Островский – детектив

Также мы все знаем, что незадолго до смерти по причинам известным только ему одному, он продал некоторым из нас свои предприятия, ничего себе не оставив. Говорил, что хочет быть уверен, что дело его продолжат достойные люди, и что оно останется в надежных руках. И мы все щедро за них ему заплатили в расчете на то, что после его ухода эти деньги к нам же и вернутся.

Так вот, я как ваше и его доверенное лицо, которое отвечало за то, чтобы после его ухода мы все его наследство поделили в равных долях, сообщаю, что, к моему удивлению, не так много у него и осталось, как мы рассчитывали.

Конечно, есть дом, в котором он жил, экипаж с лошадьми, несколько золотых безделушек, которые были на нем и некоторой суммы денег, но больше у него, как выяснилось, ничего нет. И только на это мы и можем претендовать!

То есть в завещании все было написано правильно, как мы и думали, но когда я стал искать, где же все эти огромные средства, то есть все остальное, что, как мы предполагали, у него должно было остаться на момент ухода, то почти ничего не нашел. Получается, что он все свои деньги перед самой смертью кому-то отдал. Конечно, я не допускаю мысли, что этот человек из нашей семерки, то есть один из нас. И до сегодняшнего дня о пропаже я молчал, чтобы не портить вам веселье, но дальше скрывать правду не имеет смысла. Надо что-то делать, господа!

Притом вам также известно, что я оказался при последних минутах жизни нашего друга, так вот у него в этот момент по щекам текли слезы, и в таком состоянии он прошептал мне всего лишь два словечка. Я не знаю, имеют ли они отношение к тому, что у него в конце жизни практически ничего не осталось, но вот те два слова, которые он произнес, – название этого города и почему-то слово «театр». Но что они означают, я, увы, не знаю.

И, господа, я еще раз вам повторяю, что даже не предполагаю, что произошло с его деньгами. Вполне возможно, что он расстался с ними добровольно, но почему-то я в это не очень верю. И это все, что я вам должен сказать!

После этих слов все посмотрели на Великатова, потому что как-никак именно он владел местным театром.

– Господа! Я ничего такого не знаю! Честью клянусь! И при чем тут мой театр? Я никаких денег никогда от Акима Акимыча не получал, да у меня и своих довольно.

– Мы на вас и не думаем, Иван Семеныч! Ведь Акиму Акимычу проще было бы назвать в последнюю минуту ваше имя, а не произносить слово «театр»! Но что есть, то есть.

– Может быть, он имел ввиду известную фразу, что «вся жизнь – театр, а люди в нем актеры»? Что он думал одно, а, оказалось, что все это была игра?

– Может быть, но название города он произнес довольно-таки четко. Поэтому мы все сюда и приехали, то есть я постарался сделать так, чтобы Борис Григорьевич именно сюда пригласил нас на «мальчишник».

– То есть вы хотите сказать, что человек, который его и, соответственно, нас фактически обокрал, живет или жил в этом городе?

– Да, наверное, в этом вы недалеки от истины.

– И кто же он тогда?

– Не знаю, но именно это и надо выяснить, и по возможности вернуть то, что нам законно принадлежит.

– А Аким Акимыч когда-нибудь приезжал сюда?

Великатов замахал руками в знак согласия.

– Да, конечно! Много раз! И в театр приходил, и, между прочим, на Александру Николаевну все смотрел, любовался.

– А… Он не мог ей все деньги отдать за…?

Борис Григорьевич вскочил.

– Как вы смеете! Как вы можете про Сашеньку такое подумать?

Великатов усадил Бориса Григорьевича на стул.

– Успокойтесь! Да никто так не думает. Надеюсь! Да и нет у нее вроде никаких больших денег. Но Сашенькой Аким Акимыч всегда восторгался. Большие букеты ей носил!

Глумов же продолжал расспрашивать.

– А кто у вас в театре еще служит?

– Из актеров? Шмага, Несчастливцев, Счастливцев.

Паратов оживился.

– Счастливцев – это Робинзон, что ли?

– Он, Сергей Сергеич, есть у него такое прозвище.

– А вы знаете, почему его так прозвали? Это мы его однажды на острове посередине реки нашли, откуда и спасли горемыку!

– Так вы предполагаете, что Акима Акимыча обокрал кто-то из моих актеров?

– Нет, конечно. Вряд ли они на такое способны. Где им? Ума-то нет! Скорее всего, слово «театр» было использовано в переносном смысле. Но загадку эту нам надо разгадать во что бы то ни стало и как можно скорее!

– А название города? Может, в нем что-то есть? Как вы думаете, Егор Дмитрич?

– Не знаю, нет у меня ответа. Но и богатства Акима Акимыча теперь, увы, тоже нет! И из чего следует, господа, что если мы этих денег не найдем, то тогда, чтобы кому-то из нас все-таки получить некую сумму, придется как-то уменьшить число лиц, претендующих на наследство. Словом, сейчас вот наследников семеро, и если двух-трех человек из нас не станет, то оставшихся в живых это, я думаю, вполне устроит. Мы же с вами, господа, все-таки деловые люди!

Все просто остолбенели от таких слов.

– Вы это серьезно говорите, Егор Дмитрич?

– Шучу, шучу я, господа!

– Ну, и шутки у вас! Даже в пот бросило!

Глумов рассмеялся.

– А Акиму Акимычу понравилось бы! Он любил такие розыгрыши. И потом ведь это правда! И я просто был откровенен со своими друзьями! Мы же друзья? Конечно, я не думаю, что в нашем случае до этого дойдет, но делать-то что-то надо. И так я вас призываю к действию!

Но уже светало, поэтому было решено разойтись по гостиницам и продолжить разговор потом.

Борис Григорьевич, его брат Вадим, Глумов и Паратов отправились в гостиницу, располагавшуюся в соседнем с рестораном доме, а Лыняев и Муров пошли в свою, которая находилась немного подальше, но тоже с прекрасным видом на Волгу. Хотя у Мурова, как известно, недалеко было имение, доставшееся ему от жены, и до которого было рукой подать, жить он сейчас предпочитал в городе.

Сначала они шли молча, но так как весть о том, что денег из наследства Акима Акимыча они получат мало, цепко сидела в их головах, поэтому скоро они на эту тему и заговорили. Особенно горевал Муров. Потому что когда-то он, действительно, был очень богат из-за выгодной женитьбы, но годы прошли, жил он широко, привык к этому и теперь испытывал некие неудобства, да что там сказать некие, ему просто срочно нужны были деньги. А тут такие новости от Глумова!

Впрочем, так как он был вдовцом, ему в голову иногда приходила мысль жениться еще раз, но то, что надо будет опять перед кем-то что-то из себя изображать, совершать какие-то поступки, а потом терпеть женушку, скорее всего, нелюбимую, просто лишало его сил.

Вот об этом он и говорил Лыняеву, который к получению или неполучению им наследства отнесся более спокойно, потому что у него и своих средств было довольно. Его поместье исправно приносило доход, но молодая жена Глафира Алексеевна требовала все-таки значительных расходов… Впрочем, Михаил Борисович, промучившись с ней некоторое время, нашел-таки способ обуздать ее траты, но ведь не медведь он какой-то! Не все им вдали от городов жить. Поэтому деньги были бы ему сейчас очень кстати, словом, как и Мурову.