Особое условие

Теперь я понимала, почему на постоялом дворе большинство подаваемых мне блюд были мелко нарезаны — для удобства приёма пищи с корфой на лице. Сейчас же я мучилась с ней и не заметила, как Зейд отпустил обслуживающих нас слуг.

— Снимите её.

— Что? — даже не поняла в начале.

— Мы здесь одни. Снимите с лица корфу, вам же неудобно.

— Это шутка? Или очередная проверка, насколько я готова следовать правилам Игенборга? — напряглась я, на что Зейд лишь насмешливо закатил глаза.

— Вы подданная другой страны и привыкли к иному. Как радушный хозяин я предложил вам это ради вашего удобства. Здесь нет никого постороннего, и ваша честь не пострадает.

Предложение звучало заманчиво, но я не спешила его принимать. Проснулась природная осторожность. То, с каким ожиданием он на меня сейчас смотрел, будоражило. Всеми фибрами души ощущала, что снять с лица корфу в этот момент будет значить намного больше, чем просто обнажить лицо.

Акт доверия? Совместной тайны? Близости? Не знаю что, но я не была готова ни доверять Зейду, ни становиться к нему ближе. Да и о каком доверии речь, когда он столько времени водил меня за нос и до сих пор не отпустил Сирила!

— Благодарю за предложение, но я уже сыта, — отложила столовые приборы.

Зейд разочарованно прикрыл на миг глаза, пряча хищный блеск. Когда он посмотрел на меня вновь, то уже ничего нельзя было прочитать по его лицу, кроме вежливого выражения.

— Могу я предложить вам десерт?

— Спасибо, но я так наелась, что больше не проглочу и кусочка.

— Что ж, тогда, может, прогуляемся? — У меня мелькнула мысль, что мы пойдём к Сирилу, но нет. — Хотите посмотреть на Игенборг с высоты? Солнце ещё не зашло, оттуда открывается красивый вид.

— Да, с удовольствием, — приняла предложение. Всё что угодно, лишь бы не оставаться с ним наедине в беседке в сгущающихся сумерках.

— Тогда позвольте вас проводить, — он встал и предложил мне руку, помогая подняться. Пожатие мужских пальцев было тёплым и крепким.

«На будущее, айна, здесь не подают руку мужчине для помощи. Подобное можно расценить как жест благосклонности», — всплыли в памяти его слова. Но сейчас он сам предложил мне руку. Это расценивать как его благосклонность?!

Как и в прошлый раз кончики пальцев жгло от его прикосновения, а я находилась в смятении.

Крутой подъём на высокую башню спокойствия мне не добавил. Бесконечные ступени спиралью уходили вверх. Одной рукой я придерживала юбку платья, чтобы не оступиться, а вторая покоилась в руке акифа, который меня страховал.

Меня разрывало от желания отказаться от прогулки и сбежать вниз, или птицей взлететь вверх. Всё что угодно, лишь бы не чувствовать пальцами его сухую, горячую кожу.

Ладонь у него была не изнеженная, с огрубевшей кожей, показывающей, что он часто тренируется с оружием. Я знаю. У моего брата, Иррилия, несмотря на то, что он дипломат, тоже такие ладони. Он искусный воин и тренируется ежедневно. Но я никогда не волновалась от какого-то пожатия рук. Сейчас же я как будто горела на медленном огне, но ни на что не могла решиться.

Мы поднялись на самый верх. Ровная площадка с зубчатым бордюром высотой мне по грудь. Четыре колонны поддерживали куполообразную крышу, парящую в воздухе. Я подошла к самому краю. В багряных лучах заходящего солнца весь город лежал как на ладони.

Я подняла взгляд к небу, и сердце пропустило удар от нахлынувших воспоминаний. Когда-то я вот так поднималась на мачту корабля Рейна и зависала между небом и морем, чувствуя себя свободной как птица. Казалось, весь мир лежит у меня под ногами, и я лечу.

— Был уверен, что вы оцените этот вид. Я часто прихожу сюда, когда нужно подумать.

Я оглянулась на Зейда, забыв на мгновения о его присутствии.

— У вас такой взгляд…

Повернулась и вновь взглянула на город. Это не море. Рейн далеко, я здесь, а воспоминания вновь рвут душу. Глаза увлажнились от слёз. Зачем он меня вернул? Почему? После нашего расставания я больше ни разу не чувствовала себя такой свободной. Лишь сейчас на мгновение вернулось это чувство, приправленное горечью воспоминаний.

Зейд взял меня за плечи, разворачивая к себе. Сопротивляться не было сил и я взглянула на него через пелену слёз.

— Слёзы?! — изумился он. Сдёрнул с лица корфу и удивлённо провёл рукой по мокрым щекам, стирая мокрые дорожки. — Почему? Здесь я ищу умиротворение. А что почувствовали вы?

Не было сил притворяться, и ответила как есть:

— Одиночество…

Глава 18

Пару мгновений после моего ответа акиф разглядывал меня с таким видом, что внутри все разом перевернулось. Всего лишь на какое-то мгновение показалось, что он вот-вот рывком притянет меня к себе. И от этого обожгло с ног до головы, губы приоткрылись сами собой. А я же…качнулась назад.

И волшебный миг рассыпался со звоном.

— Вы не одиноки, айна Риналлия. — с этими словами Зейд отступил на шаг, перед этим аккуратно вернув корфу на место.

— Прошу прощения за порыв, — добавил, когда я глубоко вдохнула теплый воздух, смешанный с ароматами цветов и чего-то еще, — я оскорбил вас, айна?

Поморгала, приходя в себя. Все, Рин, хватит уже! Ты отпустила Рейна в душе, пусть и не сразу.

Но небо над головой, открывшийся вокруг простор, от которого захватывает дух так, что хочется кричать от восторга…

— Чем вы меня оскорбили? — поинтересовалась я.

Может, им вообще прикасаться к посторонним женщинам нельзя? А он не просто прикасался, а ласкал мое лицо. Вспомнила ощущение теплых пальцев на коже и вздрогнула от того, насколько сильно отозвалось внутри меня это прикосновение.

— Вы про корфу? — догадалась, наконец.

Зейд кивнул и даже сделал шаг назад. Я заметила, что его руки сейчас спрятаны за спиной. Точно он таким образом пытается удержать себя от повторных прикосновений.

— Айна Риналлия….

— Извините. — перебила его. — Вы не нанесли мне оскорбления. Все хорошо. Я не люблю эту тряпку. Надеюсь и вас подобная честность не оскорбит.

Вот так, мы извинились друг перед другом, давайте уже продолжим ужин. И до чего-нибудь договоримся. Потому что пока единственное, чего я добилась: наелась и всплакнула. Отличный деловой ужин! Невероятно продуктивный!

— Идемте.

И снова эта протянутая рука, глядя на которую я поняла, что не смогу отказаться. Мои пальцы точно сами по себе потянулись, чтобы вновь ощутить шероховатое тепло. Их обхватили мягко, но так властно, что сердце изумленно пискнуло.