Остров

Мамонт лежал на появившихся недавно бамбуковых нарах, он сам помогал их строить. Остров теперь вспоминался немыслимо прекрасным и жил он на нем немыслимо давно. Манящее к себе прошлое. Когда-то он развлекался, пытаясь воссоздать остров в памяти. Сидел здесь оцепенев, когда вроде и непонятно: спит он или нет. Так было даже лучше: можно было воображать, что он спит, а во сне воображать, что он на острове. В этом мире можно было жить. Или воображать, что живешь. Но сейчас с воображением что-то произошло. Какие-то тягомотные, похожие на бред, видения теперь приходили сами по себе. Невозможно было закрыть глаза, лезло что-то вроде снов наяву, и сны — чужие, с подробностями, о которых он не мог знать, непременно мрачные и неприятные, будто кто-то специально подбирал такой репертуар. Откуда они взялись? Бегающие перед глазами собаки с головами, слепленными из фарша; какой-то мир, плавно темнеющий из-за гигантского роя каких-то насекомых, постепенно закрывающих небо и постоянно — война, с трупами и взрывами. Часто возникали чьи-то незнакомые бандитские рожи — какие-то разнообразные мужественные красавцы, будто прямо из видений девчонок-подростков. А вот это еще более-менее, ему давали немного отдохнуть.

Армия клоунов. Клоуны, идущие колонной, покрытые пылью, с серыми усталыми лицами. Качающиеся головы клоунов в кузове проехавшего мимо грузовика. Полевая кухня, пожилой клоун на ходу мешает что-то в котле.

Картины эти оказались необычно стойкими, чтобы от них избавиться приходилось моргать и настойчиво трясти головой, но это помогало плохо.

"А вот задумайся сейчас: была бы возможность что-то изменить, где-то в прошлом свернуть в сторону, не придти к этому вот финишу. Свернул бы?.. Нет, не вывернулся бы, — решил он, — к лучшему не пришел. Никак бы не удалось. Ни там ни здесь, ни тогда ни сейчас. Разве что добился возможности быть повешенным дважды, как капитан Кидд."

Опять слышно как в глубине коридоров идет вечерняя поверка, старший смены читает список:

"Дурищев?.. Дурищев где? — В наряде он. — Кислотный? — Здесь. — Куда ты денешься с подводной лодки." Древняя, сто раз использованная, шутка, но матросы охотно гогочут.

И совсем рядом, по ту сторону двери, послышалось:

— Ну что он там? — Тоже знакомый голос. Это Дурищев и есть — неуловимо женская фамилия.

— Живой. Бормочет что-то.

Значит, Мамонт опять говорил сам с собой.

— Что ему сделается, жрет да срет. Хлеб на говно переводит, — В дверном замке заелозил ключ. — Эй ты, на самом деле живой?.. Давай к Подсвешникову его.

Мамонт открыл железную дверь в том же тупике. Капитан спал, положив голову на стол.

— А как?.. — оглянулся Мамонт на матросов.

— Проснется. Жди.

Мамонт присел по другую сторону стола. Каюта была заполнена густыми алкогольными испарениями.

"Так и сам забалдеешь, сюда бы закуски еще". На глаза давил, ставший непривычным, яркий свет.

Оказывается, капитан уже очнулся, лежа щекой на столе, молча моргал, открыв глаза.

— Ну что, гражданин Мамонт? — наконец заговорил он. — Сейчас звонили про тебя. Велели тебя трясти, американские секреты вытряхивать.

Капитан выпрямился, сидел в кителе, наброшенном на тельняшку.

— Я американец теперь, — произнес Мамонт. — Так что интересных показаний от меня не жди. — Капитан молчал. — Я убеждениями не торгую, вредно это, — добавил Мамонт.

Капитан почему-то по-прежнему ничего не говорил. Потом достал из открытого сейфа полный доверху стакан, медленно выпил.

— Никогда бы не поверил, что есть земля, где непочатые бутылки просто так, целыми, валяются, — наконец сказал он. — Даже зауважал вас после этого. Действительно, — райский остров. Бананы-ананасы. Жри сколько хочешь, из кокосовых орехов пей.

"Сомневаюсь, чтоб ты стал пить "из кокосовых орехов", — подумал Мамонт.

— Американец, он ведь как, — сказал он вслух, — все на расчет хочет взять. А война — это тоже драка, только побольше. Тут без нахрапа не обойтись.

Капитан не обратил внимания на слова Мамонта, отклонив его голову длинный рукой, он крикнул в открытую дверь.

— Дневальный! Эй, Дурищев! — заорал капитан.

Никто не показывался и не отзывался.

— Бандиты, — проворчал он. — Брагу где-то на берегу ставят. Не поверишь, уже и баб на судно таскали.

— Ну, почему не поверю, — Мамонт неопределенно пожал плечами.

Капитан достал из-под стола початую бутылку:

— Выхожу на берег, а бутылки, как камни, из песка лезут. Как во сне. Сначала вашу водку пить боялся, так и хранил зря. Думал, точно отравленная- специально для нас. У нас выпивку на улице не бросают. А попробовал- настоящая. С тех пор и пью.

— Это не водка, — произнес Мамонт. — Это "Тодди", пальмовое, — помолчав, добавил. — Конечно, — это тонкость для вас. Был уже прецедент в истории: французов в оккупированной Москве споили. У меня вот так успешно не вышло. ("Споишь такого как ты!") А сам Наполеон водку не пил. Хитрый был. Поэтому и убежать сумел.

Как ни странно, капитан не прерывал этот его бред.

"Вышестоящим, вылезшим наверх, серьезность заменяет ум, — подумал Мамонт. — Это во многих вызывает уважение, а юмор, и даже самый умный, — неуважение и презрение."

— Ох и вдарило в голову этим твоим "Тодди", — медленно произнес капитан. — Сколько ни пытался слушать тебя — сплошь бред несешь. Да, не слишком ты умен, — Казалось, что он прочел мысли Мамонта. — Видимо, изменять Родине — не слишком мудреная вещь. Слова смысл должны иметь, а не только интонацию твою глумливую. С дома звонят — работать с тобой! А какая, на хрен, работа, если гадов, подельников твоих, уже амнистировали. Может и обратно интернировать будут, насчет тебя переговоры идут. Такие большие люди из-за тебя должны головы ломать. Не хотел тебя радовать, а вот приходится. Да такому якорь на шею и за борт.

Капитан до самой макушки долил стакан. — Алкоголизмом страдаю, — неожиданно пояснил он. — Не смотри- выпить не дам.

"Это что, новый вид пытки?" — Кажется, Мамонт собрался что-то сказать, но забыл что, помнил только, что хотел возразить.

— Ладно, пуганы мы уже, и сажены, и резаны, — пробормотал он. — Как говорил один мой подельник.

— Американцы для тебя особого помилования добиваются, — капитан говорил все громче. — Но этого заслужить ты у меня должен. Я еще должен подумать, от меня многое зависит. Думаешь, Колька Подсвешников — просто болван? — Капитан высокомерно вздернул голову. Он напрасно пытался сфокусировать взгляд на Мамонте: глаза у него, как у зайца, смотрели в разные стороны. — Может еще и героя дадут. Задание секретное, выполнено как надо.

— Слушай, Колька, может я пошел? — осторожно предложил Мамонт. — В какую-нибудь камеру вашу.

— Сидеть! — преувеличенно грозно рявкнул капитан и даже дернулся в сторону полуоткрытой двери, будто собираясь удержать Мамонта.

— Дневальный! — опять дико заорал он. — Дневальный проводит. Ладно, сиди пока, — Капитан встал и, оттолкнув Мамонта, выбрался в коридор.

Его вопли, затихая, исчезли в глубине судна. Оказалось, надолго. Вокруг было тихо и пусто, будто почему-то на корабле никого не осталось. В клетке что-то с хрустом грыз попугай.