Остров перевертышей. Рождение Мары

— Почему? — удивилась Вукович.

— То ли Лена была источником веселья, ведь половину конкурсов обычно придумывала она. То ли из-за Ларса. Ты помнишь ту историю, Мила?

— Про Иниру? — хорватка отхлебнула горячий глёгг[1]. — Я смутно ее знаю. В те годы я не ездила на остров, а Ларе не любит говорить об этом. Она ведь бросилась с маяка?

[1] Шведский традиционный напиток, аналог глинтвейна.

— Да. Бедная девочка. Я была на похоронах. Ее брат и отец… — Улла качнула головой, словно стряхивая непрошеную картинку. — Ларе ушел в себя. Опустился, не выходил из лаборатории. Это ведь чувствовалось, витало в воздухе, как бы ни бодрился Эдлунд-старший. Какие уж тут праздники? Селия старалась, но развлечения — не ее конек.

— Селия Айвана? — уточнила Мара.

— Да. Мартин тогда был профессором, Селия — их с Эдлундом ассистентом. Потом старого директора разбил сердечный приступ, Парсу пришлось собраться и возглавить пансион.

— Так что с Леной? — напомнила Вукович.

— Да, Лена… Она не выходила на связь два года, а потом вдруг написала мне. Летом двухтысячного… — Улла на мгновение задумалась, что-то подсчитывая в уме. — Нет, две тысячи первого. Ей надо было приехать в Стокгольм, и она хотела остановиться у меня. Конечно, я была не против. Она очень изменилась за это время. Похудела, стала молчаливой… Рассказала, что Намлан умер. Я помню, в вестнике Совета была статья какого-то французского ученого про то, что в период смены тысячелетий солнцерожденные особенно уязвимы… Не знаю, так ли это, но он изучал события рубежа десятого и одиннадцатого веков и пришел к выводу…

— Улла, что было с Леной? — настойчиво повторила Вукович.

— Извини, — Дальберг взяла с тарелки кусочек тростникового сахара и положила за щеку. — Так вот, Лена была сама не своя. Я предложила ей познакомиться с кем- нибудь, у нас в Гринписе был один парень, алеут, кажется. Ну, ей ведь нравился Намлан… Неважно. Она отказалась. Говорила, что больше не сможет полюбить. Что другие для нее как измена… В общем, я беспокоилась за ее рассудок.

— Потому что она не хотела ни с кем встречаться? — Вукович саркастично изогнула бровь и поправила очки.

— Не только. Она была одержима идеей завести ребенка. Просила меня быть донором…

— И вы согласились? — не утерпела Мара.

— Нет, — качнула головой шведка. — Я не хотела, чтобы мой ребенок рос где-то вдали от меня.

Девочка сникла и принялась бесцельно ковырять ложечкой остатки мороженого.

— Я знаю, что Лена ездила в центр лечения от бесплодия, — продолжала Улла. — Здесь, в Стокгольме. Она не рассказывала, что там вышло. Все время уходила от разговоров. Жила у меня пару недель, потом внезапно исчезла. И только через год, летом, написала, что родила девочку. Приглашала в гости.

— Вы поехали? — Мара оживилась.

— Да, — улыбнулась Дальберг. — Тебе был, наверное, месяц. Ты не слезала у нее с рук, много плакала и постоянно требовала грудь.

— Ага! — торжествующе воскликнул Нанду, но Вукович дернула его за рукав.

— Но главное, что Лена снова стала прежней, — сказала Улла. — Я была рада за нее. Никогда не видела ее такой счастливой.

— Она не говорила, как ей удалось… решить свою проблему? — поинтересовалась хорватка.

— Нет, и я не стала спрашивать. Какая разница? Ведь она, наконец, стала матерью. Не верится, что так ненадолго. Мне очень жаль, Тамара. Ларе писал мне. Ты, наверное, росла у родственников? У Лены ведь кто-то был в Москве.

Мара неопределенно дернула головой. Это можно было расценить и как согласие, и как отрицание. Видеть жалость в глазах Уллы или слышать «ах, если бы я только знала!» ей не хотелось.

— Вы не могли бы посмотреть одну фотографию? — она взяла со стола телефон и открыла снимок со своим мужским перевоплощением. — Я думала, это Намлан, но, видимо…

— Нет, это не точно не он, — Улла прищурилась и увеличила изображение. — Как будто я его раньше видела, не могу понять… Нет, все-таки не узнаю. Извини.

Шведка допила свой кофе, распрощалась и уже застегивала куртку, когда Нанду вдруг вскочил, а потом хлопнул себя по лбу.

— Она ей написала! — крикнул он, и посетители стали на него оборачиваться.

— Торду, веди себя прилично, — попыталась одернуть его Вукович, но тот коршуном метнулся к Улле и схватил ее за руку.

— Она вам написала! — громко повторил он, заставив ее испуганно отпрянуть.

— Да… — растерянно протянула шведка.

— Ее почта! Ее электронный адрес, вы помните его?

— Не помню, но могу посмотреть… — Улла вытащила из кармана телефон и некоторое время копалась в нем. — Вот, нашла. Мила, я скину тебе в сообщении.

Хорватка кивнула, и Дальберг поспешила уйти, на ходу натягивая шапку.

— Что нам даст адрес маминой почты? — Мара не понимала, из-за чего переполох.

— Ты что?! — завопил Нанду, но под пристальным взором Вукович понизил голос. — Ящики могут храниться на сервере годами. Если нам повезет, мы взломаем его и откроем переписку твоей мамы. Я позвоню одному другу…

— А ведь и правда… — согласилась Вукович. — Что если мы не могли найти письмо, потому что оно было электронным? Эдлунд вполне мог упустить такую мелочь. Поставил себе напоминание в календарь на две тысячи шестнадцатый год и забыл, откуда оно взялось. Обычное дело. Если бы не мы с Кавамурой, его кабинет стал бы кладбищем документов.

— Подождите, ведь раньше его ассистенткой была Селия Айвана? — осенило Мару.

— Может, позвонить ей?

— Я спрашивала, — хорватка поджала губы. — Она не помнит про письмо. И Лену знала плохо. Ладно, что могли — мы выяснили. И Мара, вышли мне тот снимок с твоей последней трансформацией. Попробую показать знакомым, может, они подскажут, в кого ты могла превратиться. Пойдем, не хочу задерживать Густава.

На пристани их ждал сюрприз: Брин с Сигрун и матерью уже сидели на «Сольвейг», распивая какао из большого термоса.

— Но как… — опешил Нанду. — Откуда… Ты ведь должна была…

— Здравствуйте, миссис Ревюрсдоттир, — любезно приветствовала их Вукович.

— О, пожалуйста, просто Эйрун. Брин так торопилась, что забыла половину книг и малыша Левенгука, — женщина с нежностью посмотрела на младшую дочь. — Я потом обязательно перешлю его. Наверное, у вас тут случилось что-то важное?

— Что может быть важнее очередной прихоти нашей лисички? — пробормотала Сигрун.

— Мы это обсуждали. Летать дважды непрактично, — одернула ее Эйрун. — Ничего, проведешь больше времени с друзьями.

— Мам, ты точно училась в этом же пансионе? Там сейчас три с половиной человека, и те — учителя. И Кавамура, и Лобо — даже они уехали домой, — Сигрун смерила сестру взглядом, не предвещающим ничего хорошего.

— Профессор Кавамура и профессор Лобо, если ты не возражаешь, — поправила Вукович.