Остров звезд

И так продолжалось довольно долго – до тех самых пор, пока наши инструменты были лишь дополнением, но не частью нас самих. Мы долго шли по грани, не понимая, чего нам надо на самом деле. Сколько – год или два? Уже и не вспомнить. Быть группой «на подхвате» – так себе перспектива, хоть и наш чужой репертуар был довольно неплох. Кто-то и на этом делает карьеру. Но, признаться, для меня изначально все это был обман, в первую очередь, себя самого. Я чувствовал, что могу достичь гораздо большего. Да что там чувствовал, я был абсолютно уверен! В тот момент зерна моих будущих больших амбиций уже упали в землю и дали уверенные ростки.

Мы набрали обороты. И, как это часто случается, вдруг стало ясно, насколько тесно в тех музыкальных рамках, которые мы так неумело задали сами себе. Это было прозрением, моим новым прочтением музыкальной Библии – сольфеджио. Я вдруг понял, что давно уже ищу свое имя среди других в рок-энциклопедии. Таких туда не берут, это уж точно! Пока ты лабаешь чужую музыку у микрофона, жизнь стремительно пролетает мимо со скоростью гудящего экспресса. И даже в нем тебе не уготовано места, пусть и самого плохого – в проходе, на боковом сидении, возле туалета.

Чужие песни хороши лишь тем, что все их знают, и только поэтому хлопают тебе, улыбаются, восторженно пищат при очередных знакомых аккордах. А что я вложил? – только свое умение перебирать по струнам, и маленькую толику голоса. Такой ералаш 5 из всем известных хитов. Хотя, надо быть честным, окружающей толпе во сто крат было бы приятнее увидеть на сцене настоящую звезду. Вот тогда бы точно пар пошел из штанов. А я лишь жалкое подобие, зиц-звезда 6 , неумело замещающая ее, настоящую, на музыкальном подиуме.

5

Ералаш – беспорядочная смесь чего-либо, микс, в данном контексте – песен.

6

Зиц-звезда – музыкант, исполняющий роль настоящей звезды, номинальная звезда.

Не то, чтобы подобная мысль не приходила раньше, но она алела где-то на горизонте вместе с той зарей, что я часто встречал, сонно открывая глаза в обнимку с гитарой. Она вспыхивала и тут же гасла, как и я сам, вновь закрывая глаза и проваливаясь в очередной бесцветный сон, за которым маячил печальный рассвет вкупе с моей раскалывающейся башкой и желанием высосать из ближайшей бутылки хотя бы пару глотков холодной водопроводной воды.

К счастью, очередное прозрение наступило раньше, чем я успел прикоснуться к первой бутылке пива во время нашего выступления. Прямо там, на сцене, так и замер, зажав гитару в руках, в перерыве между песнями. Я вдруг решил рискнуть и полностью сменить репертуар группы – отказаться от чужих песен и начать писать свои. Этой мысли надо было дать время, немного больше, чем было у меня. Она пронзила, окатила ледяной водой из ушата, до дрожи.

– Извините, – я подошел к микрофону, отставив бутылку. – Мне надо пи-пи, – я понимал, что стоит немного успокоиться, привести себя в чувство, иначе было не до песен.

В зале раздался хохот.

– Ему надо в туалет, вы слышали? А кто тут будет музыку играть?

– Извините, – повторил я смущенно и пулей вылетел со сцены.

– Пять минут перерыв, – у микрофона стоял Хемингуэй, басист нашей безымянной группы, удивленно смотревший мне вслед. – Наливаем и пьем! Наливаем и пьем!

– Наливаем и пьем! – пространство перед сценой заполнилось хором голосов и звоном стеклянной посуды.

«Ты спас меня, брат», – я показал ему большой палец.

– Не знал, что тебе так приспичит, – повернулся он в микрофон.

Нет, не спас – зал изнемогал.

Так что же. Я решил писать песни – свои песни.

Нет, такое случалось и раньше, но было не более чем баловство. Я и не пытался сделать из текста нечто большее, чем просто набор букв, связанный единой темой. Рифмовал слова, между строчек оставляя самую суть – мол догадайтесь сами. Как и все подобное. К тому же, в них безошибочно ощущалось влияние любимых групп и исполнителей. А это, согласитесь, своего рода, тоже те же самые перепевки с похожей музыкой, пускай и с другими словами. Думаю, что любой первый встречный адвокат смог бы доказать плагиат, банально сравнив мелодии на слух. А авторское право еще никто не отменял. Возможно, мне просто не хватало опыта и вдохновения, а, скорее всего, выступления перед толпой людей, которые обязательно напьются через пару часов и к утру совершенно забудут, что у них побывала музыкальная группа – останется лишь фон, сдобренный утренним перегаром – не добавляли нужного стимула. Мне лишь только было важно находиться в потоке, в ревущей толпе. Поэтому днем мы репетировали в гараже, а вечером отжигали.

С мыслью о том, что необходимо менять все, я и вернулся на сцену, переборов внутренний голос, который старался заглушить остатки разума.

– Ну что, успел добежать до туалета? – раздался голос, сдабриваемый смехом гостей.

– Все отлично! – я показал большой палец толпе.

– Бывает, – хохотнул кто-то из парней за спиной.

– Мы продолжаем, – я улыбнулся залу, не обратив внимания на выпад. – И, раз-два-три. Can’t buy me love her… 7

7

Can’t buy me love – четвертый сингл The Beatles.

ГЛАВА 2. БЛУДНЫЙ СЫН

Так вот я и засел за свою первую настоящую песню. Как оказалось, писать полностью всерьез, а не проездом, куда труднее. Уже не отмажешься тем, что тебе было по фигу или не хватило времени. Но не было и такого, чтобы я из себя что-то выдавливал, нет. Было и сложно, и просто одновременно. Так хотелось сразу о многом рассказать, вложить сакральный смысл, который был в других песнях, рассказать историю – важную, честную историю, хотя и придуманную. Как легендарная «Богемская рапсодия», услышанная в первую минуту моего появления на свет.

Она, первая настоящая песня, тоже рождалась в муках, приходила ко мне постепенно, поджидая в самых неожиданных местах: чистишь с утра зубы, пялясь в полусонное лицо с темными синяками под глазами после вчерашней попойки, и в голову приходит сравнение с пандой, или рассекаешь на старом «Кадиллаке» до репетиционного гаража, подхватывая ветер в шевелюру, и все это складывается в зарифмованный текст. Там слово, тут строка. Паззл собран – песня родилась.

Я записывал слова и рифмы на кусках бумажек, салфетках, туалетной бумаге, на всем, что находилось под рукой, подходя к своей песне, порой даже слишком обстоятельно, словно решал уравнение, ответом которого и должен быть сложившийся текст.

Пара недель случайного труда, все эти записки, огрызки с текстом, рассованные по карманам. Складывал и складывал их в карманы, что тот хомяк еду за щеки. А тем временем мы продолжали репетировать и выступать за гонорар в четыре банки пива и пачку чипсов.

– Ты будешь кормить нас молоком? – усмехнулся как-то Хайер, кивнув на мои нагрудные карманы, что разбухли от скомканных бумажек. Да, они и вправду походили на грудь кормящей матери.

– Нет, – я кивнул на оттопыренные карманы джинсов, которые тоже были наполнены творческими идеями, – дам тебе лизнуть мои стальные яйца!

Эрл и Хемингуэй зашлись в хохоте. Хай, пропустив скабрезность, продолжил настраивать гитару, как ни в чем не бывало. Я уел его, в кои-то веки.

Так и летели дни.

Я собирал свою настоящую песню по крохам, по словам, по фразам. Составлял и так, и эдак, пытаясь что-то получить от Вселенной, более осознанное, чем опостылевшая рифма «кровь-любовь». И так продолжалось до тех пор, пока однажды я не заявился в наш гараж с мятым листком в руках, собрав весь пазл воедино. О, как он был тяжел! В нем слилась вся моя чувственность и мой взгляд на мир. Потрясая им, словно сводом законов, что Моисей принес с горы Синай 8 (да и чувствовал себя так же), перед ребятами я, наконец, ответил на немой вопрос, что застыл на их лицах.

8

Имеется ввиду 10 библейских Заповедей.