Остров традиции

Конрад вспомнил, что именно так именовался клуб, которому якобы было продано оборудование лучной секции Землемерного училища. Он сразу ощутил неодолимый позыв спросить Дитера, известно ли тому что-то про давнее убийство на участке Клиров, но быстро понял, что собеседник – не охотник ворошить прошлое. Однако ж, Дитер первым спросил:

– «Розой» интересуешься? Хочешь, такую же добуду?

– Нет, зачем… – ошибочно ответил Конрад. – Только скажи: это же столичный клуб… Вы что же, и в столице бывали?

– Бывали.

– И там этот клуб популярен?

– Да не так чтобы, бля… Совместный бизнес.

Выведывать секреты бизнеса – моветон и опасно. Разговор был кончен.

Пришед домой, Конрад чувствовал несказанное облегчение: мало того, что жратву с куревом добыл, так ещё и материал для отчёта Поручику собрал. И он сел писать этот самый отчёт. Писал о том, как урелы нападали на арьергарды враждующих сторон, на обозы с ранеными и больными, на деревни и сёла, где не осталось мужчин, и поживлялись спиртом и пищей. Спирт выпивали, пищу съедали, а то, что не влезало, меняли у авангардов воюющих на новые спирт и пищу. В деревнях и сёлах, где не осталось мужчин, портили всех без исключения девок, а пацанов уводили с собой – на радость голодающим матерям. Ну и так далее. Обычные проделки шпаны из маленьких посёлков. Конраду даже скучно стало. Он ума не мог приложить, зачем это нужно было Поручику – тот с таким же успехом мог написать это сам. Видать, по жизни читатель он, не писатель. А вот Конрад – тот и то, и другое. Всю ночь читал алхимиков, а под утро взялся за «Книгу Легитимации». И опять ничего сенсационного в неё не заносил, сплошь выношенные, выстраданные мысли.

Из «Книги легитимации»:

ПИСЬМА НИКОМУ 2

Читаю чужие книги от страха написать свою.

Человек, которому неинтересна квантовая механика, не выносит суждений о квантовой механике. Я никому не интересен, но все имеют обо мне суждение. Несправедливо.

Я очень благодарен одной писательнице, женщине неслабой и небедной, которая снизошла до рецензии на мою книгу. Пусть ровно в двух словах (в других рецензиях слов – ноль).

– Злости нет.

Вот что им нужно.

Уточняю: злости не на себя и не на них, а при защите себя и их плюс при нападении на всех прочих. Защитить ни себя, ни их я не могу, а нападаю так, что объект нападения за живот хватается, и не от боли, а от смеха. И то, когда уж очень достанут, раз в пятилетку. Можно сказать, вообще не нападаю. Я очень мирный.

Но если неспособность защитить – однозначный грех (никогда не видел, чтобы кто-то ланиту подставлял), то вот насчёт неспособности напасть мы с ними расходимся. Кабы мы жили не в Стране Воинов, меня бы любили за эту способность.

Мои отношения с человечеством всегда строились на вампирической основе: либо я из кого-то сосу, либо кто-то из меня сосёт. Другой основы быть не может.

Ключевое слово окружающего меня копошения – «ритуал». Не «общество спектакля», а «общество ритуала». Видывал я людей, которые все – ритуал.

Когда ничего не можешь, начни с обучения ритуалу. Освоить это я мог бы. Но не хочу. А ведь любая деятельность – ритуал. Потому-то и не мог освоить никакую деятельность. Не хотел, выходит.

Мудрено ли, что хуже всего складывались мои контакты с «людьми спектакля», хотя они мне гораздо интереснее «людей ритуалов». «Спектакль» – это внезапная для партнёра смена ритуала. Цепь: скандал – ритуал – скандал – ритуал и так далее. Ритуал навевал скуку, спектакль – внушал страх. А я только «жил».

Но хуже всего было, когда ещё кто-то начинал «жить». Ритуал и спектакль для того и придуманы, чтобы спасать от жизни, один – стабильностью, другой – разнообразием. Подлинность омерзительна и невыносима.

Но меня только к ней и тянет. Чего ж я жалуюсь?

А того, что тянет. Необоримо.

Занятное распределение обязанностей: ты дружок, неустанно смейся над собой, а мы тем временем будем смеяться над другими. Допустим, над тобой.

Меня не бодают проблемы суперменов. В этом моя изначальная ошибка – гордыня, снобизм, спесивство, – наказуемая по всей строгости.

Они любят читать исповеди страждущих рантье, а от меня хотят, чтоб я дубиной мамонтов глушил.

Страдать душой – удел рантье.

………………………………..

Кто не рантье – страдать не может.

Не должен.

……………………………………

Не вправе.

…………

Страдать душой – удел рантье.

Кто не рантье – страдать не вправе.

………………………………………

Рантье в канотье.

…………………

Рантье в канотье на канапе

Ковыряет в собственном пупе.

…………………………………

Как омерзительны все эти слова на -ье!

…………………………………………

Монпансье, курабье.

………………………

Рантье в канотье

Сосёт монпансье,

Грызёт курабье

…………………

Воздушные замки Ле Корбюзье.

…………………………………..

Рантье ле Корбюзье в канотье

Сосёт монпансье, грызёт курабье.

Лежит в канотье на канапе,

Ковыряет в собственном пупе

И строит воздушные замки.

Покамест не научился встречать приветственным гимном тех, кто меня уничтожит.

А надо бы.

Вот заблужденьице-то, едритвою! «К подлинности» тянет… Не-а. Напротив: бегу от неё без оглядки. Подлинность – это дымящиеся кишки на кишкопоре. Паханий фаллос в сраке. Всё прочее – мнимость.