Особое задание
Шрифт:
– Когда рассчитываете закончить мост?
– спросил Штроп.
– Полагаю, часа через три, - торопливо оправляя китель, ответил майор.
– А раньше?
– Совершенно невозможно. Мало людей. Я уже радировал командованию просил помощи.
Несколько мгновений Штроп с холодным интересом рассматривал лицо майора.
– Людей, говорите? Сколько же вам надо человек?
– Ну...
– замялся сапер.
– Сорок или пятьдесят.
Штроп обернулся к вытянувшимся перед ним офицерам, и взгляд его остановился на обер-лейтенанте, стоявшем тут же. Кивнув головой в сторону видневшегося невдалеке села, Штроп приказал:
– Слушайте
Вскоре солдаты привели к мосту группу местных жителей - женщин, стариков. Они испуганно жались друг к другу. Крестьян заставили таскать сырые сосновые бревна для настила. Денщики, ехавшие в другой машине, расстелили для Штропа и Венцеля брезент под кустом. Те, удобно расположившись, наблюдали за работой. Шофер "вандерера" принес бутылку вина и закуску, расставил на скатерти дорожную посуду.
– Этот майор - болван, - говорил Штроп, поднося ко рту бутерброд с ветчиной.
– Жалуется на недостаток рабочей силы, когда она у него под боком.
Впрочем, таких типов я встречал не раз. Их главная беда в том, что они еще не почувствовали себя хозяевами на завоеванных землях. Ведут себя как гости.
А мы здесь хозяева, штурмбаннфюрер.
– И, описав вокруг себя рукой полукруг, добавил торжественно: - И это все наше, на вечные времена.
Настроение у Штропа по-прежнему было отличное: он на этот раз даже позволил себе выпить глоток вина.
Часа через полтора мост был готов. Черный "вандерер" пропустили на ту сторону реки первым.
6. ГДЕ-ТО СКРЫВАЕТСЯ ГЕНЕРАЛ
К приезду Штропа и Венцеля комендант города майор Патценгауэр позаботился о помещении для полиции и гестапо. Это был двухэтажный особняк, отгороженный от улицы палисадником с зарослями сирени и акаций.
Венцель и Штроп осматривали помещение, пока солдаты из строительного батальона расставляли мебель.
Штроп остался доволен своим кабинетом. Это была продолговатая большая комната с лепным потолком и дорогой люстрой, которая вызвала живейший интерес и у Венцеля.
Кабинет Венцеля был обставлен менее роскошно - и стол поменьше, и люстра поскромнее. Это не очень существенное обстоятельство все же укололо самолюбие начальника полиции.
– Обратите внимание: подвески из чистого хрусталя, а украшение на ободе - настоящее барокко.
Штроп усмехнулся краешком тонкого рта.
– Эта люстра теперь собственность германского государства, и вы, Венцель, напрасно бросаете на нее жадные взгляды аукционера.
...Через несколько дней секретная служба донесла о том, что где-то в окрестностях города или в самом городе скрывается раненый командир русской пехотной дивизии - генерал.
Этот факт очень заинтересовал и Венцеля. Он немедленно вместе с доложившим ему о скрывающемся русском командире сотрудником пошел в кабинет Штропа.
– Генерал?
– переспросил Штроп.
– Да, генерал-майор, - ответил Венцель.
– Его фамилия Попов.
Все несколько мгновений молчали.
Первым заговорил главный следователь:
– Нужно произвести немедленную перерегистрацию жителей.
– Она уже давно началась независимо от этого, - сказал Венцель.
– Вам известны приметы этого генерала?
– осведомился Штроп у полицейского.
– Весьма приблизительно. Возраст около сорока, волосы русые, глаза светлые, рост выше среднего.
– Так, - Штроп задумался.
– Немедленно
Когда начальник полиции и главный следователь остались одни, Штроп сказал:
– А недурно бы утереть нос молодчикам из абвера. Покажем им, как надо работать.
– Я думаю, что с вашим опытом...
– начал было Венцель, но Штроп оборвал его:
– Пора приступать к делу.
В тот же день, изучая личные дела персонала Субботинской больницы, Венцель натолкнулся на фамилию медицинской сестры Маргариты Ивашевой. Из документов этой сестры явствовало, что ее мать из бывших дворян и в настоящее время нигде не работает. Венцель попросил своих сотрудников под каким-нибудь благовидным предлогом побывать на квартире Ивашевых.
Когда ему доложили, что молодая Ивашева очень недурна собой, он переоделся в штатское платье и отправился на Большую Гражданскую, где жила Маргарита вместе с матерью Софьей Львовной.
На лестничной площадке, напротив двери с № 27, Венцель постоял прислушиваясь. Из квартиры доносились звуки рояля. Играли вальс Шопена.
7. ПАЛАТА № 3
Алексея перевезли в Субботинскую больницу ночью. Подводу Аниному отцу, заметно обрадованному отъездом опасного постояльца, дали соседи - хитрый мужик сказал, что везет в город картофель на продажу. Лещевский понимал опасность того, что он на свой страх и риск берет в больницу неизвестного человека, раненного при несомненно таинственных обстоятельствах. Но иного выхода не было. Без операции, произведенной в больничных условиях, Алексей бы не выжил.
Полдюжины темно-красных кирпичных корпусов выстроилось тремя шеренгами среди старинного парка, отгороженного от улицы высоким забором. Больница почти не пострадала во время артиллерийского обстрела и бомбежек, лишь в небольшой двухэтажный флигель, недавно построенный и стоявший на отшибе, угодил снаряд. Он пробил крышу и разорвался прямо в операционной, которую пришлось перенести в другое здание.
Больница была переполнена. Койки в палатах стояли впритык.
Некоторые больные и раненые лежали на полу, в коридорах, на лестничных площадках.
В тесной перевязочной Лещевский с помощью един- .
ственного хирурга, из-за престарелого возраста не мобилизованного в армию, оперировал. Когда очередь дошла до Алексея, Адам Григорьевич, усталый, с блестевшим от пота лицом, предупредил, что будет вынимать осколки без наркоза. Спасти ступню, возможно, и удастся, но, видимо, несколько пальцев придется ампутировать.
Через час Алексея унесли из перевязочной без сознания.
Когда он пришел в себя, то не мог определить, сколько времени прошло после операции. Час? Два? Может быть, день?.. Хлопали двери, кто-то стонал, кто-то кричал, но все это было где-то очень далеко, словно за стеной. В голове мутилось, и Алексей никак не мог понять, что происходит. И только позже от сестер узнал, что пролежал в забытьи трое суток. Вскоре в больницу пришла Аня. Санитарки пропустили ее к Алексею. Старенькое пальтишко на ней промокло от дождя, стоптанные ботинки, видимо, уже давно плохо выдерживали единоборство с лужами, но девушка, как всегда, не унывала.