Останкино. Зона проклятых
Шрифт:
Вскоре они выбежали из полеска, оказавшись на окраине кладбища. Крошечный куполок часовни, увенчанный крестом, отчетливо выделялся на фоне темного весеннего неба. Васютин вновь перекрестился. Кликуша, только что исчезнувшая всего в нескольких метрах от них, теперь показалась у крайнего ряда могил. Она обернулась, чуть задержавшись, и опять поплыла над землей.
И вдруг… В очередной раз исчезнув, ведунья должна была появиться поодаль, но ничего подобного не произошло. Берроуз и Васютин застыли на месте, напряженно оглядываясь. Используя зум камеры, канадец всматривался в ряды могил справа и в заросли кустов левее от них, но ничего похожего на силуэт старухи так и не увидел.
— Прошу тебя, Господи, только не это! — чуть
— Может, мы ее просто не замечаем? — вслух подумал Кирилл, холодея от страха.
— А может, и так, — тут же услышал он скрипучий старческий голос.
Синхронно дернувшись, они увидели ведунью, стоявшую позади них буквально в паре метров. Замерев на долю секунды от неожиданности, они смогли четко рассмотреть, как стремительно тает контур ее фигуры, а затем и вся она растворяется, словно невесомая дымка. И в тот же миг появляется метрах в тридцати от того места, где исчезла прямо у них на глазах. Молча переглянувшись, Берроуз и Васютин снова ринулись в погоню за старой дамой, которая была в прекрасной форме, несмотря на свой пятисотлетний возраст.
Спустя минут десять миновали кладбище. Впереди показалась оранжерея. Старуха стояла на углу постройки, спиной к ним, будто готовясь сделать следующий нырок в пространстве.
— А вот тут вполне может быть патруль, — негромко пробормотал Кирилл, не отрывая взгляда от ведьмы. — Если появятся менты или военные, сразу падай на землю, — сказал он на бегу Берроузу, тяжело дыша и закидывая съехавший рюкзак на плечо.
— Мы будем сдаваться? — с сомнением спросил запыхавшийся Берроуз.
— Ты будешь сдаваться, да.
— А ты? Ты что, будешь… — канадец не успел договорить.
— Да, я буду стрелять. А ты падай и откатывайся подальше, понял? — ответил Васютин, расстегивая кобуру, висевшую под камуфляжной курткой.
Берроуз ничего не ответил, молясь, чтобы патруль не появился. Раньше он как-то не думал о том, что будет делать его русский друг, если в определенный момент им попытаются помешать. А Кирилл давно решил для себя этот вопрос. И теперь, когда сбылись его самые невероятные надежды, он точно знал, что если услышит «стоять, милиция», то непременно откроет огонь по бывшим коллегам. И скорее всего убьет их. Ведь если он этого не сделает, кто-то или что-то со временем погубит его жену и сына.
Метнувшись к темной полосе кустов, чтобы быть менее заметными, они продолжали бежать за кликушей, стремительно сокращая расстояние. «А если она сейчас исчезнет, то…» — успел подумать Васютин прежде, чем она бесследно растаяла.
— …то где ее сейчас искать? — вслух закончил он мысль.
Перед ними стояла квадратная постройка пустой оранжереи. Огромные стекла, закрывающие ее, были заботливо вывезены в более спокойный район, остался лишь пустой каркас, напоминающий обглоданный скелет огромного животного. Старуха не появлялась. Не останавливаясь, Кирилл на бегу выхватил из-под куртки ТТ, передернул затвор и снял пистолет с предохранителя.
— Быстрее, за оранжерею! — бросил он Берроузу, тяжело дыша.
Пригнувшись, они побежали между остовом постройки и металлическим забором, где меньше минуты назад стояла кликуша. Не успели они преодолеть и пяти метров, как услышали утробное урчание двигателя «уазика». Он ехал по Новомосковской улице и вот-вот должен был появиться перед Кириллом и Ником.
— Ложись! — вполголоса рявкнул Васютин, падая на низкую траву. Вся надежда была на камуфляж да на то, что патруль проедет мимо, не остановившись. Раньше он никогда не стрелял в стражей порядка. Несколько недель назад он даже не смог бы такого представить, но теперь был готов одним махом перешагнуть черту, навсегда став опасным уголовником, которого
непременно запрут в клетку до конца его дней, если смогут поймать.Сжимая готовый к бою ТТ, он просчитывал худший вариант развития событий. Если машина повернет с Новомосковской на проезд Дубовой рощи и поедет к ним, Кирилл тут же возьмет их на мушку. Стрелять станет сразу же, как только они покажутся из «уазика».
Вжавшись в землю в узком проходе между забором и оранжереей, он мысленно молился о том, чтобы не пришлось стрелять, попутно представляя себе подробный сценарий расправы над патрулем. «Вышедшего — в голову, и сразу в водилу, потом прыгаю в оранжерею». Но Господь услышал его: патруль проехал мимо.
Как только «уазик» скрылся, Васютин вскочил и, пригнувшись, на полусогнутых ногах, двинулся к углу оранжереи. Вслед за ним крался Берроуз. Опыта по части перемещения в среде, опасной для жизни, у него было побольше, чем у Кирилла. И все равно канадец был сильно напуган, ведь раньше он играл роль наблюдателя, пусть и в гуще событий. Сейчас же он впервые чувствовал себя соучастником. И если бы патруль остановился, то это они вместе — Коля и Кирилл — обстреляли бы ментов. А значит, его бы тоже пытались убить, даже если бы менты поняли, что у него в руках камера, а не автомат.
Выглянув из-за угла постройки, бывшей когда-то оранжереей, старуху они не увидели. Внимательно осмотрели пространство инфракрасным глазом камеры. Никого. Васютин сдавленно выругался.
— Так, Коля… Бежим вон к тому углу. Очень быстро, — шепнул Кирилл канадцу.
Когда они добрались до другого угла, Кирилл аккуратно выглянул. И тут же юркнул обратно.
— Коль… Стоит вроде. Ну-ка, посмотри!
Берроуз кивнул и выставил объектив. В мониторе показался маленький кирпичный домик, похожий на небольшую котельную. Васютин не ошибся. Прямо перед его дверью, на крыльце, словно радушная хозяйка, стояла Пелагея. Она держала в руке посох. Маленькая фигурка была неподвижна.
— Ну, пошли, — дрогнувшим голосом сказал Кирилл и тяжело поднялся.
Взяв камеру на плечо, Берроуз шел чуть сзади и слева от него, держа в кадре Васютина и старуху. Он ждал, что видение снова исчезнет, когда они приблизятся. Но этого не произошло, даже когда они подошли к старухе вплотную. Пелагея так и продолжала стоять у двери котельной, невозмутимо глядя на них из-под глубокого капюшона, сдвинутого назад. Наконец-то Васютин и Берроуз могли как следует рассмотреть ее. С виду она была совершенно обычной сухонькой бабулькой с морщинистым лицом. Несомненно, это был человек из плоти и крови. Но встретившись с ней взглядом, Кирилл замер всем нутром. Ему показалось, что в больших старческих серых глазах, блеклых и влажных, отражались столетия, прожитые ею. Он видел в них жестокие расправы времен Грозного, кровавое строительство вотчины Шереметьева, судороги французского полковника, тонущего в болоте, и мальчонку с сахарным медведем. А вместе с ними и себя самого, стоящего на коленях и умоляющего о помощи, ставшего такой же историей, как и всё, что видели эти вечные глаза. Он бы мог смотреть в них часами, как в самую правдивую летопись пяти прошедших веков, лично прожитых летописцем.
Но Пелагея заговорила.
— Вот ты и получил, что хотел, — недовольно проворчала она.
— Это… что… здесь? — недоверчиво спросил Васютин. Кликуша молча, не отвечая на его вопрос, отошла от двери постройки. Повернувшись к ней лицом, встала недалеко от Берроуза, который не переставал снимать. Ткнув пальцем в кирпичный фасад, она отрывисто и недовольно спросила у Кирилла:
— Глаза тебе на что дадены?
Не ответив, он смахнул холодный пот со лба. Сердце его тяжело колотилось, словно изнутри по грудине били молотком. Виски ломило, тело сотрясали волны нервного озноба. По ногам разливалась предательская слабость. Приглядевшись к стене и двери домушки, он не увидел ничего примечательного. Подошел поближе. Как вдруг…