Особо опасны при задержании

Пятеро замерли. Никто из них не рассчитывал, что сам начальник VI отдела, ведающего разведкой и контрразведкой Главного управления имперской безопасности (сокращенно РСХА), снизойдет до встречи с ними.

— Пока можете быть свободными. Но прошу не опаздывать: герр Шелленберг не любит ждать, как этого не любит, впрочем, все начальство.

«Где я раньше встречал этого майора? — подумал Эрлих. — Удивительно знакомое лицо… Кто и когда представлял нас друг другу?» — Сигизмунд Ростиславович напряг память и, сощурившись, пристально всмотрелся в майора абвера.

Догадавшись, о чем размышляет штабс-капитан, какие вопросы роятся сейчас в его голове, майор пришел на помощь:

— Вы правы, мы встречались прежде. С удовольствием напомню: Царицын, лето девятнадцатого года, контрразведка барона Врангеля…

— Господин Синицын? Ротмистр Синицын? Переводчик британской военной миссии? — с радостью вспомнил Эрлих.

Синицын улыбнулся.

— Безмерно рад встретить сподвижника по общей борьбе. — Он крепко пожал Эрлиху руку и вновь, весьма учтиво, улыбнулся: — Мир удивительно тесен. Как говорят на востоке, гора с горой не сходится, а человек с человеком всегда встретятся. Немало лестного наслышан о вашей деятельности за последние годы. Как и генерал, не скрою, что завидую вашей встрече с отечеством.

«Изъясняется, как коренной петербуржец, — с удовольствием отметил Эрлих. — Нынче такую русскую речь уже не услышишь. Сколько же минуло лет после нашей первой встречи? — Сигизмунд Ростиславович наморщил лоб и стал подсчитывать: — Больше двадцати, почти четверть века, срок довольно изрядный. К своему счастью, он задолго до начавшейся в Царицыне заварухи и хаотичного отступления наших войск покинул город на Волге… Если этот Синицын выполняет поручения самого Вальтера Шелленберга и служит в абвере, то, значит, поднялся, как говорится, на волну, в отличие от многих других эмигрантов…»

— Поклонитесь от меня отчизне, низко поклонитесь, — попросил Синицын. И, как в бытность щеголеватым ротмистром, молодцевато прищелкнул каблуками сапог.

4

За полночь, ближе к утру, послышалось громкое верещание сверчка.

«Откуда ему на сеновале взяться?» — спросонок подумал Гришка Ястребов. Он собрался перевернуться на другой бок, но сверчок запел совсем громко, на одной тягучей ноте, отгоняя сон. К тому же в нос попала соломинка, и мальчишка, окончательно проснувшись, громко чихнул.

Полная круглолицая луна своим равнодушным молочным светом освещала ходившего неподалеку от сеновала стреноженного мерина, отчего конь выглядел гнедым. За балкой свет луны ступал в Медведицу и прочерчивал по воде дорожку, чуть серебрившуюся в ночи.

Сверчок продолжал петь свою бесконечную песню, на этот раз над головой.

«Уснешь тут, как же!» — рассердился Гришка и увидел в проломе крыши в поднебесье распустившийся бутон необычного цветка, который парил, опускаясь к земле.

— Вань! — позвал Гришка и толкнул в бок разметавшегося на сене дружка. Тот спал смешно, совсем по-детски надув губы, чуть шевеля ими, точно разговаривал. — Вань!

— Ну? — недовольно спросил Ваня.

— Ты только глянь!

Забыв обо всем на свете, мальчишки зачарованно глазели на чудный цветок.

У самой земли бутон стал на глазах уменьшаться, вянуть, пока окончательно не пожух.

— Дак это парашют! — первым понял Ваня. — С самолета прямо к нам ктой-то сиганул! Я на картинке видел и еще в клубе, когда кино привозили!

— Парашют? А чего он…

— Да тише ты! — приказал Гришка. — И не сопи так громко!

Полотнище парашюта улеглось на землю, чуть не накрыв с головой самого парашютиста в защитного цвета пятнистой куртке, кожаном шлеме, с вещевым мешком за спиной. Человек с неба расторопно собрал парашют и зашагал с ним к балке. Шел он тяжело, чуть прихрамывая.

В балке парашютист пропадал несколько минут. До мальчишек доносился только шорох песка. Обратно он вернулся без парашюта. Порылся в кармане, достал охотничий манок и дунул в него, нарушив тишину жалобным криком селезня. С короткими интервалами подул еще, пока в ответ не раздался крик другого бессонного селезня, также зовущий и жалобный.

«Дружка к себе кличет, — понял Гришка и, услышав, как Ваня от напряжения чуть подсвистнул носом, показал другу кулак. — Надысь в школе вожатая складно про разных шпионов немецких рассказывала, что дюже хитрые они да опасные и нам всем поэтому надо ухо востро держать. По всем статьям выходит, что это и есть настоящие шпионы! И фронт недалече, и время враги выбрали самое удобное — полночь, когда в хуторе все спят…»

Нестерпимо захотелось немедленно побежать в Даниловку, разбудить председателя колхоза, чтобы рассказать о спустившихся с неба чужих. Но Гриша, боясь чихнуть или кашлянуть, а значит, выдать свое присутствие, втиснулся в сено.

Из темноты к балке вышел второй парашютист в такой же, как и у первого, пятнистой куртке. Озираясь, он волочил за собой по земле шелковый купол парашюта.

— Приземлился, как говорится, на три точки, — криво усмехнулся Саид-бек.

— Где остальные? — спросил Эрлих.

— Где-нибудь поблизости. Кучно опустились — спасибо погоде.

— Не забудьте закопать парашют.

— Инструкцию помню — улик после себя не оставлю. Если верить карте — в двух шагах от нас дорога.

— Дождемся остальных.

Саид сбросил заплечный мешок, присел на бугорок, стал стягивать сапоги, затем комбинезон и остался в гимнастерке с тремя кубиками в алых петлицах, орденом Красной Звезды у кармашка, диагоналевых галифе.

— Эх, помялась! — с сожалением проговорил он, стараясь разгладить на колене фуражку, которую достал из мешка.

— Отгладится, — успокоил Эрлих, также избавляясь от комбинезона, и вдруг напрягся — в нем словно натянули тетиву. Он поспешно расстегнул кобуру и выхватил револьвер.

— Кто? — спросил Эрлих, всматриваясь в белесую ночь.

— Нервишки у вас ни к черту не годятся. Это я вам как бывший фельдшер заявляю, — сказал выходящий к копне Курганников. — Могли запросто к праотцам отправить. Лечить надо нервишки.

— Вылечу. Вернемся и вылечу, — хмуро сказал Эрлих, пряча револьвер.

— Как бы не опоздали с лечением. Где Фиржин? Он прыгал третьим.

Эрлих не ответил, неопределенно дернул головой и повел плечом.

Трое с нетерпением ожидали подхода остальных десантников, совсем недавно обучавшихся на окраине Аушвица в надежно скрытой за высоким забором от посторонних глаз ваффеншуле, [2] где курсанты почему-то именовались активистами.

— Мальчишка этот Фиржин, молокосос! Не стоило такому поручать рацию, — злился Саид-бек. — Без рации мы глухи и немы!

— Не паникуйте, — приказал Курганников. Самый старший по возрасту, он был руководителем группы.

2

Ваффеншуле (нем.) — военная разведывательная школа.