Остановка
Шрифт:
Л и д и я. Видно, он… он не хочет нас больше. (Начинает плакать.) Я даже не знаю, где он. И теперь нас выселяют.
Л е г к о в (садясь, хмуро). Та-ак. Значит, он с тобой побыл, ребенка завел. А теперь ему просто надоело?
Л и д и я (переставая плакать, почти обрадованно). Правильно. Надоело.
Л е г к о в. И ты решила, самое время обратиться ко мне?
Л и д и я. Ага.
Л е г к о в (после паузы). Ловко ты все это распределила: кому кататься, кому саночки возить. (С интересом.) Тебе, значит, кажется, что
Л и д и я. Вовсе нет. Просто ты единственный человек, кто может помочь. Ты же не оставишь меня в трудную минуту.
Л е г к о в. Ясно. А в мою трудную минуту ты подумала обо мне? (Закуривает.) Может, ты восстановишь в памяти, как удачно уложила пять лет нашей совместной жизни в три минуты телефонного разговора? Может, припомнишь свой воркующий голос, когда просила войти в твое положение, так как ты встретила необыкновенного человека и беременна. (Тушит окурок.) Я вошел в твое положение. Все бросил и уехал. Верно?
Л и д и я (горестно вздыхая). Конечно, ты имеешь право. Меня трудно простить. Но ты попробуй. (Плачет.) Прости меня, ради бога. Иначе я не выпутаюсь. (Делает движение к нему.) Мы могли бы…
Л е г к о в (резко). Нет, не могли.
Л и д и я. Ты устал. Я понимаю. Но это вот-вот решится в горисполкоме.
Мгновенно в дверях вестибюля — фигура Н е р у к о т в о р о в а.
Н е р у к о т в о р о в (словно эхо, издалека). Товарищ Легков, надо записаться. Вот здесь. (Показывает на свой блокнот.) Прием по средам и пятницам.
Л и д и я (радостно). Мне кажется, я уже вас видела где-то.
Н е р у к о т в о р о в. Разумеется.
Л и д и я (показывая на Легкова). Он придет в пятницу.
Н е р у к о т в о р о в (прикладывает палец к губам, оглядываясь, будто его преследуют). Тс… тс… Вы меня не видели. Меня не было здесь. (Исчезает.)
Л е г к о в (взрываясь). Не будет этого. Не надейся. (Смотрит.) Я наконец освободился! Понятно? Хватит с меня! Разыскивай своего необыкновенного, налаживай отношения… Ясно? (Видя, что Лидия пережидает его тираду.) Выселить вас не имеют права. У жены с ребенком равные с ним права.
Л и д и я (горестно). Какая жена! Мы и не расписывались.
Л е г к о в (смысл случившегося наконец доходит до него). На что же ты рассчитывала? Я тебя спрашиваю, о чем ты думала, когда заводила ребенка, требовала развода? (Передразнивая.) «Милый, мы не должны больше видеться. Никогда».
Лидия опускает голову.
Год ты гуляла, забыв, что я существую даже. Когда я кидал вещички в чемодан, спросила ли ты, куда меня понесло с насиженного места? А теперь ты разыскиваешь меня черт-те где и хочешь, чтоб я снова впрягся и тянул тачку? На это ты рассчитываешь?
Л и д и я (вспыхивая). Ну что ты, теперь все будет иначе. Ты увидишь. (Переставая плакать.) Знаешь, я почти получила роль в кино. Наверняка все хорошо устроится. Ну что тебе стоит похлопотать?
Л
е г к о в (махнул рукой). Но учти: больше ты меня не трогаешь. Все!Л и д и я (после маленькой паузы). Скажи, ты уже где-нибудь остановился?
Л е г к о в. Нет.
Л и д и я. Может, ко мне заедешь?
Л е г к о в (привычно, скороговоркой). У меня еще дел навалом. Бумаги…
Л и д и я. А я подожду.
Л е г к о в. Это уж лишнее. Успею — зайду, попозже.
Л и д и я (пишет на бумажке). Обещаешь? (Дает адрес.)
Л е г к о в (что-то прикидывает, машинально). Сказал, приду, если получится. (Прячет бумажку.)
Лидия выходит, улыбаясь чему-то. В вестибюль возвращаются С в е т л а н а и Ж е н щ и н а. Теперь ее длинные волосы уложены по последней моде, с кудрявым шаром вокруг головы; она еще более неотразима. Обе не замечают Легкова за портьерой двери.
Ж е н щ и н а (очень оживлена). Глупо, наверно, но мне кажется — все у меня обойдется. (Посмотрелась в зеркало, обняла Светлану.) Правда ведь?
С в е т л а н а (держит ее руку). Уверена. Через месяц вы приедете. (Бросает взгляд.) Сделаем чуть покороче.
Ж е н щ и н а (качает головой, горестно). Через месяц вряд ли. Они говорят, после операции три недели лежать, потом санаторий и дома. (Пауза.) Может, ко мне выберетесь? Вчера мне сказали — химию перед наркозом нельзя. Я прямо убита была.
С в е т л а н а. После — нельзя.
Ж е н щ и н а. Да, да. Я уже выяснила. (Снова посмотрелась в зеркало; заметив в дверях Легкова, засуетилась.) Вот еще мужчина к вам, а я задерживаю Ой, чуть не забыла! (Легкову.) Где-то здесь мои ягоды.
Л е г к о в (достает с подоконника). Вот. И шляпа.
Ж е н щ и н а (Светлане, подавая корзину с ягодами). Это вам. Мне утром в театр принесли. Я ведь сегодня тоже репетировала. С таким настроением провела сцену. Даже с подъемом. Будто ничего не случилось.
Пауза.
С в е т л а н а. Да, да…
Ж е н щ и н а. Помните, я все горевала, что не получается «Уж полночь близится, а Германна все нет…» Сегодня что-то наметилось. Даже артисты зааплодировали. Я ведь в театре пока никому ни слова.
С в е т л а н а. Сами узнают.
Из зала слышна песня про Томашев. Женщина напряглась, вытянулась навстречу музыке. Села, обмахиваясь шляпой. Еще прислушалась.
Ж е н щ и н а. Хорошо поет Эва Демарчик. (Смотрит на Светлану; почти с отчаянием.) Нагляжусь на вас, а то ведь долго не увидимся. (Внезапно начинает подпевать, потом чуть громче, тихо, выразительно.) «В том белом доме, в тех покоях доныне места не находят, чужую мебель расставляют, и затоскуют, и выходят, а я… а я там все оставила, ту тишину, что вечно длится…» (Обрывая.) Ну, прощайте, милая. (Встала; не глядя, почти выбежала.)