Остров. Обезьяна и сущность. Гений и богиня
Шрифт:
– И это возвращает нас к изначальному вопросу. Что такое майтхуна?
– Быть может, лучше спросить об этом Радху?
Уилл повернулся к маленькой медсестре:
– Так что это?
– Майтхуна, – ответила она серьезно, – это йога любви.
– Священная или общедоступная?
– Не вижу разницы.
– В том-то и дело, – вставил реплику Ранга. – Когда занимаешься майтхуной, банальное становится сакральным.
– «Buddhatvan yoshidyonisansritan», – процитировала девушка.
– К черту ваш санскрит! Что это значит?
– Как бы ты перевел Buddhatvan,
– Буддоподобие, Буддообразие. Познание бога.
Радха кивнула и снова повернулась к Уиллу:
– Это значит, что Буддоподобие заключено в yoni [34] .
– В йони?
Уилл вспомнил, как покупал маленькие каменные эмблемы Вечной Женственности на сувениры девушкам в офисе у горбатого уличного торговца в Бенаресе. Восемь анн за черную йони, двенадцать – за еще более священный образ йонилингам.
34
Санскритский символ, олицетворяющий женское принимающее начало, то есть лоно, влагалище.
– В буквальном смысле в йони? – спросил он. – Или только метафорически?
– Что за нелепый вопрос! – сказала маленькая медсестра и рассмеялась звонко и безыскусно в искреннем изумлении. – Неужели, по вашему мнению, мы занимаемся любовью метафорически? «Buddhatvan yoshidyonianaritan», – повторила она. – Смысл не может быть более буквальным и более точным.
– Вы слышали что-нибудь об общине Онеида? – спросил теперь Ранга.
Уилл кивнул. У него был знакомый американский историк, который специализировался на общинах девятнадцатого века.
– Но почему она известна вам? – спросил он.
– Потому что упоминается во всех наших учебниках прикладной философии. В основе своей майтхуна – это то же самое, что члены Онеиды называли Мужской Сдержанностью. А они следовали римским католикам с их coitus reservatus [35] .
– Reservatus, – повторила юная медсестра, – это всегда меня смешит. Представляю себе молодого человека с его резервом. – На щеках снова появились ямочки, и сверкнула белозубая улыбка.
35
Сохраненный половой акт (лат.).
– Не глупи! – строго оборвал ее Ранга. – Мы говорим о серьезных вещах.
Она изобразила раскаяние. Но все же reservatus казалось ей очень забавным словом.
– Короче говоря, – заключил Уилл, – тот же контроль над рождаемостью, но без средств контрацепции.
– Но это далеко не все, – продолжал Ранга. – Майтхуна – это и нечто большее. Нечто гораздо более важное. – Педантичный студент снова дал о себе знать. – Вспомните, – он говорил очень серьезно, – один из моментов, о котором много писал Фрейд.
– Какой именно? Их очень много.
– О детской сексуальности. Что мы рождаемся и проходим период младенчества и детства с сексуальностью, сосредоточенной не в гениталиях. Сексуальность разлита в тот период по всему организму. Это рай, достающийся нам по наследству. Но мы теряем его по мере взросления. Майтхуна как раз и является намеренной попыткой вернуть себе этот рай. – Он повернулся к Радхе: – Твоя память лучше моей. Вспомни мысль Спинозы, которую цитируют
в книгах по прикладной философии.– «Научите свое тело быть способным на многие вещи, – воспроизвела она фразу. – Это поможет вам усовершенствовать сознание и так прийти к сознательной любви к Богу».
– Вот какой цели служат все разновидности йоги, – сказал Ранга. – Включая майтхуну.
– И это настоящая йога, – поспешила поддержать его девушка. – Она ничем не хуже раджа-йоги, или карма-йоги, или бхакти-йоги. На самом деле она даже лучше для многих людей. Майтхуна помогает им попасть туда.
– «Туда»? А где это? – спросил Уилл.
– Туда, где ты узнаешь.
– Узнаю о чем?
– Кто ты такой на самом деле. И хотите – верьте, хотите – нет, – добавила она, – Tat tvam asi – «Ты есть То». Где То означает Бог. А стало быть, и я тоже То. – Ямочки углубились, зубы сверкнули. – И он. – Она указала на Рангу. – Невероятно, правда? – Она показала возлюбленному язык. – И тем не менее это факт.
Ранга тоже улыбнулся, протянул руку и указательным пальцем прикоснулся к кончику ее носа.
– И не просто факт, а открывшаяся тебе истина. – Он слегка щелкнул ее по носу. – Так что выражайтесь яснее, девушка.
– В таком случае меня удивляет, – сказал Уилл, – что не всем нам открыта эта истина. Если вопрос лишь в том, чтобы заниматься любовью, применяя особые методы. Как вы ответите на это?
– Отвечу так… – начал Ранга.
Но девушка оборвала его.
– Лучше вслушайтесь, – сказала она. – Вслушайтесь!
И Уилл вслушался. Глухо, издалека, но вполне отчетливо до него донесся странный нечеловеческий голос, который первым приветствовал его по прибытии на Палу.
– Внимание, – говорил он. – Внимание. Внимание…
– Снова эта треклятая птица!
– Но здесь и заключен секрет.
– Во внимании? Хотя всего лишь минуту назад вы утверждали, что это нечто иное. Как насчет того смешного молодого человека с его резервом любви? То есть с его сдержанностью?
– А это всего лишь помогает повысить внимание.
– И действительно помогает, – подтвердил ее слова Ранга. – А в этом весь смысл майтхуны. Вовсе не особая техника превращает физическую любовь в йогу. Техника только открывает путь к познанию. Познание – это чувства человека и элемент бесчувствия в каждом чувстве.
– Что такое бесчувствие?
– Сырой материал для будущих чувств, который предоставляет мне внешний мир.
– И вы способны обращать внимание не только на свою сущность, но и на внешний мир?
– Конечно.
Уилл повернулся к маленькой медсестре:
– Вы тоже?
– Да, на свою сущность, – ответила она, – но в то же время на то, что ею не является. Например, одновременно на сущность Ранги и окружающий его мир; на тело Ранги, на свое тело и все, что оно чувствует. Вбирая в себя и любовь, и дружбу. И понимая загадку другого человека – иногда совершенно незнакомого, который не только становится второй половиной тебя самого, но и составляет важный элемент окружающего мира – то есть «не-тебя». И непрерывно ты обращаешь внимание на все те вещи, что человеку, который считает себя сентиментальным (а в самом худшем случае – «духовным», как наша бедняжка Рани), показались бы лишенными романтики, неприятными и даже отталкивающими. Но они далеко не отталкивающие, потому что, как только ты осознаешь их во всей полноте, эти вещи становятся такими же красивыми, как и все остальное, такими же чудесными.