Остров
Шрифт:
А что же было? Честно сказать, не помню. Точнее, помню какие-то обрывки, фрагменты, осколки, которые трудно теперь связать, составить, склеить, хоть как-то объединить в подобие целого… Боюсь, что Остров заразил меня своей амнезией, и все хорошее и плохое, что случилось тогда со мной (должно же было за все те годы со мной хоть что-то случиться), оказалось забытым и погребенным под пеплом моей злосчастной любви.
......................................
Я
Мой герой навеки обречен на инкогнито. Никто и ничто на свете не заставит меня сорвать с него маску. Без малейшего преувеличения скажу, что, даже если б меня подвергли жестоким пыткам, я б и тогда не выдала ни звука из его имени. Причем не из дешевого героизма, а просто потому, что я не знаю его. Да, я его не знаю, представьте. Однако это сущие пустяки, по сравнению с огорчительным фактом, что оно (собственное имя его) неизвестно самому Николаю, который его забыл или, что вероятнее,
и не знал никогда. Для нас, материковых людей, подобное положение, мягко говоря, непонятно и, грубо выражаясь, смешно. На Острове к таким вещам относятся проще – многие люди здесь обходятся без имен, причем некоторые осознанно: они боятся сглаза и приворота. Островитяне суеверны, как ни одно другое земное племя, и предпочитают откликаться на «Эй-как-тебя-там!», чем стать жертвой козней злобной колдуньи. [4]Николай… Я провела с ним около года. Спросите, как я называла его? Почти всегда никак или «ты», даже в самые ответственные моменты. А что мне было делать? Не называть же «котик» и «пупсик» будущего кандидата философских наук, великого специалиста по онтологии, гносеологии, аксеологии и прочим неизлечимым болезням, первопроходца в дебрях картезианского дуализма и переводчика Делеза на древнегреческий? Мысленно я звала его Николаем. Почему? Во-первых, я люблю это имя: мне очень нравятся мужские имена с буквой «л». Во-вторых, я знала одного Николая, и он производил хорошее впечатление. К тому же имя героическое, ведь Николай в переводе означает «победитель народов». В общем, я звала его «Николай». Он же называл меня «Вера». Впрочем, меня так все называют.
......................................
Впервые оказавшись на Острове, человек обычно приходит в недоумение. Все смущает и изумляет его: крохотные площади, улицы, прямые как стрелы, старые покосившиеся дома, древние изогнутые клены и липы, морские чайки [5], рельсы и лабиринт проводов. Наверное, при жизни знаменитого Архитектора, все это было красиво… но после наводнения положение заметно ухудшилось и, честно сказать, не исправилось до сих пор… Местные власти все обсуждают проект о красоте и благоустройстве жилых домов и глобальном озеленении островных территорий. Но, как это частенько происходит на Острове, проект никак не может быть утвержден: то главные министры пребывают в длительном отпуске, то в министерстве нет горячей воды, то не хватает средств на желтую краску, то красной слишком много, то государственный трамвай запутался в проводах. И все вокруг ветшает, ветшает…
Однако островным домам плевать на проекты: они ведут совершенно автономную жизнь, с тех пор как набрались довольно странных идей о своей исключительной духовной свободе, об особом колорите развалин и философии жизни помойных ящиков. В общем, это чрезвычайно эмансипированные дома. Идейные дома. Дома с уклоном и поворотом. Если б вы только слышали их тщеславную болтовню!
Конец ознакомительного фрагмента.