Остров выживших
Шрифт:
— Стейк?
— Стейк из оленины. Можно было приготовить и печеночный паштет, но одна ублюдочная кошка сперла печенку. Но я с кошкой разобралась, так что мы квиты.
Берни всегда умела заставить его улыбнуться. Он взглянул вниз, на ее ботинки с опушкой из пятнистой кошки, сразу создавшие ей прочную репутацию в отряде «Дельта»: к человеку, который мог свежевать и есть кошек, относились с неким осторожным уважением.
— Вы примитивны, сержант Матаки.
— Давайте ешьте.
— Не уходи. Не люблю есть в одиночестве.
Хоффман в последний раз ел бифштекс девять или десять лет назад — а
Она как будто вздохнула.
— С вами все в порядке?
Возможно, его просто одолела усталость, или клапан с котла наконец сорвало после многих лет закручивания гаек, или дело было в воспоминаниях о давно исчезнувшем мире, где существовали рестораны. Не важно; он смутился.
— Да, — выговорил он, вытирая лицо ладонью. — Черт… я не знаю. Есть вещи… я уже забыл, что они когда-то существовали.
— Несколько ночей нормального сна вам необходимы как воздух, сэр.
— Называй меня Вик. Помнишь? Давай представим, что мы в сержантской столовой и этой мишуры у меня на воротнике нет и никогда не было. — Он открыл мешок, который держал под столом, — там хранились все его пожитки, — и вытащил флягу с бренди, припасенную для особых случаев. Он всегда представлял себе, что это будет последний тост за погибших друзей, за которым последует последний бой или последняя пуля, которую разумный человек всегда приберегает для себя. — Вот, сполосни чашку. Выпьешь со мной?
Берни смотрела на него некоторое время, наклонив голову набок, затем хмыкнула.
— Выпью, Вик.
Она вытащила из сумки на поясе какой-то металлический предмет — ему показалось, что это часы, — встряхнула его, и он превратился в небольшой стаканчик. Она поставила стаканчик на стол.
Хоффман с интересом разглядывал его. Он был сделан из концентрических конической формы стальных колец.
— Хитрая штука.
— Складной стакан. Я путешествую налегке.
— Мы последние оставшиеся в живых, Берни. — Он налил ей в стакан щедрую порцию бренди. — За Двадцать шестой Королевский полк Тиранской пехоты.
— За Двадцать шестой КТП. За Непобежденных.
— Все-таки мы одолели треклятых червяков.
— И мы не последние. Остались еще Феникс и Сантьяго.
— Я имел в виду — последние из нашего поколения.
— Тогда ты определенно прав. — Она пристально взглянула на содержимое стакана, затем снова подняла его. — За тех, кого уже нет с нами.
А их было так много. Когда-то Хоффман помнил всех поименно, однако сейчас в памяти у него всплывали лишь отдельные лица.
— Я слышал насчет Тая Калисо.
— А, это телерадиокомпания «Бэрд».
— И Сантьяго.
— Со всеми подробностями?
— Не совсем. Я еще не нашел минутки поговорить с ним. Но я об этом помню.
— Там все плохо. Он нашел свою жену в какой-то камере у червяков. Маркус говорит, она уже ничего не видела, не могла говорить, не узнала Дома, выглядела как покойница. Он не знал, что с ней дальше делать. Было слишком поздно.
Берни отпила из стакана, затем приложила указательный палец к виску, оттопырила большой палец и спустила воображаемый курок. Хоффман, который
собирался взять в рот очередной кусок мяса, опустил вилку.— О боже…
— Чертовски тяжело все это. Мне приходилось бывать в его шкуре. Вроде того.
В эти дни Хоффман чаще прежнего вспоминал Маргарет. Не то чтобы он тосковал по ней — нет, он не предавался горю, как Дом Сантьяго; просто с каждым годом ему было все тяжелее вспоминать о жене. У них была не трагическая история любви, просто заурядный брак, похожий на большинство браков, в котором супруги вынуждены терпеть друг друга. Но, несмотря на то что он не нажимал на курок, он знал, что тоже убил Маргарет.
— Я с ним поговорю, — сказал Хоффман и снова приступил к еде. — Я по-прежнему его командир. Проклятье, я помню ночь, когда родилась его дочка.
— Асфо навсегда останется с нами, верно?
— А ты против?
— На самом деле нет.
На какое-то время, примерно на час, они еще оставались друг для друга Берни и Виком, и во второй или третий раз в жизни он пожалел о выбранном им пути — не как солдат, а как мужчина.
— Неужели для нас уже поздно что-то исправить в жизни? — спросил он.
— Если бы я так думала, меня бы сейчас здесь не было.
Берни, скорее всего, имела в виду тот безумный переход через всю Сэру с целью снова вступить в армию КОГ после стольких лет. А может быть, и нечто другое.
Он решил, что непременно выяснит это.
ГЛАВА 5
Коалиция Объединенных Государств по-прежнему существует, законы по-прежнему в силе, как и все наши обязательства перед обществом. Война закончилась, но нам предстоит новая битва — битва за выживание, нам предстоит восстановить разрушенное, и в эти трудные дни мы не намерены оставлять безнаказанными преступления и антиобщественное поведение. Единство помогло нам победить Саранчу. Но разобщение наверняка победит нас самих.
Военно-морской корабль Коалиции «Правитель», военно-морская база Мерренат, спустя десять дней после эвакуации Хасинто, через четырнадцать лет после Прорыва
— Пожалуйста, ополосните сапоги, сэр.
У подножия трапа, ведущего на корабль, стоял большой металлический поддон с пурпурной жидкостью. Капитан корабля Алисдер Файн, как значилось в списке Ани, старший по званию офицер в остатках военно-морского флота КОГ, стоял наверху, словно часовой, всем своим видом показывая, что даже главнокомандующий и старший офицер медицинской службы не попадут на борт, не пройдя необходимой процедуры.
— Хороший мальчик, — пробормотала доктор Хейман. — Вперед, полковник.
Аня настороженно наблюдала за Хоффманом. Менее значительный человек зарычал бы в ответ на подобное указание, но полковник просто остановился, словно кто-то напомнил ему, что он забыл в дверях ключи. Он ополоснул подошвы сапог в дезинфицирующем растворе, стряхнул капли и начал подниматься по трапу. Доктор Хейман последовала его примеру.
— Подъем на борт проходит с боем, — пробормотал Маркус. — Первыми идут ударные части.