Особый порядок

Стояла духота. Низко издали надвигалась огромная туча, надвигалась она на город. Ветер утихал. Но время от времени он врывался. Гнулись деревья, трещали длинные антенные мачты, поднималась дорожная пыль.

Илья завернул к себе, но в дом заходить не стал. Он прошёлся по двору, пройдя за дом, и забрался по лестнице на чердак, где поначалу ему казалось темно, потом, когда глаза привыкли к сумеркам, стал ориентироваться. Пол чердака равномерно засыпан толстым слоем опила. Солнце успело нагреть кровлю крыши, отчего на чердаке стояла жара. Илья открыл низкое, чуть ли не до насыпи опила, маленькое окно фронтона (входная дверца была не закрыта), и повеяло сквозняком. Через то самое окно хорошо просматривался дом Одовцевых.

Илья взял в руки свёрток, подержал его в раздумье и стал развязывать бечеву. Развязал, развернул и отложил в сторону бумагу. Илья отвёл назад затвор карабина, достал из правого кармана дрожащей рукой патрон, ввёл его в патронник и закрыл затвор. Оружие было готово к производству выстрела, то есть к совершению преступления. Мудриков опустился, сел на слой опила, вытянул ноги перед собой и ссутулился. Оружие лежало перед ним на коленях, а ствол оружия был направлен в сторону окна фронтона, в сторону дома Одовцевых.

Находясь на чердаке, как в духовке, Илья стал чувствовать, что как бы весь его организм печётся, то есть становится ленивым, расслабленным. Он сам себе казался абсолютно спокойным, но спокойствие было обманчивым: потупленные глаза выдавали его внутреннюю тревогу.

«Почему я не должен быть счастливым? – думалось ему. – Почему именно я? Это ведь несправедливо. Меня и без того счастье обошло, я и так уже наказан. Я ведь тоже хочу, чтобы и меня любили. А как я умею любить, умею быть преданным! Если надо, могу быть и ручным… Как несправедливо устроен этот мир: почему одним всё, а другим ничего?.. Если судьба сама не даёт, значит, нужно брать самому. Боже, как всё несправедливо. Нет, сто раз нет… Почему он, мой лучший и единственный друг? Почему не я? Отчего я такой несчастный? – бредил Илья. – Надо решаться: либо сегодня, либо никогда… Но что?.. Смириться?.. Согласиться с тем, что уже есть у меня? А что у меня есть?.. Пока ничего. Вот этим ничем нужно пожертвовать. Что мне друг – ничего, когда он лишил меня счастья в любви… Боже, какой бред… Нет, я не могу, я не знаю, как это…»

Вдруг ударил гром над самой его головой. Илья испугался, вздрогнул, и одновременно с тем палец руки, вольно лежавший на спусковом крючке карабина, нажал на него. Разумеется, самого выстрела Илья не слышал: грохот неба заглушил тихий шум выстрела. Между тем он интуитивно и испуганно передёрнул затвор, и оттуда выскочила стреляная гильза. Илья повернулся к окну фронтона.

На улице было сумрачно: огромная туча нависла над городом. Подул ветер, и с шумом окно захлопнулось. Участился ветер с порывами. Крупные капли дождя падали на кровлю крыши. Дождь усиливался, а вместе с тем усиливался и шум кровли.

– Нет, нет, – пробормотал Илья и засуетился.

Он дрожащими руками снова завернул оружие в бумагу, свёрток перевязал бечевой и поставил его в углу. Затем спустился вниз и зашёл в дом.

Ветер бился в окна. Быстро уходила туча. Всё быстро успокоилось – стало тихо, небо прояснилось. На улице свежо, хорошо. Одно удовольствие после такого раската находиться на свежем воздухе. Но на улицу Мудрикову выходить теперь отчего-то не хотелось, он почему-то неосознанно боялся выходить из дома.

V

Дождь застал Андрея Ивановича и Татьяну Тимофеевну в городе. Они не спешили возвращаться домой, несмотря на усталость. Прогуливаясь по мокрым от дождя улицам, они разговаривали. О чём разговаривали? О былом, настоящем и предстоящем.

– А что, если Ирина и Николай заявят нам, что завтра женятся? – сказал не без иронии Андрей Иванович. – Ну и что? – ничуть не удивилась Татьяна Тимофеевна. – Этого следует ожидать…

– Это произойдёт когда-нибудь.

– И обязательно произойдёт, Андрей Иванович, – сказала она, как бы испытывая сожаление.

– Непривычно будет…

– Нет, дорогой Андрей Иванович, я не о том думаю.

– Разве?

Татьяна Тимофеевна улыбнулась, еле усмехнувшись, и украдкой взглянула на спутника. Казалось, она испытывала зависть и вместе с тем горесть. Такое происходит, когда понимаешь или осознаёшь, что, оказывается, сложилось не так. В результате досада – не более того. Дальше, полагаю, они шли бы молча, думая о своём, если бы не повстречалась с ними Анна.

– А вот и я, – сказала она, подойдя к ним сзади.

– Откуда ты? – испугалась Татьяна Тимофеевна.

– От подруги… и представляете, скоро её старшая сестра выходит замуж. Меня на свадьбу пригласили.

– Представляем, – одновременно сказали Андрей Иванович и Татьяна Тимофеевна.

– О как! – удивилась Анна. – Счастливо жить будете!

– Почему? – спросили опять же одновременно Андрей Иванович и Татьяна Тимофеевна.

– Примета такая, когда вместе говорят одно и то же.

– Эх, эти ваши приметы, – отмахнулся Карлин.

– Да-да, Андрей Иванович, – говорила Татьяна Тимофеевна, – именно приметы.

– Вот и разбери вас, женщин, когда вы всерьёз, когда вы лукавите.

– А мы всегда всерьёз лукавим. Правда, мама?

Татьяна Тимофеевна посмотрела на неё с удивлением, но промолчала.

Анна испуганно спросила:

– А что?

– Красиво ты сказала, – заметил Андрей Иванович, – а главное, как нельзя правильно.

Анна тем была польщена, приняв за комплимент. Татьяна Тимофеевна же осталась сдержанной, хотя и довольной. За разговорами они, не заметив, дошли до дома. Андрей Иванович с ними простился и пошёл дальше, к себе домой.

Глава восьмая

I

Никто не предугадывал, не предчувствовал беды – её никто не ждал, её неоткуда было ждать. А она уже случилась, пришла в дом Одовцевых. Татьяна Тимофеевна с дочерью вошли в дом. В доме стояла мёртвая тишина, которая никогда раньше здесь не устанавливалась.

– Михаил, ты дома? – спросила с порога Татьяна Тимофеевна.

Тишина.

– Папа! – громко позвала Анна.

Татьяна Тимофеевна заглянула в зал – никого не было. Дверь в зале, что вела в другую комнату, где чаще всего работал Михаил Михайлович, приоткрыта. Татьяна Тимофеевна вошла в неё. Непонимание и ужас одновременно охватили Одовцеву.

– Мама, – обратилась Анна из другой комнаты, – папы и здесь нет.

Татьяна Тимофеевна, ещё не поняв, что, собственно, произошло, быстро вышла из комнаты и плотно закрыла за собой дверь. В зал вошла Анна.

– Что, мама? – испуганно спросила она, увидев бледное лицо матери.

– Сходи за Андреем Ивановичем, – пробормотала она.

– Что-то случилось, мама?

– Сходи за ним, – напряжённым, но едва сдержанным голосом повторила Татьяна Тимофеевна.

– Ладно, – испугалась Анна и недовольно быстро вышла из дома.