Осознание

– Эд, я тебе поесть принесла немного, – заботливо протянула ему небольшой пакет с булочками Славяна, – Ты ведь на обеде сегодня не был, вот я и подумала…

– Как это все-таки приятно, когда о тебе кто-то заботится, – улыбнулся Эдвард и, перевалившись через подоконник, спрыгнул на траву. Конечно, это уже выходило из его договоренности с вожатой не покидать больше сегодня домик в качестве наказания, но просто так проводить отсюда эту девушку, позаботившуюся о нем, не мог себе позволить, – Славя, снова ты спасаешь меня от голодной смерти… – в какой-то мере был прав, от всего того богатства, что принесла Ульяна, успел перехватить только одну булку, а порция сегодняшнего обеда, предназначенного для его персоны, спокойно проплыла мимо. Может быть, хотя бы в этот раз ему дадут спокойно поесть.

– Сам виноват, что обед пропустил, – сказала Славя с каким-то упреком, отдавая ему пакет, – почему ты вообще так себя ведешь?

– Славя, пожалуйста, – протянул Эдвард, никак не ожидавший, что его будут отчитывать снова. Почему-то рядом с этой девушкой сейчас ему совсем не хотелось быть серьезным, и можно забыть о том, кто он есть на самом деле, чтобы побыть немного совсем еще юнцом, которого решила отчитать старшая в отряде. И почему бы в это время немного не подурачиться, – Мне уже вожатая и так плешь проела…

– Значит, мало проела, – пытаясь подавить в себе улыбку, относительно строго сказала девушка, – Сейчас ты обед прогулял, потом на линейку не придешь… Ешь, пока они еще теплые… – заметила, что пакет с булками он все еще держит в руках, – Я специально просила поваров оставить несколько, а то в столовой сразу все смели.

– Не хорошо получается, – озадаченно сказал Эдвард, разглядывая булки, – Ты меня, значит, сейчас ругать будешь, а я буду рот набивать… Как-то не очень получается воспитательная процедура, не находишь?

– Дурачок ты все-таки! – рассмеялась Славя, хлопнув его по лбу, – Зачем мне тебя ругать! Хотя ты действительно виноват! Нельзя нарушать режим…

– А что, у нас на режиме все и держится? – Эдвард открыл пакет и оттуда одурманивающее потянуло запахом свежей выпечки, – Славь, ты можешь присесть? Стоя есть не очень удобно…

– А мне-то зачем? – не совсем понимающе поинтересовалась девушка, осторожно расправив юбку и присев на траву.

– Потому что нельзя сидеть, если рядом стоит девушка, – сказал Эдвард, сползая по стенке домика и усаживаясь рядом, – Да и потом, мне не очень удобно разговаривать, разглядывая кого-то снизу вверх, – булки оказались теплыми и очень вкусными, и вкус у них был очень знакомым, хотя, жуя горячую начинку, он даже не сразу сообразил, почему их вкус показался ему таким особенным, – Земляника?

– Да, – кивнула Славя, – повара прямо нашу свежую землянику в начинку пустили. Очень вкусно получилось, правда?

– Действительно, – кивнул Эдвард, – Считай, я твой должник, раз только из-за тебя и смог попробовать, – приходилось быстро пережевывать, обжигаясь, чтобы поддерживать разговор, а говорить с набитым ртом было бы верхом невежливости к своему собеседнику, – Ты точно не хочешь? – булки оказались даже приторно сладкими, но девушка оказалась достаточно мудрой, чтобы принести еще и пакет кефира. Уже успел согреться, будучи в одном пакете с горячими булками, но отлично подходил, чтобы отбить ощущение, будто во рту просыпали мешок сахара.

– Нет, не хочу, – покачала головой Славя, но через несколько секунд снова вернулась к начатой теме, – Эд, что ты на площади устроил? Ты хоть понимаешь, что нельзя так со старшими разговаривать? Ольга Дмитриевна ведь в школу написать может, а с такой характеристикой тебя и в комсомол не примут…

– На этом жизнь не заканчивается, – довольно потянулся Эдвард, наслаждаясь теплым солнцем, земляникой и компанией такой милой девушки, – Ты никогда не думала, что если для тебя заранее расписали какой-то путь, то он не обязательно будет успешным в итоге? И что по нему вовсе не обязательно следовать…

– Ну как же? – Славя искренне удивилась, – Тебя же тогда и в партию могут не взять, и в институт не поступишь, да и вообще…

– Что вообще? – он посмотрел на нее, – Поступать, как тебе велят, жить, как тебе скажут? Я не из стада, я из пастухов… – Эдвард снова потянулся и зажмурился от удовольствия. В принципе, сегодня не такой уж и плохой день, – Ты слишком много обращаешь внимание на мнение других… – он улыбнулся Славе, внимательно на него смотревшей, – Славя, я действительно очень рад, что узнал тебя, никогда и не думал, что такие люди, как ты, вообще могут существовать…

– Какие такие? – девушка была одновременно смущена и озадачена словами Эдварда, так что даже и не знала, что отвечать. Поскольку то, что он говорил, совершенно не укладывалось в те принципы уравнения и обобщения, какие власть предержащие вкладывали в головы молодых пионеров, формируя тех, кто им был нужен, а не тех, кем они вообще могли стать, если бы осознали, на что способны.

– Добрые, – уточнил Эдвард, – Ты самый добрый и отзывчивый человек, что я когда-либо видел. Помогаешь людям просто потому, что сама хочешь этого, не требуя в ответ ничего… – он улыбнулся, – Я привык думать, что людей надо направлять, привык, что обращаться с ними надо совершенно другим образом, требуя от них обязанности и награждая правами…

– Эд, крепостное право давно отменили, – рассмеялась Славя, – Все люди давно свободные. Каждый делает то, что хочет… – она положила свою маленькую ладошку ему на ладонь, от чего Эдвард дернулся, как от удара электрическим током, но, глядя на ее улыбку, не смог закончить начатую фразу.

– И ты хочешь помогать другим людям? – вместо этого поинтересовался он, – Славя, они не ответят тебе благодарностью… – покачав головой, подумал, что просто должен сказать ей это, – Люди в большинстве своем жадные и эгоистичные. Делай им добро, и они это забудут, помогай им, и они начнут от тебя требовать… – пальчики на его ладони сжались, а Славя смотрела на него как-то совсем иначе, словно он зацепил что-то в ее душе, глубоко и надежно спрятанное, но сам уже должен был выговориться, – Они не понимают, когда к ним относятся с пониманием. Может быть, каждый человек в отдельности и разумен, но толпа лишь тупое животное, что готово сожрать и осквернить все, что ему не предложат. И это животное понимает лишь кнут…

– Эд, зачем ты так говоришь? – на глазах у Слави навернулись слезы, – Ты же сам не понимаешь… Люди не такие…

– Я говорю то, что видел, – отрицательно покачал головой в ответ, – Я видел, как распинали людей, жертвовавших жизнями за тех, кто их теперь казнил. Видел, как из-за алчности и жажды наживы предавали самых близких и дорогих. Я видел, как толпы скандировали, когда у них на глазах убивали тех, кто потратил свою жизнь, чтобы привести народ к благоденствию, а на следующий день эти же толпы радостно кричали, когда казнили вчерашних палачей… Ну не плачь… – он увидел, что Славя уже готова расплакаться, – это было не здесь, да и дела эти давно прошли…

– Эд, – вдруг выдавила из себя Славя, почему-то крепко вцепившись ему в руку, – Почему я тебе верю? – теперь уже его очередь удивленно округлить глаза, но девушку в этот момент прорвало, – Почему так происходит? – прислонившись к его плечу, она готова была расплакаться. Видимо, сегодня «Совенок» решил, что Эдварду суждено быть всеобщим носовым платком, – Я же просто хочу помочь. Хочу, чтобы у всех все было хорошо… Я устала, понимаешь? Словно все делаю неправильно, куда ни посмотрю. Алиса все время так на меня смотрит, словно я ей враг какой-то, Ульянка не слушается… даже малыши все время говорят, что я скучная… Ольга Дмитриевна все время что-то просит… Эд, ну почему так…