Осторожно, тетя!
Шрифт:
– Действительно, братик, – промурлыкала Алена, погладив его по щеке, – пойди, проследи за ней, разузнай что удастся… выясни, кто она… и скорее, пока она не ушла!
– Как, интересно? Подойти к ней и потребовать документы? Мол, проверка паспортного режима?
– Ну уж придумай что-нибудь! В крайнем случае, отвези ее в Комарово… Там большой дом, можно поговорить без помех… особенно в подвале… Надеюсь, ты меня понимаешь?
Алена выдвинула ящик и достала маленький пластмассовый флакон.
– Дай ей вдохнуть это, и на несколько минут она потеряет сознание. Только будь осторожен, дорогой,
– За кого ты меня принимаешь? – проворчал Кирилл, пряча флакон в карман пиджака.
– От тебя всего можно ожидать!
– Кстати, – снова вступила в разговор старуха, – если вам понадобятся деньги… ну, если ваш исполнитель все-таки согласится отдать завещание, то имейте в виду – у меня кое-что есть…
– Бабуля! – Алена обняла ее, восхищенно улыбаясь. – Я тебя обожаю! Но откуда у тебя деньги?
– Я же не трачу их на косметологов, парикмахеров и прочие, как ты выразилась, дамские развлечения, – усмехнулась бабушка. – Но только на вашем месте я не очень бы на это рассчитывала.
– На что? – переспросил Кирилл.
– На то, что киллер отдаст вам завещание, – терпеливо объяснила старуха. – Мне кажется, он поставил на вас жирный крест.
– Можно с вами посидеть? – утомленным голосом спросила Лола, остановившись возле скамейки и демонстративно вытирая со лба несуществующий пот, как утомленная полевыми работами крестьянка.
– Отчего же нельзя? – ответила одна из пенсионерок, полная тетка с жабьим лицом, подвинувшись и освободив Лоле местечко. – Скамейка общая, места не куплены, посиди, коли устала!
– Хилая молодежь пошла! – подала голос вторая старуха, худая, с поджатыми недовольными губами, в лихо заломленной джинсовой панаме. – Мы, бывало, цельную смену у станка простоим, а потом на танцы, на танцы! Об том, чтоб устать, и речи не бывало, такого и слова-то не знали! А тут десять шагов пройдет – и уже присесть норовит, устала!
При этом она ни к кому не обращалась, но ни у кого не было сомнений, о ком идет речь.
– Я весь день на ногах, – жалобно и как бы оправдываясь отозвалась Лола, – и все по лестницам, по лестницам, что ни дом, то лифт непременно сломан… А что делать? Такая уж работа…
– Это что же у тебя, милая, за работа, что все по лестницам? – участливо поинтересовалась полная, более доброжелательная пенсионерка. – Почтальоном, что ли? Так вроде без сумки…
– От торговой фирмы, – сообщила Лола. – Покупателям сообщаю, которые призы выиграли. Кто холодильник, кто телевизор, кто пылесос или печку микроволновую…
– Что ж, по телефону нельзя, что ли? – задала сердобольная тетка вполне резонный вопрос.
– По телефону? – переспросила Лола, лихорадочно подыскивая объяснение. – Так ведь купон вручить надо, и поздравление от фирмы, и поговорить с покупателем положено…
– Небось, деньги гребешь, коли от торговой-то фирмы, – завистливо проскрипела тетка в панаме. – В торговых-то фирмах страшные деньжищи получают! Вот у меня племянница продавщицей устроилась, так восемь тысяч ей положили! Это же просто бандитизм!
– Да что вы, бабушка! – простонала Лола, закатив глаза. – Копейки платят, еле концы с концами свожу!
– Какая я тебе бабушка? – огрызнулась тощая тетка. –
Мне таких внучек даром не надобно!– Что ты, Макарьевна, пристала к человеку? – вмешалась полная. – Дай ты ей передохнуть! А что, девонька, в нашем-то доме тоже кто-нибудь выиграл? – В глазах у старухи мелькнуло жадное любопытство.
– Выиграли, – ответила Лола, окинув свою соседку честным, бесхитростным взглядом. – Мухиных знаете?
– Мухиных? – злобно переспросила тощая тетка. – И тут им, иродам, повезло! Вот уж говорят – деньги к деньгам! Все у них, бескультурников, есть, денег куры не клюют, так еще и выигрыш им! У, бандиты окаянные!
– Чего уж ты так, Макарьевна? – одернула свою соседку полная тетка. – Какие ж они бандиты? Приличные вроде люди…
– Приличные? – Худая тетка побагровела, и панама сбилась на один глаз, сделав ее похожей на карибского пирата. – Да натуральные бандиты! Доченька, шалава, что ни день – в новом наряде, только и шастает мимо – фрр-фрр! Хоть бы когда поздоровалась! Сынок – тот еще похлеще, как глянет – прямо мороз по коже, ну вылитый уголовник! Сразу видать – нары по нему плачут! Мамаша ихняя – это вообще пробу ставить негде! Скоро на пенсию, о душе пора подумать, а она на шпильках шкандыбает, морда накрашена, волосья завиты, юбочка до пупа – это ж срам, кому сказать! Мужа-то недавно схоронила, а уже мужиков водит, и все молодых!
– Макарьевна, Макарьевна, ты бы постыдилась при постороннем человеке такое говорить! – одернула ее подруга.
– А чего мне стыдиться? Мне стыдиться нечего, я правду говорю! Спроси кого хочешь, всякий тебе подтвердит!
– Макарьевна! Тут ведь и Ольга Никитишна сидит, а ты при ней дочку ее так честишь! Она-то ведь ни в чем не виновата, а ты…
– Где Никитишна? – оглянулась худая старуха. – Нет никакой Никитишны, что ты меня сбиваешь? Разве бы я при ней стала…
– Как нет? Только что ведь тут сидела! Еще как девушка подошла, она тут рядом была, на скамейке, а сейчас правда нет…
– И всегда она так! – снова завелась тощая. – Всегда так! Все-то тишком, все-то молчком, и не поговорит никогда с людьми… гордится! А чем ей перед нами гордиться-то? Что внучка у нее шалава? Что внук бандит? Что дочка в мужнину кровать посторонних мужиков таскает? Сама, значит, так их воспитала! Тут перед нами гордиться-то нечем!
– Ну, на Никитишну ты зря! Она приличная женщина, и в возрасте уже, так что ее винить…
– То, что в возрасте, – это все пустое! А что она всю жизнь делала-то? Ты знаешь? То-то! И я не знаю! Никогда с людьми не поговорит, ничего про себя не расскажет…
– Ну, зять-то, покойник, хороший человек был, тут ты ничего сказать не сможешь!
– Хороший? – повторила неуемная Макарьевна. – Да, зять у Никитишны уважительный был, ничего худого про него не скажу… Как идет, так непременно с нами поздоровается, про здоровье спросит… Ничего не скажу… А она, Алка-то, его не успела схоронить… – И на голову вдовы полился прежний поток «комплиментов».
– Что ж Никитишна-то ушла? – озабоченно спросила полная тетка. – Как услыхала, что ты, девонька, про Мухиных спрашиваешь, так тут же и поднялась… Могла бы и взять у тебя те бумажки, чтобы тебе, девонька, зазря к ним не подниматься…