Останься со мной навсегда

— О ком ты говоришь, Констанс? — спросил Уэст, преграждая мне путь. Я услышала злобные нотки в его голосе. — Кого ты собираешься искать?

— Вы его не знаете, — невозмутимо ответила я. — Вы не можете его знать. Потому что он не такой, как другие, — он особенный. И я сейчас пойду и найду его.

— Никуда ты не пойдешь, Констанс, — процедил он сквозь зубы. — Тебя заберут в полицию, если ты выйдешь на улицу в таком состоянии. Ты сейчас послушаешься меня и ляжешь в постель. Ты, быть может, забыла, кто я такой? Придется напомнить. Я тот самый человек, Констанс, от которого зависит твоя судьба. Она в моих руках. Я могу сделать твою жизнь такой, как ты хочешь, — или испортить ее навсегда. Поэтому ты будешь послушна мне — послушна во всем, чего бы я от тебя ни потребовал. Иначе ты вернешься на свою ферму и забудешь, что такое Голливуд. Надеюсь, тебе понятно, что я хочу сказать.

Я не понимала, но его тон несколько отрезвил меня. Уэст еще никогда не разговаривал со мной так резко, и я терялась в догадках, чем я могла его рассердить. В конце концов я решила, что лучше ему не перечить, и нетвердым шагом направилась в спальню.

Уэст настиг меня в дверях темной спальни. Когда он прижал меня к стене, навалившись всем телом, я все еще не понимала, чего он хочет.

Я пребывала в полнейшем оцепенении. Я слышала, как затрещала ткань, когда он разорвал на груди мое платье, слышала чье-то хриплое, похожее на хрюканье, дыхание, чувствовала, как чьи-то пальцы больно сжимают мою грудь. Но все это вроде бы меня не касалось… Я была не способна что-либо осознать. Невероятная слабость разлилась по моему телу. Я решила, что мне просто снится кошмарный сон, и, закрыв глаза, погрузилась во тьму.

Я вернулась к действительности, когда Уэст ударил меня с размаха по лицу.

— Очнись, — приказал он. — Меня не прельщает секс со Спящей красавицей. Я не позволю тебе отключиться. Ты должна знать, что я с тобой делаю. А главное, знать, почему ты на это согласилась. Ты согласилась на это потому, что хочешь стать актрисой. А помочь тебе в этом могу только я. Прямо как в сказке, — он зло усмехнулся. — Приходит добрый волшебник и делает простую девушку принцессой. Только в наше время волшебники не занимаются благотворительностью. За чудеса тоже надо платить. Запомни, Констанс: если кто-то оказывает тебе услугу, так это лишь потому, что взамен ждет от тебя других услуг. У этого правила нет исключений. И нет такой девушки, которая не согласилась бы переспать со мной взамен на то, что я могу ей предложить.

Я не верила собственным ушам. Я просто не могла поверить, что все это говорит Уэст — тот самый Уэст, которому я доверяла не меньше, чем собственному отцу. В темноте я не могла видеть лица, склоненного надо мной, — но видела глаза. В них горел какой-то недобрый огонь. Желая спастись от страшного взгляда этих незнакомых глаз, я отвернулась в сторону — и вдруг увидела в зеркале на противоположной стене отражение двух темных фигур. В моем полусонном сознании, по ассоциации, возникла сцена из недавно виденного фильма. Там мужчина зверски насиловал девушку — те двое, в фильме, стояли в тех же позах…

Я не помню, как поступила та девушка в фильме, — но помню, как поступила я. Извернувшись всем телом, я резко повернула голову и впилась зубами в шею моего мучителя — впилась мертвой хваткой, так сильно, что мне не сразу удалось разжать челюсти.

— Ведьма, — злобно прохрипел Уэст, отскакивая в сторону. — Проклятая ведьма. Ты сама не соображаешь, что делаешь.

Я выплюнула его кровь и запахнула на груди разорванное платье. Уэст сидел на кровати и бормотал себе под нос какие-то бессвязные ругательства, прижимая руку к окровавленной шее… Я сама была удивлена тем, что сделала, — я бы никогда не подумала, что способна укусить человека, даже в крайней ситуации. Но я знала, что поступила правильно. В эту минуту я чувствовала себя очень сильной и была уверена, что сумею противостоять Уэсту и впредь, если он еще посмеет ко мне притронуться.

Уэст встал и направился к двери, все еще держась за шею.

— Собирай вещи, Констанс, — сказал он, останавливаясь на пороге и поворачиваясь ко мне. — Завтра утром я заеду за тобой и отвезу тебя на вокзал. Поедешь на свою родную ферму ухаживать за коровами. А если у тебя вдруг возникнет желание вернуться в Голливуд, постарайся не забывать о том, что такие, как ты, здесь не нужны. У нас нет ролей для бешеных собак. А я уж позабочусь о том, чтобы все узнали, как ты повела себя с человеком, который нянчился с тобой три месяца и всей душой хотел тебе помочь. На тот случай, если ты не осведомлена, Констанс, — девушек не снимают в кино за красивые глаза. Любой другой режиссер на моем месте потребовал бы от тебя того же. И даже опытные актрисы не брезгуют этим — уж не говоря о какой-то деревенской девчонке, которая даже не знает, что такое кино. Так что попомни мои слова: в Голливуд тебе путь заказан.

— Плевать я хотела на Голливуд, — спокойно ответила я. — Лучше ухаживать за коровами, чем спать с такой свиньей, как вы.

Как только за Уэстом захлопнулась дверь, я бросилась под душ, чтобы поскорее смыть с себя следы его грязных прикосновений. Потом, вернувшись в комнату, занялась укладкой вещей.

Перспектива возвращения на ферму вовсе не пугала меня. Точнее, я просто не задумывалась над тем, что будет со мной в дальнейшем. Сейчас мне хотелось лишь одного — уехать подальше от Уэста.

Когда все вещи были собраны, я решила уехать, не дожидаясь утра. Я заказала по телефону машину в расчете на ночной поезд, отходящий из Лос-Анджелеса в два с минутами, потом сварила себе кофе, чтобы побороть странную сонливость, которая начинала мною овладевать.

Я поперхнулась первым же глотком кипящего кофе — мне как-то не пришло в голову его остудить. В глазах потемнело, и к горлу подступила тошнота. Я едва успела добежать до туалета.

Меня рвало мучительно и долго. Не знаю, было ли это от нервов, или от шампанского, или от наркотика, который подмешал в него этот подлец (он сам потом признался мне в этом), но меня буквально выворачивало наизнанку. Когда приступ тошноты наконец прошел, я так и осталась сидеть на полу в туалете, глядя в одну точку и стараясь побороть головокружение. Потом, незаметно для себя самой, задремала.

Меня разбудил звонок в дверь. «Это Уэст», — испугалась я — и тут же вспомнила, что вызывала такси. Не без труда я встала на ноги и поплелась к двери. Меня все еще мутило.

— Я, наверное, ошибся адресом, мисс, — сказал таксист, по всей вероятности, заметив мой явно нездоровый вид. — Вы ведь не вызывали такси, чтобы ехать на вокзал?

— Вы не ошиблись, — ответила я таксисту. — Я в самом деле вызывала машину, только… только мы поедем не на вокзал.

Я приняла это решение за какую-то долю секунды — как будто мне его кто-то продиктовал. Я решила, что поеду к Уэсту. Если я извинюсь перед ним, может, он простит меня и позволит остаться… Я вдруг поняла, что если вернусь на родительскую ферму, мне уже больше никогда не вырваться оттуда, а это означало полный крах всех моих надежд.

Попросив таксиста подождать внизу, я направилась в ванную. Меня все еще шатало от слабости, но теперь я была совершенно трезва.

Я действовала как робот, так, словно кто-то управлял мной извне. Я вымыла лицо и почистила зубы, расчесала спутавшиеся волосы. Потом сбросила домашний халат и надела джинсы и свитер, сняла с вешалки пальто, потушила свет и вышла из квартиры.

Впоследствии, перебирая в памяти события той ночи, я так и не смогла понять, как я на это решилась. Как будто это решение было принято за меня кем-то другим — я лишь подчинилась какой-то чужой, неведомой воле, отдалась во власть сил, которым была не способна противостоять. Конечно, я уже знала, чего потребует от меня Уэст взамен на свое прощение и на позволение остаться, только притворялась перед самой собой, что не знаю.

Уэст открыл мне дверь сразу, как будто ждал моего появления. На нем была пижама, но вид у него был вовсе не сонный. На его шее красовался след от моих зубов. Я ожидала увидеть на его лице злость — но не увидела ничего, кроме удовлетворения.

— Ты послушная девочка, когда ты не под балдой, — говорил Уэст, подталкивая меня в сторону спальни. — Ты бы не стала кусаться, если бы не выпила чего не следовало. Но ты не виновата — это я просчитался. Ты ведь не соображала, что делала, верно?