Особо опасные преступники: Преступления, которые потрясли мир

На какое-то мгновение Флойд обомлел от мысли, что совершил грубую ошибку и Милдред Морган, может быть, уже поняла опасность своих показаний. Он срочно послал Грегсона на Молине-роуд и облегченно вздохнул, когда сержант возвратился с остатками перевязочного материала и мази. Узнав, что все в порядке, Ферс просил побыстрей привезти в Престон перевязочный материал и, кроме того, доставить ему также одежду, которую Сэмюэль Морган носил 2 ноября.

Осматривая одежду, Форс обнаружил в нескольких местах следы почвы, а в левом верхнем кармане — вскрытый перевязочный пакет. Ферс запросил целый перевязочный пакет из казарм Сифорта, из тех, что выдаются военнослужащим. 18 ноября он приступил к установлению идентичности между найденной в бункере у моста Бруквейл повязкой с пальца и перевязочным материалом из пакета, которым пользовалась Милдред Морган и остаток которого лежал теперь на его лабораторном столе. Если это удастся, то против такого веского доказательства трудно будет что-либо возразить.

Микроскопическое исследование сразу же обнаружило полное совпадение как внешнего слоя повязки, так и внутренних частей из муслина. Состав пропитки акри-флавином был один и тот же. Остатки мази на повязке совпали с цинковой мазью из дома Милдред Моргай. Но учитывая большое количество перевязочных пакетов одинакового типа, которое выпускалось с начала войны, и распространенность цинковой мази, такое совпадение почти ничего не доказывало.

В поисках специфических особенностей Ферс наткнулся на одно явление, которое счел достойным внимания. Внутренние муслиновые слои повязки с пальца имели кант, т. е. это был край муслиновой марли, из которой нарезались бинты для перевязочных пакетов. Кант был необычно узок и имел другое число нитей основы и утка, по сравнению с кантами бинтов из пакетов, взятых Ферсом для сравнения в казармах Сифорта. В то же время он полностью совпадал с кантом перевязочного материала из квартиры с Молине-роуд.

Ферс проконсультировался в фирме, выпускавшей перевязочный материал, и инженер-текстильщик Роналд Крэбтри подтвердил, что для кантов тканей нет стандартов и каждая фирма делает их по-своему. Это отразилось на перевязочном материале в индивидуальных пакетах, так как для их изготовления марлю поставляют различные ткацкие фабрики. Совпадение канта в данном случае означало, таким образом, косвенную улику, но не могло иметь силы доказательства, потому что при проверке большого числа перевязочных пакетов можно обнаружить в них бинты с такими же узкими кантами, так как они были нарезаны из марли той же ткацкой фабрики. Следовательно, такой признак может быть характерен не только для повязки Моргана.

Тем временем Форсу сообщили о ходе расследований в Сифорте. Сэмюэль Морган повел себя странно. 16 ноября, еще до предъявления ему обвинения в убийстве, он вдруг попросил позвать в камеру сержанта уголовной полиции Флойда и сделал странное признание.

Очевидно, он переживал кризис, подозревая, что арест из-за случая с Энн Маквитти является лишь поводом и что вокруг него плетут сети. Признание Моргана прозвучало так: «Со дня моего ареста я очень нервничаю и хочу рассказать, что произошло. В субботу, 2 ноября, на мосту Бруквейл я столкнулся с девушкой, которая упала. Я отнёс ее в бункер и положил на пол. У нее были 1 шиллинг 60 или 70 пенсов в руке. Деньги я взял и пошел в «Ройял-отель» в Сифорте, где встретился со своим братом Фрэнсисом и шурином Джэймсом Шоу. У меня не было намерения причинить девушке вред».

Флойд не сомневался, что признание, как это часто бывает, порождено внезапным страхом перед угрозой разоблачения и представляет собой попытку примитивного изображения смягчающих обстоятельств происшествия. Основываясь на горьком опыте, он и в этом случае предвидел, что при первой же возможности Сэмюэль откажется от признания и адвокат объяснит это полицейским нажимом. На таких признаниях нельзя строить обвинение. И он просил Ферса сделать все возможное, чтобы дать обвинению более веские доказательства.

Проделанное Ферсом исследование следов и проб почвы показало полное совпадение элементов, прежде всего меди, свинца и марганца. Ферс считал идентичность следов почвы на одежде Моргана и проб почвы из бункера доказанной и тем самым доказанным пребывание Моргана в бункере. Затем он вернулся к перевязочному материалу.

Лишь получив подтверждение из лаборатории, Ферс передал вещественные доказательства обвинению с выводом, что «повязка с пальца, обнаруженная в бункере, где лежало тело Мэри Хэган, сделана из перевязочного материала, который находился в доме Милдред Морган и которым она неоднократно перевязывала пораненный палец Сэмюэля Моргана. Совпадение полное и неопровержимое ».

Через полтора месяца, 10 февраля 1941 года, Сэмюэль Морган стоял перед судьей Стейблем в ливерпульском суде присяжных.

Случилось то, что предвидел Флойд. Морган утверждал, что никогда в жизни не видел Мэри Хэган. Он заявил, что его признание от 16 ноября написано под нажимом и диктовку Флойда. Фрэнсис Морган отказался от своих показаний с тем же объяснением. Флойд и Грегсон использовали, мол, его испуг по поводу дезертирства и заставили подписать протокол.

Теперь он утверждал, что был в «Ройял-отеле» не в 19 часов 37 минут, а на десять минут раньше. Таким образом, у Сэмюэль Моргана оставалось слишком мало времени, чтобы совершить убийство и прийти в «Рой-ял-отель», и он не мог быть убийцей. Фрэнсис Морган продолжал: его брат был совершенно спокоен и на его пальце была неповрежденная повязка. Фрэнсис так откровенно лгал, что судья разрешил обвинению считать Фрэнсиса необъективным свидетелем.

Но и без этого вся ложь была разоблачена двумя обстоятельствами: во-первых, Милдред не изменила свои показаний относительно повязки, которую она наложила обвиняемому, и опознала ее и остаток перевязочного материала; во-вторых, доказательство идентичности перевязочных материалов, осуществленное Ферсом, никакие усилия защитников Вула и Эдварда поколебать не смогли.

17 февраля присяжные слушали речь обвинителя, который описал личность Сэмюэля Моргана и его преступление. Сэмюэль Морган — дезертир, который из-за отсутствия денег грабил прохожих, ограбил, убил и изнасиловал школьницу.

4 апреля 1941 года после отклонения кассационной жалобы Моргана повесили.

(Ю. Торвальд. Следы в пыли. — М., 1982)

ДЕЛО ЯПОНСКИХ визиток

Это было ежедневным правилом: за десять минут до половины четвертого, когда пригородный филиал токийского банка «Тейкоку» закрывался, директор Таке-сиро Йосида отдавал кассирам распоряжение пересчитать наличность. Однако именно в это время в понедельник 26 января 1948 года в холл вошел какой-то человек в белом халате. На левом рукаве у него виднелась повязка работника медицинской службы. Низко поклонившись, незнакомец не сложил руки в традиционном японском приветствии, так как в одной руке у него был медицинский баульчик.

— Я бы хотел видеть уважаемого господина директора, — сказал он.

— Прошу вас, вторая дверь, — указала девушка в окошке, где выдавались ценные бумаги.

— Доктор Сиро Ямагути, — представился посетитель в кабинете директора, положил на его стол визитную карточку. — Я вынужден побеспокоить вас по весьма неотложному делу, это моя обязанность, — продолжил он.

— Слушаю вас, чем могу быть полезен? — спросил директор. — Я прибыл по приказу второго лейтенанта Хонета из американской комендатуры. Американцы обеспокоены тем, в этом районе вспыхнула эпидемия дизентерии.

— Где же именно? — спросил испуганный директор филиала банка.

— Рядом с вами. Грязная вода в колодце.

— Понимаю, понимаю, — поддакивал директор. — Как раз сегодня утром мы узнали, что один из наших клиентов заболел. Но утверждали, что это тиф.

— Тиф или дизентерия, — сказал человек в белом халате, — вы же знаете, какие американцы паникеры. Они боятся, и поэтому отдали приказ.

— Что, эвакуироваться? Закрыть банк?

— Ну что вы, господин директор. Вы всего лишь получите профилактическую дозу эффективного лекарства. Вы и все ваши служащие. Было бы очень хорошо, если бы вы собрали их в этой приемной. Это не займет много времени. Несколько капель в стаканчике с чаем — вот и все.