Остановка по требованию. Осторожно, двери закрываются

Она растерялась.

— Меня зовут Ольга, — сказала она, покрепче сжимая в руке увесистый фонарь.

— Тогда почему ваш приятель назвал вас Мариной? Знаете, я не такой дурак, как вы думали. И не собираюсь помогать вам в ваших грязных делах. Если я еще сомневался, то теперь просто уверен, что вы наврали насчет сестры. Не знаю, что случилось с Люсей, но я это выясню. Не люблю околичностей. Просто пойду к Кленину и спрошу его напрямик! Разберемся как мужчина с мужчиной…

Договорить он не успел. Марина неожиданно ловко, по-кошачьи подпрыгнула к нему. Смирнову никогда раньше не приходилось бить женщин, и он оказался неготов к тому, что она замахнулась на него фонарем. И уж тем более к тому, что неожиданно мир закружился и исчез.

Ирина Кленина сидела на кровати, рассматривая купленные в «Детском мире» игрушки. Все, что заказывал Степашка, она нашла. Да и о себе позаботилась. В одном из салонов «Дикой орхидеи» она потратила кучу денег на белье. И теперь купленные там бюстгальтеры, рубашечки и трусики висели и валялись по всему номеру. Ей нравилось смотреть на эти новые вещи. Беспорядок в данном случае ее не задевал.

Особенно Ирина любовалась нежно-голубого цвета корсетом с серебристыми кружевными вставками. На те деньги, что пришлось за него заплатить, средняя семья в ее родном городе могла спокойно жить месяц. Но вещица того стоила. Когда Смирнов увидит ее в этой штучке…

— То ни черта не сделает! — пробормотала себе под нос Ирина. Настроение у нее испортилось. Завтра вечером ей уезжать, и это значит, что каникулы закончены и опять придется влезать в шкуру железной леди. Что с того, что перед отъездом он сказал ей о любви? Мало ли что он говорит. Она звонила ему два раза, и оба раза они обсуждали служебные проблемы. Ни слова о том, что он ее любит и скучает.

Она сняла корсет и бросила его в чемодан. Туда же полетели остальные пикантные штучки. С игрушками она обошлась менее сурово. Как-никак Степашка не виноват, что его мать влюбилась в неподходящего мужчину.

Боже, как она забыла? Там же осталась Соня, и она наверняка пытается охмурить Смирнова. И хотя он по натуре не бабник, кто знает, что может выкинуть ее подруга. В конце концов, последние два года она здорово поднаторела в искусстве соблазнения.

Кленина схватила трубку и набрала домашний номер Андрея.

Там долго не отвечали и наконец раздался встревоженный голос Нины Павловны.

— Извините, что побеспокоила вас в такое время, — сказала Ирина. — Можно поговорить с Андреем. Я вспомнила об одном деле…

— А его нет. — Нина Павловна словно смутилась.

Кленина посмотрела на часы. Двенадцать ночи. Где его может носить? Автобусы не ходят… Черт, у него же теперь машина, он больше не зависит от городского транспорта.

— А когда он будет?

— Не знаю. Он мне ничего не сказал. — Нина Павловна чувствовала неловкость. Строго говоря, Ирина ей не невестка. И отчитываться перед ней, где ее сын, она не обязана. Но ведь поведение Андрея и в самом деле нормальным не назовешь. Убежал из дому на ночь глядя, не сказав, куда и зачем.

— Ладно, позвоню завтра на работу, — нарочито беспечным тоном сказала Кленина. — Еще раз извините за поздний звонок.

Она положила трубку.

— Этого и следовало ожидать, — пробормотала Ирина. Беспомощно огляделась по сторонам. Как назло, под рукой не было ничего, что можно запустить в стену.

Вместо этого она вновь сняла трубку и набрала номер Сони.

Подруга откликнулась почти мгновенно, словно ждала у телефона. Но неожиданно Ирину оглушил поток французской речи.

Французский она знала очень слабо, поэтому разобрала только два ругательных слова.

— Эй, подруга, погоди, — попыталась урезонить ее Кленина. — В такое время мне не до лингвистических изысков.

— Господи, это ты? — Соня слегка поостыла. — Я услышала междугородный звонок и решила, что это Жак.

— Кто?

— Жак, мой любовничек-француз. Он меня совсем достал своими ночными истериками. Напьется — и давай мне звонить, плакаться…

— Любит, значит!

— Да пошел он… А ты чего? Ты же вроде в Москве? Тратишь деньги в столичных вертепах?

— Уже все потратила. Завтра поезд — и конец каникулам.

— Ну-ну. А мне чего звонишь? Неужели соскучилась?

Кленина смутилась:

— Смирнова нет дома…

— И ты решила, что он сейчас в моей уютной постельке? Бедняжка, как ты испугалась, наверное. К своему прискорбию, должна признаться, его здесь нет. Может, вернулся к жене? Ты туда не звонила?

— Еще чего! Я пока не совсем с ума сошла… — Кленина захлюпала носом. — Как мне плохо, Сонька…

— А я тебе говорила, что все мужики — сволочи, — зевнула подруга. — Ты бы бросала его, пока не поздно…

— Спокойной ночи. — Ирина положила трубку, не дожидаясь ответа. Значит, Смирнов не у нее. И на этом спасибо.

Она уселась перед телевизором и принялась переключаться с канала на канал. Не будет она с ним жить. Что за мужчина — на неделю уехала, уже пропал. Зачем она отказалась от предложения Александра Ильича? Сейчас бы паковала вещи для французской Ривьеры. А потом еще дальше: белая морская яхта, Лазурный берег, Монако, игорные дома, престижные гонки, публика в бриллиантах… Степашке наверняка бы понравилось жить на корабле…

Наутро ей в номер принесли огромную коробку. Почти не удивившись, она аккуратно подняла крышку и увидела модель старинного фрегата. Только паруса у него были не белые, а красные. Это был прощальный подарок Гольского.

Очнувшись, Андрей понял, что сильно пахнет дымом. Сначала, правда, это его не беспокоило — голова болела так, что посторонние запахи почти не достигали сознания.

Покрутив шеей, он попытался поднести руку ко лбу. Но не смог. Сильно удивившись, Смирнов пошевелился и понял, что лежит на жестком кафельном полу. По крайней мере, это точно была не земля. Руки оказались связанными у него за спиной.

— Черт тебя возьми, попробуй его дату рождения, — раздался рядом голос Марины. — Тебя что, всему учить надо?

— Не кричи на меня, — устало ответил мужчина. — Это тебя всему нужно учить. Начиталась глупых книжек. Это же не сейф, чтобы использовать дату рождения.

— Ну что-то надо делать!

— Сматываться надо! Пока нас не поймали. Марина, я серьезно, давай уедем. Рано утром есть поезд. Не хочешь на поезде, поехали на машине. Кленин узнает — от нас места живого не останется…