Островский. Драматург всея руси

И потом, когда катастрофа уже разразилась над бедной Катериной, он безропотно подчиняется решению Дикого и едет «в Тяхту, к китайцам… на три года». Он выполняет условие завещания, которое для него важнее и выше всего. Борис плачет, прощаясь с Катериной, самыми искренними слезами, он жалеет ее от всей души, от жалости он даже хочет ее смерти, но ему ни на одну минуту не приходит в голову, что в конце концов дядя с его наследством это еще не самое главное в жизни человека, что можно не только подчиняться, но и бунтовать. И когда Катерина, хватаясь, как утопающая за соломинку, просит: «Возьми меня с собой отсюда!», – Борис отказывает ей категорически. Так же как раньше отказал ей Тихон, когда она просила взять ее в Москву. Тихон ответил тогда: «Нельзя, так уж нечего делать». Борис отвечает сейчас: «Нельзя мне, Катя. Не по своей я воле еду: дядя посылает».

Вот здесь и решилась участь Катерины, а Борис проявил твердость характера в самых грустных, самых исключительных обстоятельствах. Можно не сомневаться, что он дождется своего наследства, и будет долго вспоминать, лежа на обломовском диване, о своей несчастной, неудачной любви. Это противоречие в роли Бориса нужно не сглаживать, а подчеркивать, и тогда многое в развитии пьесы, ранее казавшееся условным, станет жизненным, естественным и тем более трагическим.

Савел Прокофьевич Дикой, богатый купец, значительное лицо в городе, как о нем сказано в авторской ремарке, представляет собой явление, для современного зрителя такое непонятное и далекое, что перед исполнителем этой роли стоит первая задача – объяснить зрителю его характер. В нем даже и человеческого-то ничего нет. Это – самодурство, доведенное до абсурда. Нужно попытаться найти в нем все же хоть что-то объясняющее его поведение. А оно объясняется, очевидно, не только жадностью, не только чванством и заносчивостью, но прежде всего сознанием полной своей безнаказанности, которую приносит богатство.

В первой сцене первого действия нужно подчеркнуть, что Дикого ненавидит и боится весь город. В репликах Шапкина, Кудряша и Кулигина должна чувствоваться острая ненависть к этому вредному зверю. С такой же скрытой ненавистью относится к нему и его подопечный Борис Григорьевич. Чем грубее, скандальнее, безобразнее будет сцена, которую устраивает в первом действии Борису Дикой, и чем почтительнее будет на нее отвечать Борис, тем больше у него будет причин показать в дальнейшей сцене с Кудряшом, Кулигиным и Шапкиным настоящее свое отношение к дяде. Даже Кабаниха не скрывает своего неодобрительного отношения к выходкам Дикого, хотя их официальные отношения нужно считать приятельскими, хотя она и берется его «разговорить». Никакого снисхождения, никакого добродушия не должен проявлять к этому образу исполнитель роли Дикого. Каждый поступок Дикого должен вызывать не улыбку, не смех, а возмущение зрительного зала. Добродушная интерпретация этой роли только повредит правильному пониманию пьесы.

Тихон Кабанов несет в себе черты вырождения. Это во многом еще сын своей матери, но во многом уже и не тот, кто должен бы продолжать и наследовать фамилию Кабановых. Для этого ему многого не хватает: он явно глуп, если не от природы, то в результате полученного им своеобразного воспитания, он в достаточной степени добродушен и апатичен, это мешает ему быть грозным главой семьи, он снисходительно относится ко многому, что с точки зрения Кабанихи – грех.

Но еще больше ему не хватает того, что составляет достоинство человека. Он совсем не понимает Катерины с ее порывами, думами, гордостью, страстью. Он равнодушен и ограничен. И нужно было произойти самым трагическим событиям, чтобы Тихон понял сам, а с ним вместе поняли и зрители, что, в сущности, он любил свою жену, что он простил бы все ее грехи, как простил уже ее незадачливого любовника. Нам важно, что в обстоятельствах пьесы Тихон – лицо жестоко угнетенное и глубоко несчастное. Он во многом виноват, но заслуживает снисхождения зрительного зала.

Переходим к основным образом пьесы – Кабанихи и Катерины. Их борьба и есть основной драматический конфликт «Грозы». Кто победил в этой борьбе? Вот вопрос, который прежде всего должен задать себе режиссер, начиная работу над пьесой. Может ли Кабаниха считать себя удовлетворенной исходом борьбы? Нужна ли была ей смерть Катерины? И самый «грех», совершенный Катериной, так ли уж он непростителен с точки зрения Кабанихи? Или можно себе представить Кабаниху, которая в известных обстоятельствах, пожалуй, и сама могла бы покрыть такой «грех» снохи? Ведь к сыну она ни особой нежности, ни уважения не проявляет. Руководит ли ее поступками только неприязнь к Катерине, или здесь есть что-то более важное?

Ее жестокость, ее несгибаемость, ее последовательность в угнетении своего дома, идут ли они от ее холодности, или все это проявление ее горячего нрава? Удовлетворяет ли ее формальное выполнение всех обрядов старинного уклада жизни, или она видит, что, в сущности, этот старинный, любимый ею уклад жизни уже кончился и его не сохранить никакими обрядами? Какое место в ее отношении к Катерине занимает чувство ревности? Чего она добивается от Катерины: формального себе подчинения или ей будет этого мало?

Это еще далеко не все вопросы, которые стоят перед исполнительницей роли Кабанихи. Ясно одно: это сложный, многогранный, противоречивый человеческий характер, это живая женщина, а не баба-яга из старой сказки. Все ее дела, вся ее «наивная жестокость» говорят сами о себе. Не будет ни одного человека в зрительном зале, который отдал бы ей свои симпатии. Этот образ очень далек от психологии современных людей, и именно поэтому он представляет большие трудности. Перед исполнительницей в ряду других задач стоит основная: объяснить Кабаниху зрительному залу, показать корни ее жестокости, ее ханжества, а не ограничиться только показом ее власти. Мне кажется, что главное в ней – не личная злоба по отношению к персонажам пьесы, а ее принципиальная точка зрения на жизнь.

Жестокость Кабанихи прекрасно сочетается в ней с сентиментальностью, которая чужда Катерине. Недаром во всех своих нравоучениях Кабаниха взывает к чувству, а не к разуму своих родственников.

Отношения Кабанихи и Катерины – это непрерывный поединок, который ведется с переменным успехом. В этом поединке Кабаниха довольно часто вынуждена бывает отступить. Держась более чем скромно, Катерина не уступает ей ни в чем. Первое же их столкновение в первом действии кончается отступлением Кабанихи. Начав разговор со слов «сохрани господи… снохе не угодить» и т. д., она сознательно и упорно старается оскорбить Катерину, но своими разумными, логическими репликами Катерина ставит Кабаниху в безвыходное положение, и Кабаниха с трудом из него вывертывается, переводя разговор на другую тему, пытаясь разжалобить сноху возможностью своей близкой смерти, и т. д.

Во втором действии, в сцене прощания с Тихоном, Катерина опять сталкивается с Кабанихой. Все ее оскорбительные, несправедливые наказы даются с одним желанием: сломить Катерину, заставить ее возмутиться, спровоцировать открытое сопротивление. И здесь Кабаниха не достигает цели. Она прекращает издевательства над снохой только тогда, когда возникает опасность, что выйдет из повиновения сын, Тихон.

И в следующей сцене, после его отъезда, Катерина дает своей свекрови реванш. На упрек по поводу того, что Катерина «не воет», она отвечает резко и решительно: «Не к чему! Да и не умею. Что народ-то смешить!». Эти отношения Кабанихи и Катерины должны быть прослежены до конца, до последней реплики Кабанихи: «Полно! Об ней и плакать-то грех!»

Об образе Катерины так чудесно сказано у Добролюбова, что я не буду повторять всего этого. Важны для нас сейчас только два момента. Первый, как бы незначительный, но, в сущности, очень важный: возраст Катерины. В этом вопросе я держусь самой крайней точки зрения. Если Катерине будет со сцены даже 30 лет, то пьеса приобретает новый и ненужный нам смысл. Правильно определить ее возраст нужно 17–18 годами. Года два она замужем. Ее жизненный опыт ничтожен. По Добролюбову, пьеса застает Катерину в момент перехода от детства к зрелости. Это совершенно правильно и необходимо.

Второй вопрос более существенный: что Катерина – явление для своего времени исключительное или типическое? Здесь я стою на второй точке зрения. Я считаю, что играть Катерину как женщину исключительную, ни на кого вокруг не похожую, будет неправильно, так же неправильно, как неправильно играть ее ординарной.

Несчастье многих исполнительниц проистекало из попытки найти в Катерине что-то необыкновенное, исключительное, тогда как Добролюбов пишет: «Здесь является перед нами лицо, взятое из жизни, но выясненное в сознании художника и поставленное в такие положения, которые дают ему обнаружиться полнее и решительнее, нежели как бывает в большинстве случаев обыкновенной жизни».