Останься навсегда

Дорога домой прошла без особых происшествий, и, пока Оливер выгуливал собак, Кейт разожгла огонь и поставила чайник.

– Может, приготовить ужин? – спросила она, когда он вернулся, и получила в ответ улыбку.

– Никогда в жизни больше не захочу есть. Чего я на самом деле хочу, – улыбка медленно покинула его лицо, – это обнять тебя. Хочу на руках отнести тебя наверх и уложить в постель, а потом… Но сначала я хочу, чтобы ты открыла свой подарок.

– Я приготовила чай.

– Отлично. С чаем мы как-нибудь справимся.

Он уселся рядом с елкой и похлопал по полу рядом с собой, приглашая ее присоединиться. Она опустилась на колени, приняла из его рук маленькую коробочку и открыла ее. Внутри оказался браслет – простой и изящный одновременно. Он был сделан из белого золота и весь усыпан крошечными бриллиантами. Браслет был просто прекрасен, и сердце Кейт сжалось. Она не заслужила такой красоты…

– Я хранил его пять лет, – тихо признался Оливер. – Я купил его тебе на Рождество, но в конце ноября ты ушла, а я так и не смог заставить себя вернуть его обратно.

Кейт провела пальцем по прохладной поверхности браслета и сморгнула слезы:

– Он просто очарователен… Оливер…

– Ш-ш-ш. – Он привлек ее к себе и потянулся к ее губам.

Чай и подарки были забыты. Он отнес ее в спальню, и они занимались любовью с почти болезненной нежностью. А потом снова, много позже, когда он спустился запереть собак и вернулся обратно. Сейчас они просто лежали, глядя друг другу в глаза, и его пальцы поглаживали ее щеку, прослеживая дорожки слез.

– Хороший был день, да?

Кейт почувствовала, как сильно забилось сердце.

– Похоже, тебе очень понравилось возиться с детьми, – произнесла она, замирая от страха и одновременно желая услышать его ответ.

– Знаешь, а ведь у нас все могло бы быть так же, – прошептал он. – Семья, дети, вся эта вечная суета… У нас еще несколько лет назад могла бы быть настоящая семья. Ты могла бы перестать принимать свои таблетки, и тогда уже через год у нас с тобой был бы ребенок.

Кейт хотела что-то ответить, но слова не шли. Что она могла сказать, чтобы при этом не разрушить все, о чем он так долго мечтал?..

– Подумай об этом, пожалуйста, – настойчиво продолжал Оливер. – Мы всегда хотели детей, а время идет, и мы не молодеем. Невозможно остановить эти часы.

«Нет, – в отчаянии подумала она. – Мои часы уже остановились – как стрелки на тех больших дедушкиных часах внизу, которые на прошлой неделе наконец замерли навсегда». Разница была только в том, что тем часам было уже почти двести лет. А ей только тридцать один…

Оливер прижал палец к ее губам:

– Не говори сейчас ничего. Просто подумай об этом, ладно? А теперь давай спать.

Он привлек ее к себе и обнял. Он уже давно заснул, а Кейт по-прежнему слепо всматривалась в темноту спальни, и сотни вопросов вертелись у нее в голове. Что же делать? Как поступить? Как сказать ему?..

К утру она приняла решение. Поцеловав его на прощание, когда он уходил на работу, она выбралась из постели, с трудом держась на ногах, которые, казалось, вот-вот перестанут слушаться. Спокойно приняла душ, оделась, собрала вещи и, уложив набитый чемодан в машину, отправилась гулять с собаками.

Стояла прекрасная солнечная погода, но Кейт смотрела на мир словно через темные очки, не замечая ничего вокруг и чувствуя только странный холод в душе.

Она написала ему записку и оставила ее на кухонном столе, положив рядом коробку с браслетом, а затем, заперев дверь и просунув ключ в щель для писем, села в машину и уехала.

Оливер подъехал к дому и недоуменно нахмурился, а потом пожал плечами. Наверное, Кейт отправилась за покупками. В магазинах как раз начались рождественские распродажи, а она всегда обожала это время.

Негромко насвистывая, он вошел в дом и направился в кухню. Краем глаза он увидел клочок бумаги на столе, а затем заметил стоявшую рядом коробку, и шаги его замедлились.

– О господи, нет. Нет, Кейт, только не снова!

Дрожащими пальцами он взял со стола записку и развернул ее. В глазах потемнело, и он не сразу понял, что там было написано.

«Оливер, я не могу. Прости. Я люблю тебя. Кейт».

Он медленно смял записку в кулаке, готовясь к приступу боли и не чувствуя ничего, кроме пронизывающего холода, который медленно наполнял душу, вытесняя все чувства и эмоции.

Тогда он понял, что боль придет позже.

– Глупая девчонка, – произнес он охрипшим голосом. Схватив телефон, Оливер набрал ее номер и, все еще ничего не ощущая, выслушал, как механический голос в трубке сообщил ему, что данный абонент для звонка недоступен. – Черт.

Он позвонил ее матери. Не то чтобы он надеялся чего-то от нее добиться, просто нужно было сделать хоть что-нибудь. На звонки никто не отвечал, и он вспомнил, что ее мать вместе с ней собиралась съездить в Йоркшир. Адреса он не знал, а пытаться найти его по справочнику было бесполезно – слишком уж распространенной, к сожалению, была фамилия Кроуфорд.

Оливер еще раз перечитал записку, расправив ее на столе, и случайно задел рукой коробку с браслетом. Та соскользнула со стола, и браслет выпал на пол. Бриллианты весело сверкали в солнечном свете, и он растерянно разглядывал их. Черт возьми, как она могла так с ним поступить?!

Как она могла говорить, что любит его?.. Оливер наклонился и протянул к браслету дрожащую руку, а тот все так же сверкал и переливался всеми цветами радуги. Пустота постепенно отступала, а ей на смену приходила все нарастающая боль.

Оливер прижал руку к груди, поражаясь, насколько сильной была эта боль. Может, сердце и в самом деле может разорваться? Из груди вырвалось сдавленное рыдание, и к ноге прижался теплый бок Маффи. Он обнял собаку одной рукой и изо всех сил прижал к себе. Он чувствовал, что на этот раз Кейт ушла навсегда.

– Так вот. У вашей дочери, вне всяких сомнений, синдром Прадера – Вилли. Хорошая же новость в том, что теперь вы сможете обратиться за помощью и поддержкой, что раньше было невозможно. Мы сообщим в социальную службу, и они с вами свяжутся.