя.

Второй рукой он притянул еще ближе и теперь сжимал грудь сквозь ткань. Не подчиниться не могла. Едва отпустила чувства, как сорвалась и застонала от переполнившегося меня экстаза. Его пальцы не успокоились, пока губами не был выпит последний стон.

Я едва дышала. По телу пробегала расслабленность, а вокруг загудели машины. Пробка за это время стала рассасываться, и мы задерживали движение.

Руки Рея, которые только что прикасались ко мне, спокойно легли на руль, и он перестраивался из одного ряда в другой.

— Зачем ты это сделал? — выдохнула, чувствуя как меня заливает румянец.

— В бардачке есть влажные салфетки, — вместо ответа произнес он.

— Неужели тебе мало, что мы почти всю ночь этим занимались? — вытащила белые кусочки промокшей ткани из упаковки, и протянула ему один.

— Еще у нас было восхитительное утро, — с улыбкой напомнил Радов, вгоняя меня в краску.

Зачем было напоминать? Эти картины и так постоянно стоят перед глазами.

Он протер руку и убрал смятый комочек в отсек в двери, предназначенный для мусора.

— Мне нужно, чтобы ты доверяла, — он поглядывал в зеркала, продолжая разговор.

— Господи боже, Рей. Причем здесь доверие и секс? У нас с тобой договор на месяц, а ты так говоришь, будто жениться собрались или того хуже отправляемся за полярный круг, — правда возмущалась немного лениво.

Это Радов был сжат, как пружина, чувствовалась в его голосе напряженность. И это было не удивительно. Он-то остался без того, что дал мне. Я же, откинувшись на сиденье, пребывала в приятной расслабленности, при этом ощущая чувство неловкости.

— Все начинается с малого. Сейчас ты доверяешь мне, отзываясь на слова и позволяя доставить удовольствие, а потом, кто знает? Вдруг от одного только слова, сказанного в какой-то опасный момент, будет зависеть жизнь? — определенно, неудовлетворенный мужчина начинает мрачно философствовать.

— Чья жизнь? — попыталась показать абсурдность его предположения.

— Моя или твоя, вполне возможно, что обоих, — этого не проймешь.

Буду иметь ввиду и больше не позволю оставаться мужчине без возможности получения облегчения. Переизбыток возбуждения заставляет его рассуждать о крахе мира.

— Только не говори, что у нас начнется война, и ты собираешься стать героем, — эти отвлеченные рассуждения о спасения мира всегда не любила.

— Рита, война уже давно идет, — таким тоном, словно маленькой сказал он мне.

— Где? В России? — хмыкнула я.

— И в России тоже, — серьезно отнесся к моим словам Рей.

Кажется, мне достался сумасшедший. Главное его не раздражать и во всем поддерживать. Подумаешь, месяц. Что он собственно от меня хочет? Секса по первому требованию? Ладно, это он делать умеет и от одного его присутствия хочется вновь повторить. Чтобы доверяла и позволяла получать удовольствие, следуя за его словами? Тоже не страшно. Если бы еще не эта идиотская привязанность, которая с каждой минутой прорастает в душе все сильнее. Лишь бы он не догадался об этом.