Остров пропавших душ

Я никак не мог успокоить дыхание; слезы текли по моему лицу и капали на кровь. По бетону прошелестели тихие шаги. Кажется, я пытался сказать «пожалуйста» или «подожди».

Подожди.

Потом из темноты появился то ли запах, то ли какой-то образ. Пахло ментоловым «Кэмелом», джином, пудрой и духами «Чарли». Думаю, что со своим разбитым носом я не мог чувствовать эти запахи, но я их как-то ощущал, и воздух начал принимать какую-то осязаемую форму. Я уже знал, кто вошел в комнату.

– Ш-ш-ш-ш. Тише. Ни звука, – прошептала она.

Я почувствовал теплое дыхание Кармен у себя на затылке. Мои кисти дернулись, и плечи пронзила боль. Я застонал.

– Заткнись, – прошипела женщина.

Электрические провода, которыми были связаны мои кисти, со шлепком упали на пол. Мои руки повисли вдоль туловища. Веревка, которой к стулу было привязано мое тело, тоже упала.

Она подошла ко мне спереди, и теперь я смог ее увидеть.

Кармен встала передо мной на колени и подняла голову. В ее жестких, коварных глазах промелькнул страх и даже жалость, но она не отвела их, продолжая смотреть мне в лицо. В этом рассеянном сером свете женщина согнулась на окровавленном бетоне – мой подбородок лежал у меня на груди – и маленьким ножом стала перепиливать липкую ленту, которой были скручены мои ноги в коленях.

Кармен выпрямилась. Сейчас она старалась не смотреть на меня, а рот ее скривился в каком-то стыдливом омерзении. Ее тушь потекла, и на щеках были следы, как будто из ее глаз брызгали чернила. Через плечо она взглянула на дверь в другом конце комнаты и вложила нож в мою влажную руку.

Женщина помогла мне плотнее обхватить рукоятку ножа – я застонал, так больно мне было от одного ее прикосновения. Она сжала мои пальцы и прошептала:

– Поднимайся, Рой. Вставай.

Мне кажется, я спросил ее про Рокки, потому что в глазах ее что-то дрогнуло, и она покачала головой. Женщина помогла мне встать, а затем отпустила меня. Я чуть не свалился, хотя с ногами у меня было не так уж и плохо. Гораздо хуже было со всем остальным.

– Убирайся отсюда. Беги, Рой, – произнесла Кармен. – Беги не оглядываясь. Беги отсюда.

В ее хриплом голосе слышались слезы, и иногда он звучал так, как будто она злилась на меня за какую-то провинность.

Я хотел что-то сказать, но челюсть моя не хотела шевелиться, а язык так распух, что еле помещался во рту. Кармен отошла в сторону, и я услышал приглушенный стук ее каблуков по полу, а затем заскрипели дверные петли и наступила тишина.

Стена была холодная, и я прислонился к ней, прилипнув лицом к шлакоблоку. Одна моя дряблая рука сжимала нож, а вторая была совершенно бесполезна – все пальцы на ней были переломаны.

Невыносимая, глубокая боль, где-то на уровне костей, пронизывала мои ступни и голени всякий раз, когда я пытался сделать шаг. Казалось, что дверь в холл находится очень далеко, и с каждым шагом во мне раздавался какой-то хруст. В какой-то момент я мигнул, а потом очнулся на полу. Вдали горела тусклая лампочка, и были слышны капли, падающие из вентиляции.

А потом я увидел высокую нескошенную траву и озеро.

Бетонный пол, весь в пятнах – холодный и влажный.

Ночные хлопковые поля, полные треска сверчков.

Самые лучшие оценки в старших классах средней школы.

– Ты о чем задумался, бедняга? Шевели своей чертовой задницей.

Я выбрался из складского помещения и двигался по темному холлу в ту сторону, где призывно горел красный огонек запасного выхода. Еще одна кладовка, ванная, еще один кабинет. Где-то далеко за моей спиной по телевизору раздался взрыв наложенного смеха; я заставлял себя медленно двигаться подальше от него, – хватаясь за кирпичи в стене и оставляя за собой кровавый след, похожий на след ползущей улитки. Я прополз мимо кабинета. В нем находилась Рокки.

Они сбросили все со стола и уложили ее на него. Ее одежда валялась на карандашах, промокашках и других письменных принадлежностях, разбросанных по полу. Из лампы, стоявшей на шкафу для файлов, на девушку лился поток желтого света.

Ее обмякшее лицо было повернуто в сторону двери, тусклый взгляд встретился с моим – глаза были пустыми, а на лице были написаны шок и осуждение. На шее у нее был завязан галстук. Помню, что он был с узором из огурцов. Там я ее и оставил.

Всем телом я надавил на длинную ручку двери, вцепившись в ее холодный металл, и вдруг оказался на парковке. Я стоял, и меня окружала ночь – темная и светлая одновременно, пурпурная и золотая, и полная грязи и позора. Я споткнулся, и на лезвии ножа, испачканного моей кровью, блеснул свет уличного фонаря. Я сделал нетвердый шаг вперед и наткнулся на человека, который выходил из-за мусорного контейнера, на ходу застегивая ширинку. Физиономия Джея Мейерса скривилась, когда он увидел меня, а потом он зарычал и бросился вперед, пытаясь достать что-то из кармана. Всем своим весом я обрушился на него, воткнул свой большой палец ему в глазницу и давил до тех пор, пока его глаз не лопнул, но даже тогда я продолжал давить. Во второй его глаз я воткнул свой нож. Он почти закричал, но смерть наступила очень быстро. Я сидел у него на шее и продолжал втыкать нож ему в голову. Потом заставил себя встать. В одиночестве я нависал над изуродованным лицом Джея.

Кусты. Припаркованные машины. Мы находились на парковке за баром, а в квартале от нее, если идти прямо через незастроенный участок, проходило оживленное шоссе, по которому потоком неслись машины с зажженными фарами. Так быстро, как только мог, я захромал в сторону этого шоссе. За спиной у меня раздались голоса.

Я двигался по незастроенной пустоши, и высокая трава резала мне кожу на руках, а они кричали мне вслед от двери бара.

У меня опять начались галлюцинации, и в себя я пришел уже на середине шоссе. Свет фар заливал меня, и со всех сторон раздавался визг автомобильных тормозов.

Ослепленный, я стал кричать, размахивая руками. Несколько машин чуть не сбили меня, а одна ударила по локтю боковым зеркалом, заставила развернуться и остановилась.

Искры посыпались у меня из глаз. Люди орали на меня. В свою очередь, я рыдал и визжал. Мне все казалось, что эти парни уже у меня за спиной. Рывком я распахнул переднюю дверь остановившейся машины. Водитель попытался уехать, но я стал тыкать в него ножом. До сих пор помню его лицо с широко открытым ртом и бешеными глазами. Каким-то образом мне удалось вцепиться в его рубашку и вышвырнуть его из машины.

Они нашли меня меньше чем в миле от того места. Я врезался в здание офиса местного самоуправления, и рулевая колонка вошла мне в грудь.

Окончательно я пришел в себя в выцветшем, стерильном свете госпитальной палаты. Мне невыносимо хотелось пить, но когда я попытался открыть рот, то чуть снова не потерял сознание от пронизывающей боли в челюсти. За дверью моей палаты располагались двое полицейских. На моем левом глазу была повязка – позже я узнал, что потерял его. Волосы мои были выстрижены клоками, брови разодраны и покрыты грубыми стежками хирургических ниток. Толстый нос был размазан по физиономии, как кусок маргарина.

Никто ничего не рассказывал мне. Двое копов стояли рядом, пока кто-то из офиса окружного прокурора познакомил меня с обвинениями, выдвинутыми против меня. Ни говорить, ни писать своими изуродованными руками я не мог. Мой язык был толстым и жестким, как наждачная бумага, а швы на нем царапали мне небо. Я мог чувствовать железяки у себя в черепе, даже не прикасаясь к ним.

Мужик, которого я ткнул ножом в машине, выжил. Прокурор не упомянул ни о теле Рокки, ни о теле Джея Мейерса. Имя Стэна Птитко также нигде не упоминалось. Через две недели, в сопровождении двух полицейских, меня перевезли из больницы в тюремную больничную палату. Я рассказал адвокату, предоставленному мне городом, все, что со мной произошло. Все о Стэне Птитко, и об Анджело Медейрасе, и о Фрэнке Зинкевиче, и о Рокки. В подробностях. Адвокат сказал, что с меня надо снять подробные показания, но это можно сделать только после того, как я прекращу принимать лекарства – все эти болеутоляющие и все такое, иначе защита может к этому прикопаться. С федералами тоже не все было понятно – создавалось впечатление, что местные полицейские не позволяли им со мной встречаться. Помощник окружного прокурора сказал, что они прекратят на пару дней прием лекарств и запишут мои полные показания.