Остановить песочные часы

— Но надо же работать руками, — вмешивается одна из сестер.

— Ну так займет еще пару часов, ничего страшного не случится, если она поспит. Да, и подключите ее к монитору на всякий случай.

Конечно, я не против, и так нет никаких сил.

Когда я просыпаюсь, Меир сидит рядом со мной.

— Привет, все прошло чудесно, — докладывает он обстановку, — все довольны и полны оптимизма.

— Ты сам-то хоть спал?

— Заехал домой на пару часов.

— Так что случилось? — я пытаюсь сесть на кровати, но в ушах начинает звенеть, а стены плыть перед глазами куда-то в сторону. Теперь я начинаю понимать, что такое настоящая слабость.

— Не подпрыгивай, тебе надо еще полежать, — Меир жмет на кнопку вызова медсестры.

Вцепляюсь руками в одеяло, закрываю глаза и жду, пока пройдет приступ головокружения.

— Как спалось? — с закрытыми глазами, по слуху, определяю, что в комнату заваливается сразу несколько человек.

— Хорошо, только голова кружится.

— Так иногда действует антикоагулянт. Скоро пройдет. А общее состояние?

— Слабость, а так трудно сказать.

— Вы не вегетарьянка, случайно?

— Нет, а что?

— Тогда вам рекомендуется хороший бифштекс с кровью.

— О, и мне не помешает, — встревает Меир, — надеюсь, вы ее отпустите в ресторан.

— Если на своих двоих уйдет, то отпустим.

— А если нет?

— Тогда вам придется сбегать в ресторан. Но учтите, в больницу можно приносить только кошерную еду — на входе проверят.

— Что? А как же быть, если с кровью?

— Надеюсь, что до этого дело не дойдет.

Выписывают меня только на следующее утро. Поздно вечером в перерыве между периодами спячки отправляюсь искать палату Даны. Внутрь, конечно, не пускают, но сестра говорит, что ей начали постепенно вводить мои клетки. Прохожу несколько раз туда-сюда мимо закрытой двери, пытаясь определиться со своими чувствами. Опустошенность, усталость, как по завершении долгой и трудной работы. После месяцев переживаний и сомнений голова, наконец, пустая, и постоянно клонит в сон.

* * *

Следующие три дня я просиживаю на одеяле под лимоном в обществе Кляксы и Белки. Меир провел к лимону электрический кабель и укрепил специальную розетку для питания лэптопа. Работаю потихоньку, отвечаю на мейлы, слежу за лихорадочными попытками нашего руководства поднять акцию после ее падения в конце прошлой недели. Моментально вытащен из-под сукна план сокращения расходов и строжайшей экономии. Все, что они могут придумать, давно уже известно и не раз применялось: отмена поездок за границу и на такси, нормирование общественного кофе и канцтоваров, сокращение до минимума дополнительных часов. Выгоняют половину уборщиц, а на оставшихся, предварительно до смерти запугав, навешивают двойную работу. Отменяются курсы, семинары, а также мероприятия по сплочению сотрудников. Последнему я даже рада, потому что ненавижу коллективные походы в сомнительные рестораны и на выступления второсортных клоунов.

Звери, похоже, чувствуют мое подавленное настроение, и пытаются меня развлечь, как только могут. Иногда мне кажется, что они придумывают сценарии только им понятных кошачьих сериалов. Они забираются на садовые стулья, как две кумушки, и начинают перебрасываться короткими фразами. Внезапно сценка меняется: одна из них прыгает на стол и с чувством превосходства оглядывает и дразнит другую. Вдруг они срываются с места и начинают гонять кругами по траве, останавливаясь неподалеку от меня и поглядывая хитрым глазом. А то дружно забираются на лимон, устраиваются надо мной на ветках, и следят за тем, что я печатаю на компьютере. Если неосторожная птица опускается на газон в поисках насекомых, то начинается настоящая охота с распределением ролей, отвлекающими маневрами и ложными выпадами. К моей радости, им еще ни разу не удавалось схватить добычу, но иногда я нахожу на земле яичную скорлупу и подозреваю своих хищных питомиц в хулиганстве и разорении гнезд.

В пятницу вечером многочисленные родственники Меира, человек тридцать или больше, собираются на традиционную субботнюю трапезу. В этот раз это происходит в доме моей свекрови, чему я даже рада, потому что можно будет не торопясь собрать все вещи и вернуть детей домой. Разговоры вертятся вокруг несостоявшейся (или отложившейся, как настаивает Меир) сделки о продаже продукта жизнедеятельности еврейских мозгов в Америку. Мой муж, как водится, ввязывается в горячие споры со стремящимся к нулю результатом. Он подходит к проблеме чисто философски, как математик, для которого проблема состоит исключительно в адекватности доказательства. Суть решения Комиссии по Торговле (или FTC) в том, что оригинальная разработка израильтян, добавленная к продукции всемирно известной фирмы, создает новое качество, делающее эту фирму монополистом. Меир рвется в бой и берется, как дважды два, логически доказать, что предложенное изобретение всего лишь оптимизирует то, что уже давно существует. Есть еще два варианта: пойти на компромисс и согласиться с многочисленными «если-если», сделав ребенка ущербным до дебильности, или продаться конкурирующей фирме. И то, и другое приведет к резкому падению продажной цены. Меир предлагает подавать апелляцию и бороться до конца, что неминуемо затянет процесс и в итоге может обернуться полным крахом и потерей абсолютно всех инвестиций. Это его детище, и он не хочет рубить по живому или отдавать ребенка в дом, где к нему с гарантией отнесутся плохо. Он готов рискнуть всем, но владеет всего четырьмя процентами акций, и к тому же не вложил ни цента из своих денег. А те, кто вложил, имеют на руках контрольный пакет и могут решать за всех.

Чего тут не понять, это даже не покер, в который меня столько раз безрезультатно учили играть. Вкладчики хотят любой ценой вернуть инвестиции, а остальное их не интересует. С прискорбием отмечаю, что публика делится на два лагеря: «тупые американцы» и «все равно, это хорошо для евреев». Бедный Меир, мне так жалко его усилий что-то доказать и объяснить. Одно лишь меня радует, что мою скромную персону оставили в покое.

Разогнать спорщиков может только умопомрачительный запах жареного мяса. Здесь тоже не обходится без громогласных стычек двух кланов: запеченная в духовке баранья нога супротив приготовленного с восточными специями кебаба. Хотя мои предпочтения склоняются к ноге, которую моя свекровь готовит бесподобно, я спешу отведать кебаба, пока не остыл. Мангал отдается во владение детей, которые принимаются класть на угли все, что попадется под руку. Шум неимоверный, я даже не понимаю, как в таком гвалте умудряюсь услышать слабый писк мобильника.

«Спасибо за все, было слишком поздно. Илана.»

Свет меркнет на мгновение. Я закрываю лицо руками, но не могу сдержать слезы. Какое там, слезы, меня уносит селевой поток или сорвавшаяся со склона лавина, с которой я не в силах бороться. Меир бросается ко мне и смотрит на экран телефона. Он поднимает меня со стула и прижимает к груди.

— Девочка умерла, — произносит он в образовавшейся тишине.

— Следовало ожидать, — слышу за спиной голос свекрови, — я с самого начала говорила, что не стоит понапрасну так рисковать своим здоровьем.

Вцепляюсь в Меира мертвой хваткой. Я боюсь, что не выдержу и схвачу что-нибудь острое, попавшееся под руку. Он подхватывает меня на руки и уносит в дом. Снаружи доносятся голоса родственников, вновь разделившихся на два лагеря. Им не важно, о чем спорить: продажа фирмы за полмиллиарда долларов или способ приготовления мяса, или…

Я отдаю себе отчет в том, что не способна адекватно реагировать на события, и остатки логики в моей голове говорят мне, что надо оставить Дану и Мааян погостить здесь еще пару дней. С другой стороны, мне неприятен сам факт пребывания в этом доме, и не хочется, чтобы мои дети находились в такой атмосфере.

Звонит мобильник.

— Ну какой еще козел!! — ору со всей мочи.

Меир берет трубку, смотрит на экран и передает ее мне. Профессор из Шнайдера.

— Шабат Шалом, Далит!

— Шалом Шабату! — отвечаю по старой армейской привычке. [1]

По затянувшейся паузе я понимаю, что он не знает, с чего начать.

— Я получила СМСку от Иланы.

— К сожалению, — вздыхает в трубку.

— Похоже, все было напрасно.

— К сожалению, — повторяет он. — Я вас хотел попросить, Далит, — снова набирает в грудь воздух, — не прекращайте курс филграстима.

1

Игра слов: «Шабат Шалом!» — традиционное еврейское приветствие, используемое исключительно в Субботу, знаменующее Субботний отдых и отличие этого дня от всех остальных дней. «Шалом Шабату!» — дословно: «Прощай, Суббота!» — ироничная присказка военнослужащих срочной службы, которые не получают в конце недели увольнения и остаются на военной базе на выходные.

— Почему?

— Вы подходите еще одному больному.

— Я вам что, дойная корова!? Или овечка Долли?

— Далит, пожалуйста, всего до понедельника.

— Я не знаю, способна ли я.

Меир берет у меня мобильник:

— Она не может сейчас говорить, всего десять минут, как мы узнали… Да, конечно, мы позвоним вам… Да, до завтра…

Всеобщий шум продолжается. Смотрю из окна, как дети, отталкивая друг друга, суют в угли пастилки. Прошу Меира вытащить из толпы девочек и сказать им, что мы уезжаем. Когда он возвращается, вид у него растерянный — праздник в самом разгаре, и покидать его никто не хочет. Я и сама это поняла, наблюдая за всем сверху. Придется оставить их еще на пару дней, потому что меньше всего на свете мне хочется сейчас воевать с собственными детьми, да и вообще показаться на людях я не в состоянии. Когда я подхожу к машине, слышу брошенную в сердцах фразу Меира: