Особенности содержания небожителей

Как выяснилось, Чоу Шенсан вчера, прячась за моей спиной, опасался вовсе не собственного уязвимо-обнаженного положения, а того, что мы заметим его постыдный недуг. Он одновременно и хотел вылечиться, и дико боялся насмешек и пренебрежения. Могу его понять. Но сочувствовать не буду. Потому что нечего обручальные браслеты на чужих жен надевать, что бы тебе твои старейшины ни приказывали! Тем более на жен заклинателей!

— М-м-м… — Янли сначала крепко зажмурилась и сморщила нос, поневоле рождая в моей душе некие незапланированные эмоции, и только потом открыла сонные глаза. Она была столь нежна и расслабленна в своей утренней неге, что мне сразу захотелось припрятать связанного змея обратно под кровать и на палочку-другую забыть о его существовании. Тем более рот у невольного пациента все равно был заткнут кляпом — добычу я поймал еще на рассвете и не желал, чтобы змей криками и ругательствами разбудил жену излишне рано. Невыспавшаяся Янли, как я успел заметить, не видит разницы между мужьями, братьями, наложниками и зловредными речными гуями. Всё одинаково подлежит испепелению на месте.

— Это что? — Томная поволока исчезла из глаз жены. А жаль...

— Хм, завтрак в постель. Любишь змеятину?

Глава 47

Янли

— Вот это тебе не повезло, — только и смогла сказать я, обозревая даже не змеиную шкуру, а прямо натуральный панцирь на крепко зажмурившемся Чоу Шенсане. Да-да, именно на том самом месте.

Собственно, не только причинное место у змея оказалось бронированным. На несчастного мужика, если так можно сказать, буквально натянули бронетрусы. От колен до пупка. И тонкие ручейки серебряных чешуек как живые ползли выше с каждым его вздохом. Кажется… ага. Кажется, мужику не повезло вдвойне. Судя по тому, что я вижу, он начинает спонтанный частичный оборот в момент сильного стресса. В битве полезно, да, но возбуждение — тоже стресс. Увидел симпатичную девушку, только настроился — хлобысь! И ты в бронетрусах по самые уши. Бедный, бедный Шенсан. Ведь, судя по всему, чувствовать возбуждение и желание панцирь не мешает, он мешает его… гм... реализовать. 

— М-да… Юншен, ну ты зверь, — прокомментировала я буквально увитого со всех сторон в стиле японского шибари телохранителя.

— По-другому было бы не так надежно, он из веревок постоянно выскальзывал, — пожал плечами заклинатель. 

— Кляп у него вынь, мне же нужно собрать анамнез. Интересно как… Вообще, у змей все внутри, но при необходимости… хм... вылезает. А тут… заросло, что ли?

И я с профессиональным интересом пощупала чешую там, где, по идее, она должна была раскрываться, когда время придет.

Кто яростнее задергался, змей или Юншен, даже сказать не могу. 

— Янли! Перестань так… делать. — Кажется, заклинатель очень сильно себя сдерживал, чтобы банально не орать. — Если нужно обследовать ци — давай, но...

— Слушай, — я, оставив в покое напрягшегося как струна змея, повернулась к мужу и уперла руки в боки, — так дело не пойдет. Если ты все время будешь соваться мне под руку со своей ревностью, никакого лечения в принципе не получится.

— Не я настаивал на его лечении, — буркнул он. — Не будет так не будет, мне же спокойнее. 

— Кроме него у меня еще миллион пациентов по всей Поднебесной, с каждым будет такой цирк? — Я устало вздохнула. — М-да. Ладно, кажется, нужно наглядное объяснение. — Я временно отодвинула связанного змея дальше к стенке и бесцеремонно набросила на него целый ворох одеял. Ничего, за двадцать минут не задохнется. 

— Раздевайся, — скомандовала заклинателю, отойдя за ширму, чтобы вымыть руки. Профессиональная привычка — после каждого пациента надо сделать это обязательно, только потом притрагиваться к другому телу. С любыми намерениями. 

— Зачем? — подозрительно взглянул на меня заклинатель.

— Все равно время утренних процедур. Заодно я покажу тебе разницу между лекарем… и кое-чем другим. А то ты упорно думаешь, что я щупаю людей за разные места ради собственного удовольствия. 

— Прямо при… — Он округлил глаза на змея, но все же потянулся к завязкам пояса. Похоже, меня определили в настоящие извращенки. — Нет, я рад, конечно, что ты решила исполнить супружеский долг, но ведь сама...

— Я ему в лицо немного сонного порошка распылила и накрыла. Ничего не увидит и не услышит. Хотя в целом я ничего страшного с тобой делать и не собираюсь. А про супружеский долг ты не разлетайся, на него времени нам не хватит. Порошок в такой дозе действует двадцать ми… м-м-м… треть палочки. 

— Почему мне кажется, что ты снова хочешь надо мной поиздеваться? — вздохнул Юншен, скидывая с себя верхние халаты. 

— Если кажется, медитировать больше надо, — ехидно вывернула я старую поговорку с Земли. — Ложись.

— От галлюцинаций помогает печать концентрации… если ты это имела в виду, — решил оставить за собой последнее слово небожитель и, буквально фонтанируя недовольством, рухнул на кровать. Навзничь. И руки вытянул по швам, как стойкий оловянный солдатик.

Ко всяким медицинским процедурам Юншен действительно уже привык. И почти не реагировал. То есть все равно вздрагивал, задерживал дыхание или цепенел, но в целом воспринимал мои действия именно как лечение. Что и требовалось доказать.

— Хм-хм, до полноценного ядра как до горной вершины на черепахе, — констатировала я через какое-то время. — Но у тебя третий узел увеличился, вот тут. — Я положила ладонь чуть ниже пупка. — Оранжевый. Интересно… Все, что с тобой происходит, начинает тебе нравиться, муж мой? А чего тогда ворчишь? Или ворчать тоже нравится? 

Юншен даже не двигался, только резко отвернулся, уткнувшись лицом в мягкую против здешних обычаев подушку, лишь кончики ушей краснели из-под длинных черных волос. 

— Понятненько. Что же, на сегодня с лечением все. Только вечером, как всегда, в бочке с порошком вымокнешь.

Юншен тут же попытался вскочить, но я придавила его обратно к кровати, положив обе ладони на грудь, и улыбнулась сладко-сладко:

— Куда? «Всё» только с лечением. Теперь пришло время урока. 

— Какого еще урока? — «Смертельно обиженный» муж недоверчиво взглянул на меня из-под отросшей челки. 

— Самого главного. — Моя рука скользнула по его груди, мизинец нарочно медленно погладил напрягшуюся горошинку соска, а потом рука двинулась дальше, ниже, неторопливо и едва касаясь. 

Я не пыталась его поцеловать или еще как-то дополнить свои действия, только руки, только движения пальцев. По тем самым точкам, где я касалась его для лечения. Почти как несколько минут назад. Вот именно — почти. 

— Чувствуешь? — Наклонившись еще ближе, я поймала чуть расфокусированный взгляд. — Чувствуешь… разницу? 

— Чувствую… твою бессовестность, вот что я чувствую! — собрался с мыслями небожитель и взглянул меня чуть ли не гневно. 

— Пр-р-равильно, — промурлыкала я, нежно обводя указательным пальцем заклинательский пупок и чуть щекоча краешек впадины. — Сейчас я абсолютно бессовестно… хочу тебя. Но не получу… пока. Пока ты не поймешь, в чем тут секрет. 

Юншен практически задохнулся. И я его даже понимала, не слепая же. Поскольку несчастный мой муж так и оставался совершенно голым, я своими глазами видела разницу между его состоянием во время лечебных процедур и вот сейчас.

Надо было только, чтобы он сам ее осознал уже наконец. 

— Хватит, — закрыв глаза ладонью, тихо произнес он. — Иди лечи. Кого хочешь и куда хочешь. Оберегать надо не тебя от мужчин, а мужчин от тебя. 

— М-да. — Я резко отстранилась и встала. И ушла опять за ширму. Загремел веселый рукомойник системы «огородный с пимпочкой». Что ж… либо я плохо объяснила, либо он не умеет такое понимать, либо… что-то еще. Ну, бывает.