Остров Русь 2, или Принцесса Леокады
Шрифт:
— А где твой друг-то? — поинтересовался Иван. — Басурманы в полон увели? Враз отобьем!
Но Кубатай только вздыхал и повторял вполголоса:
— Всерьез… всерьез… Как взрослый к взрослому относился…
Так, с полупротрезвевшим Кубатаем за спиной, Иван и въехал на просторный Марьюшкин двор. Из хором доносился дружный храп тридцати трех богатырей.
— Где семечки? — начиная что-то подозревать, спросил Кубатай.
— В подполе, — схитрил Иван. — Пойдем.
И они пошли.
Очутившись в каменном подполе, уставленном бочками с медовухой и мешками с кокосами,
— Где семечки? — тревожно озираясь, спросил он.
— Обманул я тебя, — признался Иван. — На всякого мудреца довольно простоты.
И он на всякий случай достал булаву. Кубатай вздохнул и сел на мешок.
— Чего тебе надобно-то? Выкупа богатого?
— Нет, — замотал головой Иван. — Выкуп — тьфу! Укажи дорогу к Кащею.
— Зачем?
— То — мое дело, — посуровел Иван. — Ты мудрец известный, все тебе ведомо. Говори!
— Никогда! — гордо сказал Кубатай.
— Пытать буду, — со вздохом признался Иван.
— А я боли не боюсь! — похвастался Кубатай. — Делай что хочешь, только усы мне не брей.{64}
— Ага! — заорал Иван. — Марья, подь сюда!
В подпол, лузгая семечки, вошла Марья.
— Бритву, мыло и хвост опоссума, — велел Иван. — Пытать мудреца буду.
— Как?
— Усы брить!
Марья неодобрительно покачала головой, но требуемое принесла. Иван тем временем связал слабо сопротивляющегося Кубатая и принялся намыливать пушистый опоссумий хвост.
— Красавица! — подал голос Кубатай. — О двух вещах тебя молю! Первое — дай мне семечек перед пыткой полузгать. Очень уж у тебя семечки замечательные. А второе — как брить меня Иван-разбойник начнет, уйди, не смотри. Не вынесу я такого позора!
Марья аки волчица голодная на Ивана глянула, сплюнула и молвила:
— Иван! Негоже джигита единственной красоты лишать!
Иван, мыля хвост, огрызнулся:
— Не единственной. У него еще язык остался. На крайний случай отрежем.
Всплеснув руками, Марья проворно нащелкала две жмени семечек, всыпала их Кубатаю в рот и со слезами на глазах удалилась.
Иван сноровисто покрыл лицо Кубатая пеной, взял бритву на изготовку и задумался.
— С чего начнем, мудрец? С левого уса али с правого?
Кубатай хранил гордое молчание.
— С правого, — решил Иван. — С самого кончика.
И он ловко сбрил кончик Кубатаева уса. Мудрец застонал.
— Не больно? — забеспокоился Иван. — Может, еще намылить?
— Сатрап, — стонал Кубатай, извиваясь. — О горе мне! О горе!
— Пока никакого горя, — успокоил его Иван. — Так, восстанавливаем симметрию…
Он подбрил левый ус. Оглядел результат:
— Знаешь, мудрец, еще лучше стало. Интеллигентней, даже в чем-то романтичнее. Надо было мне в цирюльники податься…
— Да? Дай зеркальце, гляну!
— Нет! Вначале путь к Кащею выдай! Сразу отпущу.
— Не скажу! Из принципа.
— Тогда я знаешь что сделаю? — издевался Иван над беззащитным мудрецом. — Рот тебе заткну, а сам стану мудреные вопросы задавать! Ты же на них и ответить не сможешь!
— Только не это! — крикнул
Кубатай. Неизвестно, чем бы кончилась эта страшная сцена, но тут дверь подпола отворилась и в помещение ворвался незнакомый Ивану человек. Невысокий, плотненький, суетливый, с маленькой железной палочкой в руках.— Кейсеролл! — завопил Кубатай. — Спаси! Я тебе еще пригожусь!
— Отойди от бояна, добрый молодец! — угрожающе сказал Кейсеролл. — А то из муми-бластера пальну!
— Из этой-то пшикалки? — презрительно сказал Иван и взял булаву поудобнее. — Попробуй!
И в этот миг железная фиговинка в руках Кейсеролла окуталась белым пламенем и превратилась в дивный меч. Длинный, блестящий, каменьями по рукояти украшенный, огнем колдовским мерцающий. Кейсеролл с явным удивлением глядел на оказавшееся в его руках оружие.
— Меч-кладенец, — тяжко выдохнул Иван. — Ох! Тяжела моя участь!
— Отпусти Кубатая, — сообразив выгоды своего нового вооружения, приказал Кейсеролл.
— Нет! — твердо сказал Иван. — Или костьми лягу, или узнаю от него путь в царство Кащеево!
— Чего? Куда? Зачем? — засуетился Кейсеролл. — К Кащею?
— Да, — гордо сказал Иван. — Бой у меня с ним будет!
— Это меняет дело, — заявил Кейсеролл, сел на бочку с медовухой, глянул на руку — к ней были привязаны большие песочные часы — и задумался. Иван ждал. Кубатай, покрываясь мыльной коркой, тоже.
— Смолянин! — крикнул вдруг Кейсеролл. — Иди-ка сюда!
— Ну чего, на фига я тут нужен, — огрызнулся, спускаясь в подпол, еще один незнакомец. Тоже чудной. Волосы оранжевые, уши — что твои лопухи, между пальцами — перепонки, как у лягушки. Иван сплюнул через левое плечо. Снова не совсем удачно.
— Дело к тебе есть, — сурово сказал Кейсеролл.
— Какое дело? — возмутился Смолянин. — Я вас с Кубатаем русскому научил? Научил! Считай, что я оклад отработал. Теперь до конца месяца ни черта делать не буду.
— Уволю, — кратко пообещал Кейсеролл.
— Ну и увольняй! Не жалко! Специалисты всюду нужны, пойду в музей работать.
— Экспонатом? — съязвил Кейсеролл.
— Чего делать? — хмуро спросил Смолянин и достал из-под Кубатая свежий кокос.
— Пойдете вместе с этим богатырем к Кащею. — Кейсеролл указал на Ивана. — Во всем ему способствовать будете.
— Да ни за что! Пусть Кубатай идет!
— Вы в паре лучше работаете, — отмахнулся Кейсеролл. — И не смейте спорить! Здесь важные интересы, коих вам не понять!
Он снова глянул на часы и всплеснул руками:
— Опаздываю!
Не прощаясь, он бросился вон из подпола. У дверей остановился, прислонил меч к косяку и крикнул:
— Иван, меч-кладенец прихвати! Поможет в дороге!
— Благодарствую, — сказал Иван и растерянно уставился на своих неожиданных попутчиков. Кубатай горько вздыхал. Смолянин меланхолично грыз кокос.
Глава третья,
в которой поднимаются вопросы национального самосознания, опускаются ответы на эти вопросы, а доблесть, коей нет границ, всех примиряет