Остап Бендер в Крыму
Шрифт:
Козлевич приподнял свою усатую голову и хмельными глазами посмотрел на Бендера. Балаганов громко сопел во сне, и на смех своего командора не прореагировал. Но и автомеханик ничего не спросил у Остапа о причине его смеха.
— Воспоминания, воспоминания, детушки, — тихо промолвил Бендер, засыпая.
Ночью, когда компаньоны дружно спали, пароход «Ленин» прошел Феодосию, Керчь и утром вошел в Цемесскую бухту Новороссийска. Пароход протяжно прогудел, Остап открыл глаза и выглянул в иллюминатор.
Море было чистым и спокойным. Носились крикливые чайки. Солнце белило и без
Технический директор скомандовал: «Подъем!», и компаньоны заспешили на палубу. Смотреть — как пришвартовывается их корабль, как сходят по трапу прибывшие пассажиры и как идет посадка людей отплывающих.
За завтраком Остап сказал:
— Плыть нам еще и плыть, детушки. Туапсе, Сочи… и только завтра к вечеру наш «Ленин» прокрутит себя винтами в Сухуми.
— Уж не жалеете, Остап Ибрагимович, что мы пустились в плаванье? — поггра вил салфетку на коленях Козлевич.
— Ни в коем случае, Адам. Не помешает нам и на море отдохнуть.
— И я так думаю, решили же в Ялте, друзья, — жевал с завидным аппетитом пароходную котлету Балаганов.
— Но вы помните, Шура, что говорила Фатьма об этой самой Екатерине Владимировне? — переменил тему разговора Остап. — Своенравная, необщительная. Поэтому нам следует опасаться, что она не будет с нами откровенной. Надо подумать, что нам следует сделать, чтобы она стала более разговорчивой с нами…
— Командор, вы же сами учили нас — прежде чем соваться к нужному человеку с вопросами, надо узнать, чем он интересуется, какие у него проблемы… Помните, управляющего «Пенькотрестом»?
— Тогда нам здорово в этом деле помогла его домработница, Остап Ибрагимович, — буркнул в усы Козлевич.
— Правильно, очень правильно, господа искатели, — встал из-за стола Бендер, закончив завтрак.
— А может, она все же обвенчалась с тем поручиком, командор? — встал и Балаганов.
— Нет, братцы, вряд ли. Я имею в виду — из-за гражданской войны, — последовал их примеру Козлевич, допив остатки пива.
Глава XIX. БЫВШИЕ ГОРНИЧНАЯ ГРАФИНИ И БЕЛОГВАРДЕЙСКИЙ ПОРУЧИК
За несколько дней до того, как Остап Бендер со своими друзьями плыл на пароходе в Сухум, в этом городе происходила семейная драма. Бывший белогвардейский поручик Вадим Ксенофонтов лежал после дежурства на парусиновой кушетке и жарко дышал. До этого он выпил две стопки виноградной крепкой водки, которую в Сухуме называют «чача». Лежал и в душе был зол не только на весь мир, но и на себя. Полежав с таким настроением какое-то время, он повернулся лицом к Екатерине и с французским прононсом сказал:
— Катрин, неужели ты в самом деле надеешься на наше счастье при этой власти?
— Как и другие. Все зависит от нас, Вадим.
— Не вижу, не вижу перспективы для этого, — сказал Ксенофонтов голосом мрачного человека.
Его густые брови горестно взметнулись и щеки втянулись.
— А я вижу, Вадим.
— Почему же ты видишь, а я нет?
— Потому, что я по-прежнему люблю тебя.
— Катрин! Я еще в прошлый твой рейс поставил тебя в известность,
что между нами все кончено.— Но я… Я не считаю это так, Вадим!
— Это твое личное мнение, Катрин. Я перееду в Батум, а оттуда переберусь за границу. Иначе я не могу.
— Нет, можешь! Не может один человек уйти, если другой его любит!
— Может, — раздраженно сказал Ксенофонтов. — Другой человек, если любит, должен идти с ним. И вообще… перестанем об этом говорит.
— В таком случае, я пойду и заявлю! — закричала несчастная женщина. — Мой дядя, красный командир, спас тебя от расстрела, освободил от тюрьмы, помог тебе с должностью…
— С должностью! — вскочил Ксенофонтов. — С должностью в обезьяньем питомнике! Мне, бывшему офицеру его императорского… Да, лучше бы…
— Не смей так говорить! И если ты действительно сбежишь за границу, пострадает не только мой дядя, но и я, — всхлипнула бывшая графская горничная. В каждый свой рейс я, ссылаясь на болезнь выдуманного мной ребенка, отпрашиваюсь, чтобы увидеть тебя, поговорить, а ты пренебрегаешь моими чувствами, Вадим. Ты вбил себе в голову эту дурацкую мысль о загранице.
— А что же прикажешь делать, почтеннейшая Екатерина Владимировна? Жить с этим мужичьем и ухаживать за обезьянами? Нет уж, изволь понять меня, Катрин.
— Вадим, я тебе уже неоднократно говорила: чтобы жить за границей, нужны средства. А у тебя их нет. И вообще… — замолчала женщина.
— Ну-ну договаривай, что «вообще»? Извольте продолжить, Екатерина Владимировна, — подождав немного, промолвил Вадим. — Договаривайте…
— Да ты пойми, дорогой, что даже для того, чтобы перейти границу, нужны деньги, как я слышала от сведущих людей. В Батуме те же самые аджарцы-проводники не проведут тебя через границу, если ты им не заплатишь.
— Это я знаю, им надо заплатить. И ты мне в этом поможешь, — опустился на стул бывший белогвардейский поручик.
— Каким это образом, Вадим, я могу тебе помочь тебе в этом? Ведь у меня тоже нет денег, — непонимающе смотрела на него Екатерина.
— Продашь бриллиантовое кольцо, которое подарила тебе Елизавета Андреевна, как ты говорила, помнишь? Надеюсь, оно сохранилось?
— Ни за что! Не продам подарок графини, — встала и вновь села на стул Екатерина Владимировна. — Кольцо подарила графиня только мне и Софье, за верную службу. Перед самым отъездом подарила… — с чувством ностальгии промолвила женщина.
— Деньги тебе вышлю, когда переберусь и предстану перед своими, — не слушая ее возражения, говорил Ксенофонтов.
— Нет, нет, нет!
— Такая твоя любовь? — усмехнулся Вадим.
— Понимай как хочешь, но с кольцом я не расстанусь, — твердо ответила Екатерина.
— А может, это кольцо подарил тебе тот поручик, обещая с тобой обвенчаться? — испытывающее смотрел на нее Ксенофонтов.
— Кольцо — подарок графини. Что же касается моего венчания… Это не делает вам чести, господин бывший поручик Ксенофонтов, напоминать мне об этом, — встала и подошла к окну. И оттуда, не глядя на собеседника, промолвила. — И сейчас верю, что он сдержал бы свое обещание, если бы вы, как крысы, не побежали бы из Крыма.