Острова пряностей

Глава 7. Зона саго

Уоллес нашел остров Амбон и весь этот регион — как и архипелаг Банда — не самым интересным местом для орнитолога и энтомолога, причем по той же самой причине: активное развитие хозяйственной деятельности оставляло мало места дикой природе. Тем большее удивление вызвала у него встреча с крупным питоном, которого он обнаружил, когда исследовал северный берег залива в поисках насекомых. Он услышал какой-то шорох на крытой пальмовыми листьями крыше маленького домика, в котором жил, но не придал этому значения и отправился спать, как обычно. На следующий день он, почувствовав себя уставшим, прилег на кровать отдохнуть и почитать книгу. Бросив взгляд на стропила, он заметил предмет странных очертаний, который принял сначала за черепаховый панцирь, кем-то заброшенный на крышу. Но, вглядевшись пристальнее, понял, что это — огромный черно-желтый питон, свернувшийся в плотный узел и наблюдающий за ним; тут он осознал, что всю предыдущую ночь провел на расстоянии метра от огромной змеи. Он позвал на помощь своих малайских помощников, но те слишком перепугались, чтобы что-то предпринять.

В конце концов нашли человека родом с острова Буру, известного обилием змей, и проблема была решена. Островитянин изготовил крепкий аркан из ротанговой веревки и, подталкивая змею палкой, чтобы та зашевелилась, накинул аркан ей на голову и стащил вниз со стропил. Поднялся сильный переполох, так как заарканенный питон метался по комнатке, переворачивая стулья и прочую мебель. Наконец человек с Буру ухитрился схватить питона за хвост и бросился вон, таща его за собой. Он хотел разбить голову питона о дерево, но промахнулся. Питон уполз и спрятался под поваленным деревом. «Его снова вытащили, — писал Уоллес, — и снова человек с острова Буру схватил его за хвост и, быстро разбежавшись, с размаху ударил головой о дерево; после этого оглушенного питона добили топором. Он был около 12 футов в длину, очень толстый и опасный — он мог бы с легкостью проглотить собаку или ребенка».

Мы повторили путь Уоллеса от островов Банда до острова Амбон в конце первой недели апреля. Я зашел в городе в лавку, чтобы купить канат для нашего судна, и неожиданно наткнулся на торговцев райскими птицами, хотя торговать ими было строжайше запрещено законом. Раньше магазин был корабельным складом. Со стропил свисали старинные навигационные парафиновые фонари, у стен стояли рулевые колеса и медные сигнальные горны. Все покрывал толстый слой пыли, а основной оборот лавки обеспечивали современные инструменты и металлические изделия. В самом дальнем углу лавки я обнаружил настоящее сокровище — несколько мотков первоклассной веревки из натуральной манильской пеньки. Это редкость в регионе, где рыбаки используют обычную светло-голубую полипропиленовую веревку, поэтому я заказал 50 фатомов манильской пеньки и ждал, пока продавцы тщательно ее отмеряли, растягивая между отметинами, вырезанными на стертых деревянных половицах. Улучив минутку, ко мне подошел сын китайца — владельца лавки, и поинтересовался, откуда я приехал, что делаю и зачем мне именно такая веревка. Когда он услышал, что я приплыл с островов Ару на прау, собираюсь дальше на Ириан Джайю и интересуюсь природой этих мест, то спросил, не хочу ли я взглянуть на шкурку сендраваси — одной из райских птиц. У него дома есть три шкурки, он купил их в прошлом году у местного охотника, который сам принес товар к нему в магазин.

«Откуда охотник мог привезти эти шкурки», — спросил я. Он ответил: «С островов Ару». Все знают, что этот вид райских птиц обитает только на Ару. Если нужны другие шкурки, например красных райских птиц, их надо искать у торговцев с Ириан Джайи, где водится этот вид. В этот вечер у себя дома он показал мне одну из имевшихся у него шкурок. Это была большая райская птица во всем великолепии своего брачного наряда — с зеленой шейкой и каскадом золотых перьев на хвосте. Несомненно, она стала жертвой браконьерства на островах Ару. Молодой китаец держал ее у себя как диковинку, но не считал большой ценностью. Он сказал, что, насколько ему известно, в Амбоне есть как минимум одна райская птица, которую содержат дома как комнатную.

Этот случай напомнил мне о слухах, которые доходили до меня ранее. Кто-то рассказывал, как летел на военном самолете из Доббо. Поднявшись в салон, он обнаружил, что весь задний отсек забит клетками с райскими птицами, которых контрабандой вывозили с Ару на продажу, нарушая закон. В домах высокопоставленных чиновников — тех самых, что предположительно должны были обеспечивать защиту редких видов, — я видел в декоративных клетках чучела райских птиц с расправленным брачным оперением. Чучела выглядели довольно свежими. Что бы ни гласил закон, а райская птица — живая или мертвая — остается в Индонезии престижным сувениром и повышает статус своего владельца. По названиям райских птиц именовались улицы, самый большой залив на севере Ириан Джайи также назван в честь райской птицы; райская птица изображена на индонезийских банкнотах, и она же украшает нарукавную нашивку форменной одежды полицейских на Амбоне.

Пара райских птиц — самец и самочка — один из самых дорогих и противозаконных контрабандных товаров. Но множество других видов птиц также являются объектом торговли, и здесь работает то же правило — чем красивее птица и чем реже она встречается, тем больше ценится. Птицы, пойманные в силки на дальних островах, оказываются в клетках профессиональных торговцев птицами в таких городах, как Амбон на юге и Тернате на севере Моллукского архипелага, Соронг на Ириан Джайя.

Оттуда их на кораблях доставляют на рынки Сурабайи и Джакарты. В основном идет торговля обычными, широко распространенными видами — маленькими яркими попугаями, и это совершенно легально. Многие индонезийцы держат дома попугаев и лори. Но, помимо этого, на рынке можно увидеть и запрещенные для торговли виды — черных какаду и чешуйчатых красных лори. Для их перевозки, как нам рассказали, на некоторых больших паромах на пассажирских палубах устраиваются специальные скрытые отсеки. В пути умирает и заболевает так много птиц, что оптовые торговцы платят за товар обычно через через месяц после его получения — за тех птиц, которые остаются к этому времени живы. Поэтому, несмотря на расходы, все чаще клетки с птицами отправляются с островов на самолетах, в сопровождении поддельных документов.

Буди и Джулия договорились о встрече с представительством министерства образования на Амбоне. Одной из задач экспедиции было предложить местным школам, расположенным по пути нашего следования, особенно в наиболее отдаленных и диких уголках, беседы с учениками по охране окружающей среды и учебные материалы. Для этой программы Джулия приготовила буклет, основанный на реальной истории Альфреда Уоллеса, а Буди нарисовал иллюстрации. В течение следующих двух недель они собирались посетить несколько школ на Амбоне и расположенном неподалеку острове Серам, в то время как остальная часть команды отправилась на прау западнее, на архипелаг Горонг, где Уоллес купил себе местную лодку. Позже мы воссоединились на северном побережье Серама и отправились вместе на Ириан Джайю — обиталище красных райских птиц.

Когда Уоллес направлялся на острова Горонг из Амбона, он стремился проплыть мимо Серама как можно быстрее. Гребцы на его лодке — местные жители — непрерывно распевали песни и били в тамтам, что доставляло Уоллесу немало мучений. Мы также не планировали задерживаться на этом острове. Хотя Серам очень живописен и достаточно свободен от воздействия цивилизации, он расположен настолько близко к Амбону, что сюда постоянно наведываются экспедиции со всего мира. Кроме того, Уоллес почти ничего не писал о Сераме, и нам не с чем было сравнить нынешнее состояние острова.

Плавание вдоль длинного южного берега Серама заняло у нас целых два дня, в течение которых мы благоразумно держались подальше от берега, пока не достигли хорошо заметной горы на восточной оконечности острова.

Коническая, со столообразной вершиной, эта гора возвышается за куполами полудюжины мечетей, каждая из которых является центром небольшой деревеньки. Во времена Уоллеса сюда сходились местные торговые суда, так как эта часть Моллукского архипелага является естественным перекрестком нескольких морских дорог. Уоллес особенно отметил один островок, уставленный домиками на сваях так густо, что его можно было бы назвать индонезийской Венецией. Мы нашли этот островок, но обнаружили, что он практически обезлюдел: несколько кокосовых рощ и горстка домиков — вот и все, что осталось от процветающей торговой деревни. Очевидно, восточный Серам и маленькие островки вокруг давно пережили свои лучшие дни.

Изгнание непрошеного гостя (из книги «Малайский архипелаг»)

Когда впереди показались три острова архипелага Горонг, ветер начал свежеть. Став более осторожным после сложного перехода между архипелагами Ару и Банда, я принялся искать место, где можно было бы переждать шторм, который обещал стать слишком серьезным для нашего легкого суденышка. Но на карте не было отмечено ни одной пристани, а острова в длину составляли не более семи-восьми километров и не могли служить надежным прикрытием. Вскоре ветер принял решение за меня, изменив направление и задув еще сильнее; это вынудило нас направиться в пролив между первыми двумя островами и искать укрытия за третьим из них.

«Альфред Уоллес», накренившись так, что планширь с подветренной стороны почти касался воды, начал разгоняться. Когда мы приблизились к проливу между островами, то увидели, как с обеих сторон под водой вздымаются бирюзовые коралловые заросли — чарующие, но смертельно опасные. Темно-синяя полоска воды, довольно узкая, представляла собой единственный проход через рифы — на него указывала кривая ветка, торчащая из воды. «Альфред Уоллес» летел, рассекая волны, мы все стояли на палубе, высматривая местечко, где можно было проскочить, а Янис, держась за мачту, пытался указать направление. Но проход невозможно было определить однозначно, и Янис показывал то в одну сторону, то в другую. Потом он в замешательстве снял кепку и принялся задумчиво чесать голову.