Остров. Остаться людьми. Тетралогия

Позади него шествовал парень в широкополой гла-мурной шляпе, удерживая итальянца за локоть. Позади процессии, подслеповато щурясь и всякий раз наступая то на сук, то на кочку, то на полуистлевший кокос, торопился доктор.

Уже столько было задано итальянцу вопросов по дороге, и столько не получено ответов, что каждый последующий принимал все более и более риторическое звучание. Слава богу, идти было недалеко. Углубившись в джунгли метров на шестьдесят, Макаров сразу вышел на лужайку к тому месту, где был погребен Адриано.

Он вышел и тут же остановился.

И ему в спину тотчас уткнулись двое, один из которых больно ударил его кейсом по ноге. Доктор на этот раз оказался проворнее, за время их шествия он наловчился до такой степени, что, когда перед ним образовалась стена из спин, умудрился заложить вираж и оказаться рядом с Макаровым.

И свет двух горящих ветвей озарил могилу.

Холод сковал всех.

– Дева Мария… – послышался хриплый голос Франческо.

И Макаров, услышав этот сиплый, словно доносящийся из преисподней, голос итальянца, тотчас подумал, что, если бы он и видел это десятью минутами Раньше, он тоже, как и итальянец, все равно пришел бы 8 Ужас, увидев это даже во второй раз.

– Как вы думаете, доктор, кто мог сделать это?…

Парень выпустил локоть Франческо, прижал к голове шляпу и, переломившись пополам, сделал несколько неверных шагов в сторону. Его выворачивало наизнанку. Его рвало до тех пор, пока на губах не появился горький привкус желчи.

– Доктор Донован… – сумел все-таки пересилить себя и заговорить Макаров. – Мы должны привести могилу в первозданный вид. На берегу женщины и дети. Если они утром увидят это… В общем, нам надо сделать все быстро… Постарайтесь не испачкаться в крови во избежание ненужных расспросов.

– На меня… не рассчитывайте…

– Это я уже понял, – по-русски ответил парню Макаров и похлопал его по спине. – Присмотри за Фран-

ческо. И, господа… Ни слова о том, что вы здесь видели.

*

Ее тень осталась на месте, но сияющий мертвенным светом круг, в котором она находилась, дрогнул.

– Ты с ума сошел… – сказала она.

Ее тень стала тоньше, а круг света залил лужайку до середины.

– Как ты оказался на этом корабле?

Дыхание коснулось ее затылка.

– Боже мой, тринадцать лет молчания… – прошептала она, и глаза ее, как тогда, на корабле, наполнились красотой. И к ним прилила влага, и тонкая блестящая нитка скатилась по ее щеке. – Я уже все забыла. Я забыла, что ты есть. Зачем ты… – Она не успела договорить.

Сильные руки обхватили ее плечи и развернули. Одна из потрескивающих веток упала в траву, и на лужайке сразу стало сумеречней, таинственней и даже интимнее…

Горячие губы впились в ее губы, ладони обхватили ее щеки, и женщина, заплакав и совершенно обессилев, схватилась за ветку, простершуюся над ней. Время остановилось. Во всяком случае для них обоих.

– Оставь его, – слышала она, – тринадцать лет ничего не значат. Мы уедем и вспомним время, когда сходили с ума от любви друг к другу… – Он задыхался от страсти, говорить ему было все труднее и труднее, но еще обезволенней и бессильнее чувствовала себя она. Женщина ощущала, как сильные руки его поднимают ее в воздух. – Думал ли я, что увижу тебя снова?… Думал ли я… Ты исчезла, ты пропала… Тебя словно и не было… – Она чувствовала его в себе и понимала, что теряет над собой власть навсегда. Лишь ветка с пучком играющего огня над головой не позволяла ей окончательно разорвать связь с действительностью. Время сорвалось с места и понеслось с ужасающей скоростью.

Ей хотелось кричать. Это была не боль. Это было первое, настоящее знакомство с ощущениями достигшей наивысшего наслаждения женщины. Прижавшись к стволу и вцепившись ногтями в дерево, она подавила крик и обмякла. Время опять остановилось.

Им не было видно, как во мраке к ним двинулась тень. С другой стороны дерева, в которое вцепилась Женщина, кто-то невидимый им готовился к атаке. Движения его были пружинисты и напряженны…

Женщина, давя вскрики, всхлипывала, мужчина слышал только ее, только ее голосом и движениями он был занят, а весь остальной мир для него не существовал. Пораженная, захваченная неожиданным зрелищем врасплох, Дженни словно сама участвовала в этой сумасшедшей любовной игре. Зажав ладонью рот и широко распахнув глаза, она с изумлением наблюдала за любовным соитием тех, кого на этом острове никак нельзя было назвать близкими людьми.

Никто из них не видел, как тень за деревом начала свое движение. И в тот момент, когда секунда или менее того оставались до картины не сладострастной, а ужасной, раздался звук, который никто из троих не услышал. Тень мгновенно обмякла, вцепилась в дерево, а после стала сползать по нему… Послышался шорох коры, но он слился со звуками любви, а затем и вовсе растворился в ночи…

Прижавшись спиной к стволу пальмы, Дженни смотрела на неистовых любовников. Обнявшись и осыпая лица друг друга поцелуями, они не хотели расставаться…

Дженни не могла видеть, как рядом с пальмой, за ее Спиной, появился еще кто-то. Узловатая, жилистая рука с обломанными ногтями протянулась к ее шее, и снова раздался этот звук. Грязная ладонь сжалась в кулак, и в следующее мгновение пальцы стали шевелиться так, словно кто-то собирался завязать их в узел.

Насторожившись, Дженни повернула голову в сторону. Ей послышалось, что кто-то негромко и тихо, как если бы это был ребенок, хлопнул в ладоши…

Ей оставалось повернуть голову еще на дюйм,

чтобы

увидеть конвульсивно содрогающиеся пальцы. Еще мгновение, и она увидит их…

И снова этот щелчок. Дженни повернула голову, но было поздно. За мгновение до того, как взгляд ее упал на шершавый ствол пальмы, рука исчезла.

«Попугай, броненосец, ехидна, землеройка, обезьяна, что угодно…» – пронеслось в ее голове, и она забыла обо всем, когда услышала голос мужчины…

*

– Когда мы снова окажемся на корабле, приплывем в Гамильтон и оттуда ты уедешь со мной, – сказал Борис, наконец оторвав губы от лица чужой жены. – Скажи, что уедешь…

– Да, я уеду с тобой…

Ей хотелось сказать, что уйти от Сергея ей будет трудно, но она ничего не сказала.

А еще ей хотелось спросить, что стало с другим, тем, вторым, имя которого она произносить не хотела, но она и здесь заставила себя быть терпеливой. Она и так получила больше, чем заслуживала.

Борис наклонился и поднял почти погасший факел.

– Я люблю тебя, я все эти годы ждал тебя…

Заглянув ей в глаза, он, словно они договаривались,

развернулся и направился к их лагерю. Но снова остановился, чтобы сказать: -