Осужден пожизненно

Завтракать никому не хотелось, но Фрер, человек менее чувствительный, чем женщины, все-таки съел свой кусок солонины с лепешкой. Не без чувства эгоистического удовлетворения он подумал о том, что после смерти Граймса порции еды увеличатся, а если за ним последует Бейтс, они увеличатся еще больше. Однако вслух свои мысли он не высказывал и продолжал сидеть, держа на коленях голову раненого и отгоняя назойливых насекомых от его лица. И все же он надеялся, что лоцман не умрет, так как иначе вся забота о женщинах должна была пасть на него. Возможно, что такая же мысль волновала и миссис Викерс. Что касается Сильвии, то она не скрывала своей тревоги.

– Не умирайте, мистер Бейтс! О, пожалуйста, не умирайте! – умоляла она, стоя рядом с ним, однако не решаясь до него дотронуться. – Не оставляйте нас с мамой одних в этом ужасном месте!

Несчастный Бейтс, разумеется, ничего не ответил, но Фрер сильно нахмурился, а миссис Викерс с упреком сказала: «Сильвия!» – таким тоном, словно они все еще находились в их старом доме на далеком острове Сары. В полдень Фрер пошел собрать хворост для костра, а когда вернулся, лоцман был уже при смерти. Миссис Викерс сказала Фреру, что Бейтс вот уже около часа лежит без движения и еле дышит. Жене майора приходилось видеть немало смертей, и она хорошо владела собой, но бедная маленькая Сильвия, сидя рядом с матерью, дрожала от страха. О насильственной смерти она имела лишь смутное представление. Когда опустилось солнце, Бейтс снова пришел в себя, но миссис Викерс и Фрер понимали, что это была лишь последняя вспышка догорающей свечи.

– Он умирает, – тихо проговорил Фрер, словно боясь разбудить угасающую душу Бейтса. Слезы беззвучно струились из глаз миссис Викерс, она приподняла голову честного лоцмана и смочила его потрескавшиеся губы мокрым носовым платком. Судорога прошла по некогда сильному телу, и умирающий открыл глаза. Сначала он непонимающе смотрел на них, переводя взгляд то на Фрера, то на миссис Викерс, потом в глазах забрезжило сознание – он вспомнил все. Затем взгляд умирающего остановился на бледном личике испуганной Сильвии и вновь обратился к Фреру. Было ясно, о чем молил этот взгляд, и Фрер это понял.

– Да, я позабочусь о ней, – сказал Фрер. Бейтс улыбнулся и, увидев, что кровь из раны запачкала белую шаль миссис Викерс, с усилием отодвинулся. Негоже, если кровь простого человека, такого как он, запачкает шаль благородной дамы. Светская модница женским инстинктом сразу поняла его желание и осторожно прижала голову умирающего к своей груди. Перед лицом смерти эта женщина оставалась женщиной. На мгновение он затих, им показалось, что он скончался. Но вдруг Бейтс снова открыл глаза, и взгляд его устремился в сторону моря.

– Дайте мне еще раз посмотреть на него, – прошептал он и, когда они приподняли его голову, прислушался и сказал: – Слава богу, здесь оно тихое, но я слышу, как у рифа бушуют волны!

Голова его упала, и все было кончено.

Фрер принял мертвое тело из рук миссис Викерс, и Сильвия бросилась к матери.

– О, мама, мама, – вскричала она, – почему бог позволил ему умереть, когда нам он так нужен?

До наступления темноты Фрер перенес тело Бейтса в расщелину между скал и, накрыв лицо умершего курткой, сверху наложил камней. События развивались стремительно, и трудно было поверить, что со вчерашнего дня двое из пятерых людей, выброшенных в эту глушь, покинули их. И промелькнула мысль: кто следующий? Миссис Викерс, усталая и измученная всеми переживаниями дня, рано удалилась на покой. Сильвия, отказавшись разговаривать с Фрером, ушла вместе с матерью. Такое проявление необъяснимой неприязни со стороны девочки странным образом задевало Мориса. Юн сердился на нее за то, что она не удостаивает его своим вниманием, и вместе с тем никак не старался расположить ее к себе. С каким-то непонятным удовольствием он думал о том, что скоро ей придется смотреть на него как на своего единственного покровителя. Будь Сильвия немного постарше, молодой лейтенант вообразил бы, что он в нее влюблен.

Следующий день прошел уныло. Было жарко и душно, над горами повисла знойная дымка. Целое утро Фрер рыл могилу в песке для бедного Бейтса. Как человек практичный, думающий о своих нуждах, он снял с покойного ту одежду, которая могла пригодиться ему самому, и спрятал ее под камнем, не желая, чтобы миссис Викерс это увидела. К полудню могила была готова, он опустил в нее труп и обложил холмик камнями. Затем он отправился удить рыбу к выступу скалы, примеченному им накануне, но ничего не поймал. Проходя на обратном пути мимо могилы, он увидел, что миссис Викерс поставила в ее изголовье крест из двух связанных палочек.

После ужина, состоявшего, как обычно, из солонины и пресной лепешки, Фрер зажег из экономии до половины набитую трубку и попытался заговорить с Сильвией.

– Почему вы не хотите дружить со мной, мисс? – спросил он.

– Потому что вы мне не нравитесь, – ответила Сильвия. – Я вас боюсь.

– Почему?

– Потому что вы – недобрый человек. Нет, я не говорю, что вы жестокий, но вы… О, так хочется, чтобы папа был здесь!

– Мало ли чего хочется, – сказал Фрер, аккуратно уминая указательным пальцем табак в трубке.

– Вот вам и доказательство! Разве это добрые слова? «Мало ли чего хочется!» Ах, если бы он был здесь! – Это не со зла, – оправдывался Фрер. – Странная вы девочка.

– Бывает, что люди, – ответила Сильвия, – не чувствуют друг к другу симпатии. Я это вычитала из одной папиной книжки, вот и со мною так. Я не чувствую к вам симпатии. И тут ничего не поделаешь, правда?

– Чепуха это! – возразил Фрер. – Идите сюда, я расскажу вам сказку.

Миссис Викерс ушла к себе, и они остались вдвоем у костра, возле которого стоял котелок и лежала свежевыпеченная лепешка. Поколебавшись, девочка подошла к нему, он поднял ее и посадил к себе на колени. Луна еще не взошла, и тени, отбрасываемые догорающим костром, напоминали каких-то таинственных чудовищ. У Мориса Фрера появилось озорное желание напугать беззащитное создание.

– Однажды, – начал он, – в замке в дремучем лесу жил-был людоед с большими выпученными глазами.

– Вы глупый человек! – воскликнула Сильвия, пытаясь встать. – Опять вы хотите меня напугать!

– И этот людоед питался косточками маленьких девочек. Однажды маленькая девочка гуляла в лесу, и она услышала, как приближается людоед: топ топ! топ!

– Мистер Фрер, пустите меня!

– Девочка страшно перепугалась и бросилась бежать. Она бежала, бежала, и вдруг она увидела…

Тут его собеседница пронзительно взвизгнула:

– А! А! Что это? – крикнула она, прижимаясь к своему мучителю.

По другую сторону костра стоял человек. Он сделал нетвердый шаг вперед, упал на колени, протянув к ним руки и хрипло выговорил одно слово: «Еды!» Это был Руфус Доуз.

Звук человеческого голоса рассеял страх, охвативший девочку, и, когда отсвет костра упал на лохмотья желтой куртки, она сразу догадалась, кто это. Морис Фрер отнесся к пришельцу по-другому. Он увидел перед собой только новую опасность, еще один лишний рот, с которым придется делить скудные остатки пищи, и, схватив из костра горящую ветку, он сделал знак, чтобы каторжник не приближался. Руфус Доуз, озираясь по-волчьи, увидел возле котелка лепешку, и потянулся к ней, но Фрер ткнул его веткой в лицо.

– Назад! – крикнул он. – Лишней еды у нас нет!

С диким воплем, замахнувшись железной киркой, каторжник кинулся на врага, но девочка с быстротой молнии соскользнула с колен Фрера, схватила лепешку и сунула ее голодному в руки.

– Возьми, арестантик, поешь! – сказала она и, повернувшись к Фреру, метнула на него взгляд, исполненный такого удивления, негодования и гнева, что лейтенант покраснел и бросил горящую ветку.

Что касается Руфуса Доуза, то неожиданное видение золотоволосой девочки словно преобразило его. Выронив из рук лепешку, он провожал горящими глазами ее тоненькую фигурку, и когда она шагнула из светового круга в темноту, несчастный спрятал лицо в почерневших корявых ладонях и зарыдал.