Остров Буян
Шрифт:
– Скорое дело, – сказал подьячий, – ныне работа нужна, Федор велел и воевода.
– Люди добрые по домам пошли, а ты все с работой. Нынче шабаш. В понедельник, что надо, сроблю.
– Для царского дела без мешкоты. Скуй контарь [83] на пять пуд. С понедельника утра он надобен. С контарем промешкаешь, и воеводу прогневишь, – решительно возразил подьячий, – а ко всенощной не ходи – на то владыка благословил…
Кузнец не стал больше спорить. Заказ Емельянова, подкрепленный воеводой, терять было невыгодно…
83
Контарь –
– Иван, постой уходить: скорое дело от воеводы, – позвал Михайла Иванку, уже снимавшего запон.
– Якунь, погодишь? – окликнул Иванка друга.
– Нече ему годить, пусть идет. Работы до ночи хватит! – резко сказал кузнец.
Закончив рядиться с подьячим, кузнец отпустил Якуню и принялся за дело. Он сам досадовал на невольную задержку в кузне.
Два раза кузнец в нетерпенье прежде времени выхватывал из огня тяжелое коромысло контаря и с досадой совал его обратно в горящие угли горна.
Разозленный медлительностью накала, кузнец все взвалил на Иванку.
– Чурбан, поспевай-ка с мехом! – раздраженно крикнул кузнец.
– А ты не кричи – суббота! – ответил Иванка со своей обычной упрямой и непокорной повадкой.
– Хоть воскресенье, а ты с мехом за мной поспевай – не даром кормлю!
Иванка смолчал и сдержал усмешку, готовую сорваться от предвкушения вмиг придуманного озорства…
Работу закончили только к ночи.
Кузнец велел запрячь лошадь и, несмотря на позднее время, отвезти заказ во двор к Емельянову.
За год жизни у кузнеца Иванке приходилось не раз отвозить большие заказы.
– Наказал Филипп захватить молоток и зубило. Там они гирями вес испытают – метки поставишь на коромысле. За работу алтын дадут, – на дорогу сказал кузнец. – Гляди, уж сам кузнецом станешь! – улыбнулся он.
Иванка поехал…
Лязгнули тяжелые ворота. Предупрежденный дворник встретил Иванку во дворе. Грохоча железной чашей и цепью контаря, телега подъехала к самой клети. Двое людей вышли навстречу из клети и помогли Иванке внести контарь. Иванка встречал Емельянова в церкви или на улице и сейчас едва узнал его в простом синем сукмане, в простой тафейке на голове и в пахнущих дегтем сапогах…
«Вот, чай, Михайла озлится, что сам не повез весила, – не ждал, что Федор станет стречать!..» – подумал Иванка, который знал, за какую честь считали посадские говорить с «самим Федором».
Филипка и Федор, подвесив контарь на крюк, наложив гирь, передвигали противовес. Филипп отмечал мелом. Сняв с крюка контарь, они шептались. Иванка стоял переминаясь, не зная, что делать.
Когда они стали шептаться, он кашлянул, чтобы напомнить о себе.
– Кузнец, взял зубило? – спросил его Емельянов.
– Взял, сударь, – робко ответил Иванка, смущенный неожиданной близостью такого большого и знатного человека.
– Иди-ка, вдарь! – приказал Емельянов.
– Тут вдарь, – указал Шемшаков.
– Нет, тут, – указал чуть в сторону Федор.
Иванка приставил зубило и ударил молотом. Глубокий рубец лег на железное коромысло.
– Рост
не велик, а сила грозна! – шутя произнес богач. – Ты что ж, сынок, что ли, Мишке? – спросил он Иванку, пока Шемшаков клал в чашу другую гирю и метил мелом новое место рубца.– Подручный я в кузне, – ответил Иванка.
– Ну, вдарь, вдарь вот тут, – указал Емельянов.
Иванка ударил молотком по зубилу.
– Вдарь-ка еще вот тут, – указал Емельянов.
Иванка сделал еще несколько насечек.
– Держи за работу, – сказал Емельянов и дал ему целую полтину. – А хозяин твой у Филиппа деньги получит, – добавил Федор.
Растерявшись от его щедрости, Иванка даже забыл поблагодарить за нее. Он живо вскочил на телегу и натянул вожжи…
Наутро Иванка отдал на сохранение бабке свою нежданную полтину. В кармане кафтанишка звякнул о деньги ключ от кузни, оставшийся с вечера у него… Кончалась обедня – вот-вот откроют кабак…
Иванка заторопился…
– Иванка, куда? – крикнул приятель-подросток.
Иванка только махнул рукой и пустился бегом…
В кузне он, сняв с горна мех и взвалив его на спину, поспешил к кабаку.
Далеко не доходя кабака, впереди он увидел широкую спину Михаилы.
Иванка убавил шагу, стараясь не перегнать кузнеца и идти незаметно вблизи…
Михайла не замечал его до самого кабака. Но кабацкие ярыжки радостно заревели, увидя Мошницына в сопровождении Иванки:
– Ай да кузнец! Гулять так гулять! Нету казны – пропьем кузню!
Михайла оглянулся и увидел Иванку со странной ношей.
– Пошто притащил? – строго спросил он.
– Сам велел за тобой поспевать с мехом! – бойко отрезал Иванка.
Кругом захохотало пьяное скопище.
– С мехом? – переспросил кузнец. – Ну, гляди: ты меня смехом донять хочешь, а я тебя слезами дойму! Неси на место!
– Чарку за работу проси! – крикнул Иванке один из ярыжек.
– Не носи задаром! Не балуй хозяев!
– Разори кузнеца на чарку, молодчик! – со всех сторон подзадоривали Иванку кабацкие «питухи».
Иванка скинул с плеча мех.
– Голос народа – божий голос, хозяин, ставь чарку! – сказал Иванка.
– Пшел на место! – как на щенка, крикнул Мошницын.
– Не могу. Заставил в праздник работать – за то плати! – не желая сдаваться на людях, возразил Иванка.
Пропойцы галдели, забавляясь гневом Михаилы. Кузнец уступил и велел дать Иванке вина. Мальчишка выпил. Водка ожгла горло, но он постарался не показать виду, что горько, и молодецки тряхнул кудрями.
– Вот так питух взрастет! – закричали пьяницы.
Иванка степенно поклонился хозяину, всем «питухам», взвалил на плечо мех и молодцевато пошел назад.
На обратном пути ноги его заплетались. Улица кривилась, шаталась знакомая дверь и прыгала так, что ключ долго в нее не попадал. Наконец Иванка осилил и отпер дверь, навесил мех и, уже не помня себя, вышел из кузни…
Поутру он проснулся от холода на берегу Великой, с которой вздымался густой весенний туман.
Иванка с трудом припомнил, что было вчера, и побежал в кузню.
До вечера кузнец не сказал Иванке ни слова. Когда же они возвратились к ужину, он вдруг схватил Иванку, согнул в дугу, зажал его голову между ног, быстро сдернул с него штаны, и едва Иванка успел опомниться, кузнец стал его сечь заранее приготовленной плетью.