Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

Хьяльти понижает голос:

— Большинство, похоже, это понимает, почему же ты так держишься за прошлое? Если ты собираешься и впредь работать в газете, тебе придется исправиться.

После фестиваля и перебранки с Ульвхильд он выжат как лимон, но все же решает позвонить Лейву. Брат работал в ночную смену, он явно спросонья, отвечает хрипло и немного растерянно, но о том, чтобы Хьяльти перезвонил позже, и слышать ничего не хочет.

— Ничего страшного, я уже проснулся. Какие новости?

— Да все хорошо. — Голос у Хьяльти неестественно громкий и радостный. — Только хотел тебя услышать, ты ведь недавно ходил к маме?

— На выходных, а Гудрун

была вчера. Никаких изменений.

— Я скоро к ней загляну. Может быть, даже завтра.

— Да, ты уж сходи, — говорит Лейв сухо. — О Марии что-нибудь слышно?

— Практически ничего, я целыми днями на работе. Сейчас так много дел.

— Смотри не перетрудись. Хочешь с нами сегодня поужинать?

Хьяльти совсем не хочется сидеть с Лейвом и Гудрун в их красивом и уютном доме, любоваться видом из большого панорамного окна, стараться поддерживать непринужденную беседу и делать вид, что он не замечает их печали. Видеть, как они всякий раз вздрагивают, когда звонит телефон, снова и снова высказывают предположения, изображают из себя оптимистов.

— У ребят там определенно все в порядке, — говорит Гудрун, — и они наверняка тоже беспокоятся о нас.

A Лейв только сидит, низко опустив голову и не произнося ни слова.

Хьяльти начинает извиняться, но Лейв прерывает его, приглашая в конюшню.

В конном деле Лейв такой же, как и во всем, за что берется: в конюшне безупречно чисто и уютно пахнет сеном и навозом, лошади ржут от удовольствия, когда хозяин поднимает засов и входит в денник. Он здоровается с ними по именам, ласкает и выводит в загон на прогулку, а сам тем временем вычищает навоз. Хьяльти смотрит, как работает брат, и его охватывает знакомое чувство восхищения и нетерпения. Лейв, совершенный аккуратист, натягивает перчатки на сильные ухоженные руки, берет одну из лопат, так красиво развешенных на стене, что не похоже, чтобы ими когда-нибудь пользовались. Он подходит к работе с научной точностью и щепетильностью; убрав навоз, моет пол, обильно поливая его водой, тщательно очищает лопату и вешает ее на место. У него почти не дышит нос, но глаза светятся удовольствием; Лейв стал хорошим хозяином. Легко представить его окружным врачом девятнадцатого века, который объезжает своих пациентов верхом, в пенсне и с докторским чемоданчиком, в перерывах между тем, как он лихо справляется с сенокосом и убоем овец.

Они беседуют о том о сем, связи нет, и ситуация яснее не становится. Лейв очень грустный, но хорошо держится, извне нет ничего нового, как и у других, однако отсутствие новостей — уже хорошая новость. Он очень беспокоится за свою больницу, возникла нехватка лекарств. У оптовиков осталось мало противораковых препаратов, говорит он, больничных запасов снотворного и антибиотиков хватит разве что на весну, он боится, что дефицит отразится на его пациентах.

— Помоги мне дать корм, а потом выпьем кофе.

Пока брат приводит лошадей, держа их под уздцы, Хьяльти ходит за сеном, стараясь не уронить его на пол. Дружелюбные существа, темные и теплые, глаза светятся; жуют сено своими сильными челюстями, доверительно урча. Хьяльти гладит одну кобылу по морде; это Звездочка, поясняет Лейв, ее хозяйка Лоа. Кобыла фыркает и добродушно смотрит на него, глаза — бездонные озера терпения.

Такое же бездонное терпение в глазах брата. Банка с кофе пуста, но он включает электрочайник, приносит пакетики с чаем и две чашки со сколами. Одно лицо, одинаковые складки и морщинки, Лейв, как часто поддразнивала Мария, — его более удачная копия.

— Ничуть не более удачная, — возражал Хьяльти. —

Просто у него другое призвание. Мы же не могли оба стать детскими кардиологами со страстью к порядку и нимбом святости в придачу. И потом, я моложе и красивее.

— Ну и что ты собираешься делать? — спрашивает старший брат.

— С чем?

— Насчет Марии.

Хьяльти не знает, что и сказать.

— Понятия не имею, Лейв. Пусть будет как будет.

— Ты пытаешься убедить себя. Не хочешь, по крайней мере, попробовать дать вашим отношениям второй шанс?

— Что бы я ни делал, все было не так. Ей вечно казалось, что я недостаточно хорошо обращаюсь с детьми, не хочу их… я же заботился о них, водил в кино, разрешал делать все что угодно в квартире. Она явно увидела во мне какое-то глобальное решение своих проблем — деньги, горячая еда по вечерам, нянька. Но я не могу заниматься воспитанием детей от других мужчин.

— Да ну? Я-то думал, это Маргрет присматривала за младшим братом, когда их мама вечером играла на концертах.

— Ты на чьей стороне — на моей или на ее?

— Ни на чьей. — Лейв чешет бороду. — Вы с Марией были прекрасной парой. Но принять мать с двумя детьми непросто. Либо берешь все разом и становишься членом семьи, либо находишь себе другую женщину. Ты не можешь одно выбрать, а от другого отказаться, типа, я буду жить с вашей мамой, а вас не хочу.

— Я этого и не делал.

— Дети — наивные существа, они любят всех, кто к ним добр. Видимо, тебе нужно было прилагать больше усилий. Мог бы, например, их тоже пригласить в Лондон, когда вы с Марией ездили туда осенью.

Если братец вытащил его сюда, чтобы читать нотации в духе Марии, он не станет их выслушивать. Собравшись уходить, направляется к лестнице, но Лейв останавливает его, взяв за руку.

— Подожди, Хьяльти. Давай поговорим как взрослые люди.

Чертов умник.

— Ты не понимаешь. Я пытался наладить контакт с ребятами, но из этого ничего не вышло. Маргрет меня вообще не приняла, она закрылась и не реагировала, когда я к ней обращался. Я чувствовал себя осужденным насильником. А малыш Элиас, он ведь не совсем такой, как другие дети. У него нет друзей, он только бесконечно погружен в книги, рисует и играет сам с собой; как я, по-твоему, должен был сблизиться с таким ребенком? Я пытался сводить его в кино и на детскую площадку, но ничего не получилось. Так что это дети меня отвергли, они поставили свою маму перед выбором, а не я.

Хьяльти теряет нить разговора, слезы брызжут из глаз, из носа течет. Он на ощупь берет бумажное полотенце, а Лейв, потупив глаза, смотрит в свою чашку.

— Послушай, брат, может быть, еще не поздно все исправить. Прошел месяц, надо бы встретиться с Марией и поговорить.

— Она была в курсе того, что происходит, — ворчит Хьяльти, не отнимая от лица полотенце. — Даже стала переводчиком между нами. Я что-нибудь говорил Маргрет, затем Мария повторяла, пока та наконец не отвечала. Словно я говорил по-китайски. Совершенно невыносимо.

— Они всего лишь дети. Дети умеют нажимать на нужные кнопочки, чтобы свести с ума. Так они рвутся к самостоятельности, ищут себе применение. — Лейв наливает еще чая, его глаза наполнены печалью. — Но они не могут нести ответственность за свои отношения со взрослыми. Это за них делаем мы, мы устанавливаем им цели и вознаграждаем за хорошее поведение. Это как приручать лошадей.

Послушавшись брата, Хьяльти позвонил Марии и со второй попытки добился встречи. Она отвечала холодно и отчужденно, но в конце концов согласилась поговорить с ним.

Поделиться с друзьями: