Остров мечты

— Правда? Я так говорила? Но сегодня я действительно вас заметила, честное слово. И сразу же поняла: это вы. Можно, я скажу ещё одну вещь?

— Давай. Хотя не думаю, что она окажется для меня особенно приятной.

— Куда менее приятной, чем всё, что вы услышали до сих пор, — отчётливо и внятно проговорила девушка.

— В каком смысле? — Хотя Сёдзо не собирался принимать её болтовню близко к сердцу, вопрос его прозвучал абсолютно серьёзно.

— Вам уже не удастся вернуться назад.

— Куда? — спросил Сёдзо, невольно понизив голос.

— К себе прежнему.

— Выходит, я — уже не я, а какая-то тень, гуляющая сама по себе.

— Может быть, — проникновенным, ласковым голосом произнесла девушка. Во всяком случае, Сёдзо показалось именно так. От этих слов по спине у него пробежал холодок, а сердце замерло от незнакомого сладостного чувства.

Они уже миновали остров Цукисима и теперь ехали по району Цукидзи. Снаружи становилось всё светлее от уличных фонарей и неоновых реклам. Девушка отстранилась от Сёдзо и, прикрыв глаза, откинула голову на спинку сидения.

— Что, болит?

В ответ она лишь слегка покачала головой.

Гиндза встретила их сиянием огней и людским водоворотом. Девушка вдруг совершенно сникла. Когда они добрались до клиники, она была уже не в состоянии произнести ни слова.

Привратник сказал, что приём уже закончен, но Сёдзо объяснил, что пациентка доставлена с места аварии, и упросил его позвать дежурного врача.

На вопросы медицинской сестры, заполнявшей амбулаторную карту, девушка отвечала глухим, тусклым голосом, — её как будто подменили. Сёдзо вкратце описал врачу обстоятельства аварии и покинул смотровой кабинет.

Сидя в полутёмной приёмной, он поражался самому себе, готовому разбиться в лепёшку ради девчонки, которой не знал даже по имени, и, тем не менее, он не видел в этом ничего противоестественного. Что-то подсказывало ему, что при всей странности их отношений, в этом заключён некий смысл. Какой именно, Сёдзо не знал, но он чувствовал себя окрылённым, — как будто девушка передала ему всю свою жизненную энергию.

Вышедший к нему врач сообщил, что сделанная пациентке энцефалограмма свидетельствует о некоторых нарушениях мозговой деятельности, и для того, чтобы завтра произвести тщательное обследование, целесообразно её госпитализировать.

— Надо бы известить семью, — сказал Сёдзо, на что врач возразил:

— Насколько я понимаю, она живёт одна.

Девушка вышла из кабинета. От её недавнего оживления не осталось и следа, она казалась совершенно другим человеком. Здесь, в больнице, её запачканный землёй чёрный костюм производил нелепое впечатление, — она напоминала водолаза, непонятно каким образом очутившегося посреди городской улицы. И ещё: только теперь, увидев её в освещённом помещении, Сёдзо заметил, как ярко она накрашена. В свете люминесцентных ламп лицо её казалось мертвенно-бледным, и густые тени на веках придавали ему странное, неестественное выражение.

— Завтра я зайду тебя проведать, — подчёркнуто бодрым тоном произнёс он на прощание.

7

На следующее утро Сёдзо вышел из дома пораньше и по пути на работу заглянул в клинику.

Обратившись к женщине в регистратуре, он объяснил, что хочет навестить пациентку, которая была госпитализирована накануне вечером после аварии.

— А кем вы ей приходитесь? — нелюбезно осведомилась та. — Близким родственником?

— Нет, я случайно оказался на месте происшествия и доставил её сюда.

— Значит, вы с ней фактически незнакомы?

— Ну да. Собственно говоря, я даже не знаю её имени.

Женщина перебрала карточки и ещё более холодным тоном процедила:

— Её имя — Ёко Хаяси. Так вот, она покинула клинику. Самовольно.

— Когда? Среди ночи? — невольно вскричал Сёдзо.

— Видимо, утром. На ночь двери у нас запирают.

— Ничего не понимаю. Что могло произойти?

— Откуда мне знать? Эти рокеры постоянно откалывают какие-нибудь номера.

Сёдзо ничего не оставалось, как замолчать. Что ж, от его знакомой вполне можно было ожидать чего-нибудь в этом роде. С одной стороны, ему хотелось рассмеяться над её выходкой, а с другой, он был не на шутку встревожен, ведь накануне врач ясно дал понять, что на энцефалограмме что-то не так. На строительных площадках ему не раз приходилось слышать разговоры о том, что сразу после несчастного случая человек может ничего не чувствовать, а спустя несколько дней в его состоянии вдруг наступает резкая перемена к худшему.

Сёдзо спросил адрес сбежавшей пациентки. Как выяснилось, она жила где-то в Сибауре.

— Не исключено, что адрес вымышленный, — предупредила регистраторша. — Как, впрочем, и имя.

Сёдзо расплатился за оказанные пациентке услуги. Хотя сумма оказалась небольшой, он чувствовал, что ведёт себя глупо. Однако это нисколько его не смущало, а напротив, добавляло ему веселья и куража. Едва возникнув у него на пути, девушка сразу же исчезала. Возможно, они опять где-нибудь встретятся. Поскольку оба раза их встречи были абсолютно непредсказуемыми — во всяком случае, Сёдзо ничего заранее не планировал и не предпринимал — значит, их свела судьба. Поймав себя на этой мысли, Сёдзо удивился: ничего подобного он от себя не ожидал. Видимо, девушка права, — он и впрямь не совсем адекватен.

В тот день, и утром, и после обеда, в фирме было несколько совещаний. Сёдзо неоднократно брал слово, высказывал дельные соображения. «Сакаи-сан, вы выступали блестяще», — хвалили его коллеги. Сёдзо лишь неопределённо улыбался в ответ, однако он и сам ощущал произошедшую в нём перемену. Его распирало от жажды деятельности. Он был целиком во власти душевных порывов.

После совещаний он довольно быстро управился с бумажной работой и вышел из офиса раньше обычного. Раз от разу дни становились всё длиннее, и на улице было ещё светло. Тротуары заполнились возвращавшимися с работы людьми. Теперь, когда необходимость кутаться в пальто отпала, толпа прохожих выглядела по-праздничному яркой и нарядной.

Проходя мимо заветной витрины, Сёдзо невольно остановился. Сейчас, при свете дня, она не производила того завораживающего впечатления, как тогда, и всё же что-то неуловимое отличало её от всех остальных. Там манекены использовались исключительно по своему прямому назначению, и то, как они были расставлены, в лучшем случае свидетельствовало лишь о вкусе и мастерстве оформителя. А здесь совершалось некое действо, каждый участник которого был наделён своими собственными эмоциями и находился в определённых отношениях с остальными. Более того, Сёдзо чувствовал, что в этой композиции обнажены какие-то недоступные обыденному сознанию глубинные, тёмные тайны души — её одиночество, фантазии, муки, влечения. Но никто, кроме него, не задерживался возле этой витрины, не пытался её рассмотреть.