Особо опасные преступники: Преступления, которые потрясли мир

Взяв колун, он побежал в столовую. Мать стояла спиной у серванта. С размаху Александр ударил ее. Почти не вскрикнув, она осела на пол, встретилась с глазами сына.

Странно, но Гедвига-старшая не только не потеряла сознания, она пребывала в полном рассудке. Видимо, убийца был настолько неловок, что даже свое черное дело не сумел сделать сразу до конца.

Мать удивленным тихим голосом обратилась к своему чаду:

— Сынок, за что? Ведь я тебя так любила.

Судорожно сжимая колун, Александр застыл в нерешительности, нервно переминаясь с ноги на ногу.

Мать ласково продолжала, привалившись спиной к ножке стола:

— Бедный мой, что же теперь с тобой станет?

Александр поднял колун, сделал шаг вперед и, мысленно подражая мяснику Гансу, у которого они брали мясо, опустил орудие убийства на голову матери и коротко выдохнул:

— Гх!..

Потом, уже лежащую, он ударил ее еще раз и теперь только снес верхнюю часть черепа. Мозги и кровь, разлетелись в стороны, попали Александру на штиблеты.

Он на мгновение застыл, соображая, что ему следует делать теперь, какое добро хватать, кого звать в квартиру...

И вдруг его поразило словно током: он только теперь услышал звуки музыки. Марта играла на рояле. Из ее комнаты донесся веселый голос:

— Что у вас упало?

— Как же я мог забыть? — произнес вслух Александр. — Нет, на меня положительно нашло какое-то помутнение. Я всегда такой умный, сосредоточенный и вдруг забыл, что Марта дома. Но Рубикон я уже перешел. Назад пути нет. Надо быть мужественным!

Он вошел к Марте.

Она с упоением напевала романс Сантуццы из «Сельской чести». Услыхав знакомые шаги, не оборачиваясь, восхищенно произнесла:

— Ах, Масканьи — чудный композитор! Сергей Васильевич мне обещал: «Если Пьетро приедет в Россию, я обязательно вас познакомлю с ним, Марта!» Я просто мечтаю об этом!

И она вновь запела — на итальянском языке, который основательно изучала, ибо твердо решила стать профессиональной оперной певицей.

Александр медленно подошел на расстояние вытянутой руки к Марте, не спеша поднял колун и, уже обогащенный некоторым опытом, ударил и сильно, и точно.

Брызнула кровь. Марта с легким вздохом повалилась навзничь.

Александр заметил, что брызги крови оросили ему пиджак и рубашку. Он нехорошо выругался и направился вон из комнаты.

Он был уже за порогом, когда, к своему неописуемому ужасу, услыхал за спиной сдавленный детский голос:

— Ты зачем это сделал, все расскажу дяде Васе. И маме, и папе — всем расскажу, какой ты дурной!

Александр вернулся. Он увидал младшую сестренку, которая играла в углу с большой куклой.

— Нет, скверная девчонка, — злобно выдавил из себя Александр, — ты никому ничего не скажешь!

— Как раз скажу! — азартно произнесла девочка.

— А я тебе сейчас докажу, что ты вообще уже больше ничего не скажешь!

Александр приблизился к Гедвиге.

Та, крепко прижимая к груди куклу, шагнула назад, споткнулась о что-то и упала спиной, но куклу продолжала крепко держать в объятиях.

Александр, ощутив в себе непонятный прилив какой-то звериной жестокости, стукнул обухом колуна ребенка по голове.

СЪЕДЕН НА САХАЛИНЕ

На процесс А. Кары съехались юристы со всех концов России. Сам Николай II следил за этим судом. Приближенным он говорил:

— Сейчас необыкновенно много жестокости. Это верный признак того, что наступают страшные времена и страшные события. Вы еще вспомните эти слова! Чтобы зарубить мать и сестер — нет, разум отказывается верить в такое.

Убийцу защищали крупные адвокаты — М. Ходасевич и Н. Муравьев. Эти искушенные в своем деле люди доказывали суду:

— Разве вы не видите, что наш подзащитный душевнобольной! Все его поступки говорят об этом.

Кара на суде был малословен и печально тих. Но однажды с ним произошла истерика. Это случилось, когда свидетельница Клавдия Смирнова (а ей бы впору как соучастнице разделить с Александром место на скамье подсудимых) заявилась в зал со своим мужем.

Отец поспешил вытолкнуть ее замуж за дальнего родственника, скромного немолодого чиновника, у которого не было ни кола ни двора.

Этот вертлявый господин, чувствуя, что к ним обращено внимание всего зала, оказывал молодой супруге всяческие знаки внимания.

Александр вдруг разрыдался, кричал какие-то бессвязные слова. Потом и вовсе потерял сознание.

Судебное заседание прервали на час, а мужа Клавдии попросили покинуть зал.

...Итак, суд присяжных — самый гуманный из всех судов (!) — приговорил Александра Кару к лишению всех прав состояния и ссылке в каторжные работы на 12 лет.

Убийца отправился на далекий остров Сахалин. Отец не бросил сына, поломавшего ему всю жизнь, — помогал Александру материально, подбодрял письмами. Каторжанин тоже писал, жаловался на тяготы жизни. Но вот его письма перестали приходить.

Алоиз Осипович обратился в тюремное ведомство. Чиновники навели справки и официально известили, что «А. А. Кара, осужденный на 12 лет каторжных работ по статьям... пропал без вести».

Но один из чиновников проговорился, что летом 1905 года матерые преступники сманили Александра в побег. В дороге они его убили и съели. Увы, подобные истории, как знает читатель, на Сахалине не были редкостью.

Летом того же 1905 года произошла и другая трагедия. Впрочем, по порядку.

После свадьбы Клавдия быстро разочаровалась в своем муже. Он был беден, да и не стремился стать богатым. Кроме того, муж был равнодушен к самой Клавдии и вообще к домашнему очагу. Свою маленькую зарплату он торопился или пропить с дружками, или проиграть в карты.

Вот от этого человека Клавдия родила ребенка. Мальчик появился на свет недоношенным и прожил всего лишь одну неделю.

Клавдия быстро опустилась. Она располнела, одевалась небрежно, целый день могла ходить неприбранной. К ведению домашних дел она, как и ее муж, охоты не имела, да и под родительской крышей не была к тому приучена.

И то сказать: бедность к изящной жизни плохо располагает. Пока еще оставались подарки Александра Кары, в семье кое-как сводили концы с концами. Но вот все было промотано, пропито, проедено. Жизнь сделалась настоящей каторгой, хоть и без острова Сахалин. Клавдия достала большую дозу стрихнина, ушла в дровяной сарай, приперла дверь изнутри и приняла яд.

...Ее не могли отыскать целую неделю. Хоронили Клав­дию в закрытом гробу, ибо ее лицо и руки сильно по­портили крысы.

(В. Лавров Кровавая плаха. — М., 1992)