Остановка. Неслучившиеся истории
Шрифт:
– А я как? – с обидой спросила мама.
– Мы с тобой вместе исчезнем.
– А Артем с кем останется?
Мама и папа долго и внимательно смотрели друг другу в глаза. Потом папа вздохнул:
– Да, лучше ничего не менять. Будем жить и расти все вместе.
– Правильно, вместе, – с облегчением подтвердил Артемка, хотя и не верил, что мама и папа куда-то денутся и он останется один.
Папа поднялся, пошли дальше.
Овраг снова расширился, тропинка стала ровнее, деревья расступились. Посветлело.
Слева оказался пруд с плавающими по нему птицами.
– Мам, –
– Ну, сынок, ты что, ты же видел на картинках.
– Гуси?
– Утки, Артем.
Артемка долго смотрел на уток. В жизни они были другими, чем в книжках… Утки, заметив, что на них обратили внимание, подплыли ближе. Одна, с желтым клювом, требовательно крикнула. Не крякнула, а именно крикнула.
– Это селезень, – сказал папа. – Мужчина. Хлеба просит.
Мама достала из рюкзака кусок батона, протянула Артемке.
– Отщипывай и бросай им. Это приятно, уток кормить…
Артемка отщипнул и бросил кусочек. Кусочек упал в траву.
– Ближе подойди. Только не свались в воду.
Утки хватали белый мякиш батона и тут же отплывали. Проглотив, подплывали снова и пытались поймать новый кусочек. Слегка щипали друг друга. Боролись за еду… Мужчина-утка подскочил и выбрался на сушу, покрикивая, пошел к Артемке. Артемка стал пятиться, подняв палку-копье.
– Ух ты какой наглец! – возмутилась мама и встала за спиной Артемки. – Весь хлеб отобрать хочет… Пошел отсюда.
Мужчина-утка остановился, еще раз что-то крикнул, сердито и требовательно, и пошагал обратно. Плюхнулся в пруд.
– Что ж, и нам пора, – сказал папа. – Еще много чего важного надо увидеть.
Впереди была река. Широкая, настоящая.
– Как называется? – спросил Артемку папа.
Артемка молчал. Он знал названия некоторых рек – Волга, Енисей, Нил, Амазонка. Но не решался гадать вслух.
– Как в Москве река называется? – заговорила мама. – Главная река в нашем городе…
Артемка неуверенно, почти вопросительно выдавил:
– Москва?
– Правильно.
– А мы совсем в городе?
– Не совсем, – тоже неуверенно успокоил папа. – Тут когда-то деревни стояли, не так давно… Избы, куры ходили… Была деревня Дьяково. Вон там.
Артемка проследил за папиной рукой и увидел на горе серую, будто выбитую из камня церковь… Артемке встречалось несколько церквей, и все они были веселые, со множеством украшений, напоминающие залитые кремом торты. А эта была строгой, серьезной. Казалось, это окаменела огромная несчастная женщина, закутанная с головы до ног в одноцветный платок. Вышла на высокий берег реки, стояла-стояла, ожидая кого-то дорогого, и, надвинув на глаза почти плоскую шапочку, окаменела, поняв, что ждать бесполезно.
– Эту церковь при Иване Грозном построили, – сказал папа, – а может, и раньше. Во всяком случае, ей без малого пятьсот лет. Полтысячелетия. На самом краю обрыва стоит. И держится…
Артемка понимал, что нужно что-то сказать в ответ. На языке вертелось слово «красиво», но оно не подходило. Не красиво, а как-то… Хотелось смотреть и смотреть, и верилось – если не отрывать взгляд, то можно увидеть прошлое.
– Так, – папин голос, – а теперь обратимся налево.
Артемка с
трудом послушался и разглядел за деревьями острую вершинку другой, белой церкви. Вершинка эта словно карабкалась к небу. На глазах удлинялась, полоски ромбиками увеличивались…– Церковь Вознесения в Коломенском, – продолжал говорить папа, но осторожно, не мешая Артемке любоваться. – Настоящее чудо.
– Да-а, – кивнул Артемка, и глаза почему-то заслезились; чтоб не заплакать, он отвернулся.
– С этой стороны оврага было село Коломенское, где стоял тот дворец, а с другой – Дьяково, дальше – Сабурово. И везде яблоневые сады росли…
Вернулись к ручью. Здесь он был шире, крепче, а у еще одного мостика образовывал небольшое озерцо и, выливаясь из него водопадиком, уходил в большую реку.
Пока Артемка наблюдал за водой, мама с папой тихо спорили.
– Давай в Коломенское, а потом в метро, – говорила мама, – тебе хватит уже, ведь еле на ногах держишься…
Папа не соглашался:
– Там люди, ларьки все эти, карусели… Всё впечатление смажут. Лучше вот там обойдем гору и вернемся к Каширке.
– По буеракам снова…
– Нормально, еще один привал сделаем. Всё нормально.
Перешли ручей через мостик и побрели по посыпанной мелкими камешками дороге вдоль берега Москвы-реки. В воде и на камнях было много уток. Они перекрикивались, шумели, что-то будто решая… Артемка вспомнил: «выяснять отношения». Да, похоже…
– Молодняк учат, – сказал папа, – скоро полетят.
– Куда полетят?
– На юг… Почти все птицы улетают. Кроме голубей да воробьев. Даже ворон, кажется, нет в Москве зимами.
– Есть, – отозвалась мама. – Я видела.
Папа легко согласился:
– Наверно…
А Артемка изучал тот, противоположный берег реки. Таинственный, совсем, казалось, дикий. Тянуло туда, звало, обещало много интересного, разные приключения.
Но берег был недостижимым, нечего было и мечтать там оказаться… Нет, он окажется, исследует. Потом. Когда подрастет. Сейчас хорошо и то, что он узнал об этом месте, что оно существует…
Артемка перевел взгляд направо и увидел деревья, а над ними – ту церковь, похожую на окаменевшую женщину. Она действительно стояла над самым обрывом, а отсюда, снизу, словно бы висела в воздухе… Артемка прибавил шагу, боясь, что сейчас церковь возьмет и прыгнет в реку, задавит по пути его, родителей.
И тут из-за деревьев на горе вылетело ярко-желтое, с широкими крыльями. Еще не отошедший от страха быть задавленным, Артемка вскрикнул и присел.
– Ты чего?! – изумился папа. – Это дельтаплан. Красота… Гляди.
Артемке было уже стыдно своего вскрика, он впился глазами в движущийся по небу огромный то ли воздушный змей, то ли легкий-легкий самолетик. В центре, меж крыльями, лежал человек.
– Ребята с горы бегут, ловят поток воздуха и парят, – рассказывал папа с уважением и как бы с завистью. – Молодцы. Давно не видел… Знаешь какая смелость нужна! Бывает, не попадают в ветер, падают…
Дельтаплан удачно сделал круг над лесочком, рекой и стал удаляться.
– Нам тоже туда, – кивнул папа на холмистое, с деревьями и кустами пространство. Большое и вольное.