«…оставаться самим собой…»

Сейчас положение таково: французская граница закрыта для поступавшего военного снаряжения с мая прошлого года… Центральную Испанию придется снабжать, морским путем. Италия, возможно, установит блокаду. В результате блокады с воздуха потоплена почти половина поступавших грузов. Каждую ночь они бомбят порты Валенсия и Аликанте…

Для организации крупного наступления на Мадрид или Валенсию Франко потребуется от шести до восьми месяцев. Если у него хватит ума, он пойдет на Валенсию.

Если он возьмет Валенсию, то центральная Испания обречена. Валенсия — богатейшая провинция Испании и кормит Мадрид.

Итальянцы тоже попытаются захватить Мадрид, чтобы взять реванш за свое поражение под Гвадалахарой (1937 г.), и, возможно, они попытаются наступать на обоих фронтах одновременно.

Уже теперь (имеющимися силами и учитывая превосходство в артиллерии) они могут перерезать дорогу Мадрид — Валенсия и задушить город голодом. Последние два года во всей центральной Испании не хватало продовольствия.

Лучшие из моих друзей сейчас в Испании, и думать об этом очень тяжело. В Испании во время всей войны я прекрасно спал ночами; и прошлой зимой в течение пяти месяцев, по крайней мере через день, я был голоден, по-настоящему голоден, но чувствовал себя как нельзя лучше. Так что сознание — загадочная штука, и на него не влияют ни чувство безопасности, ни угроза смерти, ни даже наш желудок…

Всем моя любовь и еще раз спасибо за подарки.

ЭРНЕСТ

28 июля 1949 года

Кардиналу Френсису Спеллмэну

Финка Вихия

Мой дорогой кардинал,

с каждой очередной фотографией вы выглядите все более сладкоречиво-высокомерным, ожиревшим и самоуверенным.

Как штрейкбрехер, выступающий против католических функционеров и госпожи Рузвельт, я возмущен тем, что вы слишком много себе позволяете. Это очень скверно, когда князь церкви становится самоуверенным.

Я знаю, что вы клевещете на Испанскую Республику, и я также знаю, почему вы это делаете. Я знаю, кто отдает вам приказы, и я знаю, почему эти приказы отдаются. Вы возглавляете меньшинство в Соединенных Штатах, среди взносоплателыциков которого некогда был и я, но руководите вы этим меньшинством с высокомерием и наглостью, достойными ожиревшего князька церкви.

В Европе поговаривают, что вы будете следующим и первым американским Папой Римским. Пожалуйста, не стройте иллюзий и не усердствуйте слишком. Пока я жив, вы никогда не станете Папой.

Преисполненный уважения к вам

Эрнест ХЕМИНГУЭЙ

31 июля — 1 августа 1944 года

Мэри Уэлш [24]

Франция

Маленький друг — очаровательный друг,

…с тех пор как мы виделись последний раз, я побывал у своих друзей-летчиков и даже полетал немного (совсем немного, но видел все хорошо). Затем отбыл по месту назначения, и там было ужасно скучно и нечего делать… и я попросил прикомандировать меня к той дивизии, с которой был раньше (4-я пехотная дивизия. — К. Бейкер). Вот уже восьмой день мы непрерывно наступаем. Познакомился с отличными ребятами. Им приходится намного труднее, чем летчикам, так что моя страсть к полетам, очевидно, не что иное, как разновидность лени. Во всяком случае, здесь с пехотой я очень счастлив. В бронетанковых частях мне не очень нравится — слишком много пыли. Впрочем, пыли здесь повсюду хватает, хотя попадаются и отличные места…

24

Уэлш, Мэри — американская журналистка, с которой Хемингуэй познакомился в Лондоне в апреле 1944 года. В 1946 году она стала его женой.

…Захватили мотоцикл с коляской, и теперь у нас есть свой транспорт, а вчера захватили еще и штабной «мерседес-бенц»… Наша дивизия перебила немало фрицев, а в немецких бронемашинах полно прекрасного коньяка… Иногда мы наступаем и днем и ночью. Это очень хорошая дивизия, и я стараюсь быть полезным и не мешать…

Я так скучаю по тебе, что чувствую внутри какую-то пустоту и пытаюсь заполнить ее войной — днем и ночью… Я очень счастлив на фронте, но все же это не то, что любить… Мэри, в этом мире, который мы получили в наследство… Трудно быть осторожным… Но, пожалуйста, будь умницей — бесстрашной, но осторожной…

Я знаю, после того как все кончится, стоит мне остаться наедине с пишущей машинкой, и я смогу написать хороший рассказ… Все увиденное я держу в голове. Есть потрясающие наблюдения, и мне не следует растрачиваться на «Колльерс». Только за последнюю неделю получил столько впечатлений, что хватило бы на целую книгу…

Твой старший друг

Э. ХЕМИНГУЭЙ, военный корреспондент

6 августа 1944 г.

Мэри Уэлш

Франция

Малыш,

мне нравится писать тебе. Только что кто-то поехал в штаб армии, и я отправил письмо… а, поужинав, решил, пока светло, написать еще одно. Ветрено, а день был ясный, хороший; лето, но не жарко, и завтра предстоит славный бой… Я уйду утром с первыми наступающими частями и, должно быть, буду с ними весь день, особенно если удастся найти ту часть, с которой наступал вчера — лучше всего учиться с теми, кого уже хорошо знаешь… Мы живем здесь радостной, пьянящей жизнью, полной убитых немцев, награбленного ими добра, стрельбы, боев, трудностей, небольших холмов, пыльных дорог, шоссе, пшеничных полей, убитых коров, лошадей, и снова холмов, убитых лошадей, танков, 88-миллиметровок, погибших американских солдат, порой ничего не ешь, спишь под дождем на земле, в амбарах, на телегах, походных койках, сидя и все время вперед, вперед…

5 или б августа (наверное, 6-го — воскресенье).

Несколько дней затишья, так что четыре или пять дней буду писать. Напишу четыре рассказа о пехотной дивизии и отправлю их в «Колльерс». Пусть печатают, когда хотят. За последние двенадцать дней одиннадцать раз ходил в атаку — знаю дивизионных, полковых, батальонных, многих ротных и взводных командиров. Скоро узнаю их еще лучше. Но сейчас надо писать.

Получилось удачно — старый, говорящий по-французски солдат может быть полезен, и мы с генералом (Бартоном) добрые друзья, и в конце дня, когда он весь в пыли и невозможно, смертельно устал, мы лежим на одном одеяле и я докладываю ему, как обстоят дела на тех участках, где я побывал на своем мотоцикле. Вчера все наши радужные планы на будущее висели на волоске — я очутился впереди нашей пехоты и меня швырнуло на землю взрывом танкового снаряда, потом из танка по мне выпустили пулеметную очередь и еще стреляли из автоматических пистолетов двое солдат, засевших по обеим сторонам дороги. Пришлось притвориться убитым и пролежать так довольно долго, и я слышал, как немцы, стоявшие от меня примерно в десяти футах за придорожным кустарником, чрезвычайно неуважительно отзывались о твоем старшем друге, коего почитали мертвым…

Пиши мне, малыш… А теперь до свидания и прими поцелуй-

Старший друг

27 августа 1944 года

Мэри Уэлш

Париж

Малыш,

только что получил твое письмо. Первое письмо с тех пор, как корреспондент «Лайфа» и «Тайма» принес от тебя записку. Дважды ездил в штаб справиться о письмах и ничего, а тут, только вернулся в отель «Ритц», и вот оно, письмо, и я очень счастлив.

Мэри, все это время наша жизнь здесь была просто удивительной. Девятнадцатого установил связь с отрядом маки, которые решили сделать меня своим командиром. Должно быть, потому, что я выгляжу таким старым и грозным. Я выдал им обмундирование моторизованного разведотряда, погибшего на подступах к Рамбуйе. Вооружил их из дивизионных запасов. Захватил и удерживал Рамбуйе после того, как наша разведка отступила. Высылал дозоры и поставлял развединформацию французам, когда те наступали. Они с успехом использовали наши разведданные. Французы действовали очень хорошо. А я порядком устал. К счастью, во время наступления Рамбуйе — Париж с нами был военный историк. Иначе нам бы никто не поверил. В основном вся наша операция ерунда в сравнении с настоящим боем. Но могло кончиться скверно. Теперь я снова присоединился к дивизии, а завтра должен попробовать написать обо всем. Потом передам своих людей дивизии. Прекрасные люди. Тебе бы понравились. И что за темперамент!..