Осторожно: злая инквизиция!
Шрифт:
— Я надеялся, что запасенной энергии хватит на то, чтобы Надя преодолела энергетический порог и справилась с болезнью, но не повезло: силы не хватило… Хотя некоторое время все шло хорошо, ей явно стало лучше, и лечащий врач заговорил об устойчивой ремиссии, она уже стала надеяться, что выздоравливает, но…
Молчание, и усталое:
— В первый раз она продержалась без дополнительной подпитки почти год. Потом убивать понадобилось чаще. Жертв старался находить вне Крапивина. Отвозил Надю в санатории, оставлял отдыхать. Ей говорил, что возвращаюсь домой, на работу, а сам… искал. Так… безопасней. Да и объяснять улучшения
— Почему именно неинициированные ведьмы? — задал я новый вопрос.
— Их видно, — Левашов потер запястья, как будто мерз.
Может, и вправду мерз — в подвале было нежарко.
— Я не умею определять колдунов или ведьм, которые уже прошли инициацию. А неинициированные светятся, как звездочки в темноте. Со временем научился чувствовать их издалека — стоило только сосредоточиться…
Диктофоны на столе между нами беспристрастно фиксировали ход допроса. Основной, мой, — и второй, принадлежащий Кирюхе, на всякий случай.
Жека со скоростью профессионального секретаря заносил признания Левашова в протокол.
— Можно мне воды?
— Да, конечно, Кирилл Андреевич. Костя, — обернулся я к Кирюхиному подчиненному.
Тот кивнул и буквально через минуту вернулся с пол-литровой пластиковой бутылочкой.
Когда Левашов утолил жажду и вернул оперативнику пустую бутылку, я задал следующий вопрос:
— Сколько всего было жертв?
— Восемнадцать, — отозвался он, глядя в сторону. — В первый год понадобилась одна. На второй уже две, потом три… В прошлом году — пять. В этом понадобилось уже семь…
Восемнадцать. Человек.
Молодых, полных сил девушек.
— Нам нужны будут имена, описания, даты… Другие подробности.
— Я не знаю имен, — тускло отозвался Левашов. — На внешности тоже старался не зацикливаться… Даты помню неточно, плюс-минус. Места разве что могу точно назвать…
— Покушение на Катерину Оленеву в мае этого года — ваша работа?
— Барышня из дворца спорта молодежи?
— Да.
— Да… Моя.
Когда он закончил диктовать скорбный список, по которому нам еще предстояла уйма работы, я перешел к следующему вопросу:
— Зачем вы вызвали инквизицию? — в отличие от Кирилла Андреича, я не мог позволить себе роскоши не смотреть на человека, сидящего напротив.
Левашов неловко пожал плечами:
— Пару лет назад я понял, что долго так не смогу. Миновать энергетический порог не получалось, жертв требовалось все больше, а я… Как бы там ни было, удовольствия я от убийств не получал. Но наблюдения показывали, что моя теория верна и вылечить Надю все-таки можно, но… — он устало вздохнул и негромко подытожил: — Нужна была по-настоящему сильная жертва.
По-настоящему сильная жертва явно имела что сказать по этому поводу. Как ее, бедную, до сих пор от сдерживаемых чувств не разорвало?
А Левашов неохотно продолжал:
— Про Хозяек я слышал от бабки, ведьмы. Но кто является в Крапивине Хозяйкой сейчас, я не знал, а попытки осторожно выяснить ни к чему не привели: все только пожимали плечами. Да у меня действительно практически нет связей с магическим сообществом города: бабка-покойница к магии относилась негативно, в ведьмовском мире отношений ни с кем не поддерживала… У меня дар не настолько сильный, дети, все трое, неодаренные — как-то
искать выходы и налаживать связи всю жизнь незачем было. Выяснять через Орден было бы подозрительно, а больше я и способов никаких не знаю.— Наде становилось хуже, у меня уже почти начали сдавать нервы, и я решил пойти ва-банк, — продолжал недобровольную свою исповедь Кирилл Андреевич. — Я много лет был осведомителем при инквизиции. И потому так вышло, что про Орден я знал больше, чем собственно про магов. Ну и знал, что, работая в чужом городе, вы по регламенту должны ставить в известность Хозяйку этого места…
Он нервно дернул щекой:
— Готовился больше года. Собирал информацию, искал необходимые инструменты: сим-карты, сонный газ… Когда работаешь в бюро судебно-медицинской экспертизы около четверти века, волей-неволей обрастаешь самыми причудливыми знакомствами… Вышел на Дмитрия Миргуна…
И после невеселой усмешки, адресованной самому себе, продолжил:
— Старался действовать аккуратно, не вызывая подозрений. Учел все, что смог. Постарался предусмотреть максимум вариантов развития событий. И… написал своему куратору в Ордене о подозрительных убийствах, похожих на магическую серию. Я надеялся, что, использовав Дмитрия Миргуна как громоотвод, сумею выйти сухим из воды, а если нет — ну что ж. Значит, нет. Главное — помочь Наде, а в остальном я был готов ответить по закону.
Тяжелое молчание, закрытые глаза крапивинского судмедэксперта.
Он говорил глухо, монотонно, так, словно все эмоции в нем давно отгорели, оставив одну большую усталость:
— С Ксенией Егоровной с самого начала все пошло не так.
Тут я на мгновение испытал к нему даже что-то вроде сочувствия: с Ксенией Егоровной так оно и бывает.
— Мало того что она оказалась в квартире почему-то не одна, так еще и в подъезде вы разделились, и, когда на Ксению Егоровну подействовал газ, — вы, Максим Владимирович, успели насторожиться.
Я оценил деликатность Левашова: прекрасно понимая, что мое к нему отношение претерпело существенные изменения, он больше не считал себя вправе пользоваться моим разрешением обращаться на «ты».
— Пришлось уходить, пока вы возвращали бессознательную Хозяйку в квартиру. Потом, позже, я узнал о другом покушении — тоже неудачном, — из-за которого Ордену пришлось взять госпожу Свердлову под защиту, но это уже ничего не меняло: у меня не было возможности застать ее одну, а связываться с дознавателем Ордена… Я не слишком хорошо представляю магические возможности вашей Организации, Максим Владимирович. Ранее мне все больше доводилось иметь дело с ее бюрократической стороной. Я постарался расположить Ксению Егоровну к себе, даже пригласил вас к нам с Надей… Мне нужно было, чтобы Ксения Егоровна меня не опасалась. Я вполне отдавал себе отчет, что с ведьмой такой силы у меня будет только одна попытка.
Ксюша-Ксюша… «Ведьма такой силы»… Эх ты, балда крапивинская! А если бы мы опоздали с помощью?
Я оглянулся на нее. Представил, что мог бы не успеть.
В душе шевельнулось нехорошее понимание, что тогда Левашов мог бы до допроса и не дожить.
Слишком ярко помнился тот гнев, который затопил меня, когда я увидел Дмитрия Миргуна, стоящего над Свердловой с ножом в руке.
Нет, эмоциональная вовлеченность — все-таки зло.
Я постарался очистить голову от лишнего, сосредоточиться мыслями на работе.