Остановка по требованию. Осторожно, двери закрываются

Смирнов бывалым посетителем не был и заведенных порядков не знал. От крика Бориса Ефимовича в его ушах зашумело, он побледнел и чуть было не хлопнулся в обморок. Что поделать — такое свойство организма: не выносил он крика и при малейшем повышении голоса терял сознание.

Куролесов же еще раз подгреб руками воздух и пришел в крайнее раздражение, видя, что посетитель намеков не понимает.

— А поликлиника? — заверещал он с новой силой. — Тоже хочет новое здание! Все хотят новое здание в центре, понимаете вы или нет!

Смирнов сглотнул слюну. Нужно брать себя в руки, иначе он растянется прямо здесь, на этом красном ковре в кабинете гада Куролесова, и тогда позору не оберешься.

— А вы? — распалясь, продолжал буйствовать начальник, но руками подгребать перестал — понял, что бесполезно. — Что вы делаете в этом новом здании в центре, сутенерская контора, сводники, мать вашу…

— Мы не сводники и не сутенеры, — негромко заговорил Смирнов. В ушах у него еще шумело. — Кроме деятельности по поиску работы или спутника жизни — это, кстати, благородное дело — мы скоро еще займемся производством, которое сохранит здоровье миллионам людей, а нашему городу принесет славу… Дети — да, но… детскому саду наше помещение маловато, а для остальных неужели не найдется в нашем городе других зданий и офисов? Мне кажется, вы преувеличиваете…

Куролесов нехорошо захихикал:

— Я преувеличиваю? Да я недоувеличиваю, и вообще… Да кто ты такой?! Откуда ты взялся?! И откуда ты знаешь мои проблемы?! Все, разговор окончен!

Он вскочил и подошел к книжному шкафу. В наступившей тишине было слышно его тяжелое пыхтение и лай собаки за окном.

Смирнов продолжал сидеть, глядя в пол.

— А Ирина почему уехала? — обернулся к нему Куролесов. Его раздражение требовало выхода. Кленина была ему хорошо известна. Можно сказать, не раз вместе выпивали, вот только до более близкого знакомства дело так и не дошло, Но на этот раз он твердо решил переломить ее упрямство и попробовать на вкус эту «великую искусительницу». Теперь она дамочка разведенная и можно не опасаться, что обманутый муж наймет киллеров…

Смирнов открыл было рот, но Борис Ефимович его перебил:

— Меня боится, что ли? Да у меня девки помоложе и покрасивее ее есть! Да их пруд пруди! — Он начал повышать голос. — И потом, все знают, как она…

— Не орите! — резко поднял голову Смирнов.

Начальство оторопело:

— Чего?

— Вы орете, — твердо сказал Смирнов.

Куролесов внезапно успокоился.

— Это я ору? — сказал он почти тихо, но с такой интонацией, которая не предвещала ничего хорошего. — Это я шепчу! Когда ору, регулировщики движение перекрывают. Они думают, что пожарные машины воют. А дети, между прочим, заиками делаются, когда я ору. Ты понял?!

Этого Андрей стерпеть не мог. Внезапно он бросился к толстяку через стол и рванул его за галстук. Куролесов и глазом не успел моргнуть, как оказался лежащим на собственном письменном столе. Галстук туго обмотался вокруг жирной шеи, решительно перекрывая доступ кислорода в легкие, а выскочка Смирнов уселся сверху, совершенно его парализовав.

— Вот что, Куролесов… — Андрей говорил медленно и задумчиво. — Во-первых, ты орешь.

Поверженный сделал попытку дотянуться до телефона, но Смирнов отбросил аппарат в сторону.

— Во-вторых, — как ни в чем не бывало продолжал он, — ты оскорбляешь женщину.

Куролесов не сдавался. Его правая, свободная рука потянулась к шее обидчика. Андрей рванул эту пухлую руку назад и вверх, что-то противно хрустнуло.

Куролесов захрипел от боли и задергал толстыми короткими ножками. Сейчас он был похож на старого, злого гнома, у которого из-под носа уводят клад, охраняемый веками.

— В-третьих, не смей говорить мне «ты», — Андрей разозлился не на шутку. — А в-четвертых, я никого и ничего не боюсь. И если ты попробуешь навредить мне, я сделаю так, что тебе будет очень и очень плохо! Ты все понял?

На чиновничьем лице отражалась сложная внутренняя борьба. Упрямство мешало Борису Ефимовичу согласиться с тем очевидным фактом, что преимущество сейчас не на его стороне. Но жить хотелось, а туго затянутый на шее галстук в совокупности с грозным тоном Смирнова очень мешал кислороду попадать в легкие.

Он сделал последнюю попытку освободиться и дернул ножками.

— Все понял? — еще раз спросил Смирнов и рванул его за галстук.

Глазки у Куролесова стали закатываться.

— Да! — прохрипел он из последних сил, чувствуя, как все ближе подступают темнота и дурнота. И в этот момент Смирнов отпустил удавку.

Толстяк откатился в сторону и несколько минут приходил в себя, жадно хватая ртом воздух. Боль в легких прошла, зато кольнуло сердце. Он достал из кармана валидол и автоматически засунул в рот таблетку, зло глядя на Смирнова. Тот опять уселся напротив и с любопытством за ним наблюдал.

— Вот, — сказал он насмешливо, — я так и знал! Я давно заметил, что быть злым, амбициозным и завистливым человеком вредно для здоровья!

Он встал и прошелся по кабинету, разглядывая плакаты на стенах. Один призывал граждан проявить гражданскую сознательность и прийти на выборы мэра, а второй напоминал о том, что хлеб — всему голова.

— Скажите, господин Куролесов, что вам нужно? — Андрей обернулся и успел увидеть, как чиновник ухватился за черную телефонную трубку. Он молча подошел и оборвал шнур.

Куролесов затих и беспомощно посмотрел на него.

— Взятку дать? — деловито спросил Андрей, наклонившись к самому его уху. — Любите взятки?

Куролесов продолжал пыхтеть. Сил говорить у него не было.

— Значит, не любите, — резюмировал Смирнов. — А шашлыки на природе тоже не любите? И женщинами тоже не интересуетесь? С ума сойти! Морально устойчивый чиновник, не подверженный пагубному влиянию власти… А мне говорили, что такого не бывает…

Ярко-красный чиновник не видел в ситуации ничего смешного. Подобное с ним происходило впервые. Чтобы в его кабинете командовал кто-то другой… Уму непостижимо!

Конечно, в приемной у мэра или, еще того выше, у губернатора Борис Ефимович был кроток и любезен, изо всей силы лизал начальству руки и вообще старался излучать честность, доброту и прочие положительные флюиды. Но чтобы у себя в вотчине…

— Наверное, вы любите свою работу? — лицемерно радовался Смирнов. — Очень приятно! Значит, вам нравится помогать людям? — разулыбался он.

Куролесов его веселья не разделял. Он хмуро ожидал финала.

— Значит, мы можем спокойно продолжать работать? — Смирнов продолжал улыбаться широкой, в тридцать два зуба, фальшиво-американской улыбкой.

Чиновник почему-то ее испугался и кивнул.

— Господин Куролесов, вы не зря едите свой хлеб! — Андрей протянул ему руку. Тот подпрыгнул, с опаской на нее посмотрел, потом пересилил себя и пожал противную конечность. — Очень приятно! — еще раз улыбнулся Смирнов. — Приятно было пообщаться! До свидания!