Освенцим: Нацисты и «окончательное решение еврейского вопроса»

В том же месяце, июле 1941 года, целый ряд решений, принятых за тысячи километров от лагеря, привел к тому, что Освенцим превратился в еще более зловещее место. Впервые было принято решение приступить к уничтожению узников Освенцима с помощью газа – но еще не совсем тем методом, который впоследствии принесет лагерю такую дурную славу. Заключенные стали жертвой нацистской программы, именуемой «эвтаназией взрослых». Эта смертельная операция основывалась на указе фюрера, датированном октябрем 1939 года, который позволял врачам отбирать людей с хроническими психическими заболеваниями, а также инвалидов, и умерщвлять их. Поначалу для умерщвления инвалидов использовали инъекции, но затем излюбленным методом стало использование угарного газа в баллонах. Поначалу это происходило в специальных центрах, оборудованных в основном в бывших психиатрических больницах. Там были построены газовые камеры, сконструированные таким образом, что внешне напоминали душевые. За несколько месяцев до своего октябрьского указа Гитлер санкционировал отбор и убийство детей-инвалидов. Совершая все это, Гитлер следовал мрачной логике своего ультра-дарвинистского видения мира. Эти дети не имели права на жизнь, так как слабые – обуза для немецкого общества. Исповедуя теорию расовой чистоты, он беспокоился о том, что, достигнув зрелого возраста, эти дети смогут дать неполноценное потомство.

Указ, распространяющий программу эвтаназии также и на взрослых, был подписан задним числом, 1 сентября 1939 года, в день, когда началась Вторая мировая война. Так война стала катализатором радикализации нацистского мышления. Фанатичные нацисты рассматривали инвалидов как еще один балласт, бремя для страны, вступившей в войну. Доктор Пфанмюллер, один из самых зловещих авторов программы эвтаназии для взрослых, так выразил свои чувства: «Мысль о том, что самые лучшие, цвет нашей молодежи, должны гибнуть на фронте для того, чтобы эти слабоумные, безответственные, антиобщественные элементы могли спокойно существовать в своих больницах, просто невыносима для меня»⁵⁵. Зная, кто именно занимался программой эвтаназии, не удивляешься, что основными критериями отбора были не только степень тяжести заболевания, но и вероисповедание, и этническая принадлежность пациента. Так что евреев, находившихся в психиатрических больницах, посылали в газовые камеры без разбора. Такие же драконовские методы были использованы и на востоке, в результате чего все польские психиатрические больницы были очищены от пациентов. В период между октябрем 1939 года и маем 1940 года около 10 тысяч душевнобольных были убиты в Западной Пруссии и Вартегау. Многие из них – посредством новой технологии – газовой камеры на колесах. Жертв заталкивали в герметично запломбированный кузов грузового фургона, где они задыхались от поступавшего туда из баллонов угарного газа. Освободившееся таким образом жизненное пространство использовалось для того, чтобы разместить новоприбывших этнических немцев.

В начале 1941 года кампания по эвтаназии взрослых распространилась и на концентрационные лагеря, где началась акция под кодовым названием 14f13. Она достигла Освенцима 28 июля 1941 года. «Во время вечерней проверки было сказано, что все больные могут покинуть лагерь для лечения, – рассказывает бывший политический узник Освенцима Казимеж Смолень⁵⁶. – Некоторые заключенные поверили нацистам. У всех еще теплилась какая-то надежда. Но я совсем не был уверен в добрых намерениях СС». Не был в этом уверен и Вильгельм Брассе: его капо, немецкий коммунист, сообщил ему, что он думает о судьбе, ожидавшей больных: «Он рассказал нам о том, что в концентрационном лагере Заксенхаузен до него дошли слухи о том, как людей забирали из больниц, и они просто исчезали».

Около 500 больных заключенных, половина из которых были добровольцами, а другая половина была отобрана, вывели строем из лагеря к ожидавшему их поезду. «Все они были крайне измождены, – рассказывает Казимеж Смолень. – Среди них не было ни одного здорового человека. Это была колонна призраков. В конце колонны шли санитары, которые несли на носилках тех, кто уже не мог идти. Это было жуткое зрелище. Никто не кричал на них и не смеялся над ними. Уезжающие больные были даже довольны тем, что уезжают. При этом они говорили: «Расскажите моим жене и детям о том, что со мной случилось». К большой радости остающихся заключенных, двое самых печально известных в лагере капо были включены в эту партию. Одним из них был Кранкеман, которого ненавидел весь лагерь. По лагерю прошел слух, что он поссорился со своим покровителем лагерфюрером Фричем. Обоих капо почти наверняка убили тут же в вагоне еще до того, как поезд добрался до конечного пункта назначения. Как и предсказывал Гиммлер насчет того, что произойдет с каждым капо после того, как он перестанет быть капо. Все заключенные, покинувшие в тот день лагерь, погибли в газовой камере, находившейся в переоборудованной психиатрической больнице города Зонненштайн неподалеку от Данцига. Так что первые заключенные Освенцима, погибшие в газовой камере, были убиты не в лагере – для этого они были отправлены в Германию, и убили их не потому, что они были евреями, а потому, что они не могли больше работать.

Лето 1941 года стало не только поворотным пунктом в развитии Освенцима, но и решающим моментом в ходе войны против СССР и ведении нацистской политики по отношению к советским евреям. В разгар лета, в июле, казалось, что все идет по плану и вермахт успешно теснит Красную Армию по всему фронту. Уже 3 июля Франц Гальдер, начальник штаба Верховного командования сухопутных сил Германии, писал в дневнике: «Вероятно, не будет преувеличением сказать, что русская кампания выиграна всего за две недели». Геббельс эхом повторял те же мысли: 8 июля он записал в своем дневнике: «Никто уже не сомневается, что мы победим в России». К середине июля танковые части вермахта уже продвинулись вглубь на расстояние более пятисот километров от советско-германской границы. А к концу июля офицер советской разведки по приказу Берии, который занимал в советском правительстве такую же должность, как Гиммлер в немецком, обратился к болгарскому послу в Москве с просьбой стать посредником в мирных переговорах с Германией⁵⁷.

Однако на фронте ситуация была более сложной. Политика массового голода, которая была в основе немецкой стратегии вторжения, привела к тому, что, к примеру, в Вильнюсе уже в начале июля запасов продовольствия оставалось только на две недели. Геринг очень четко изложил суть нацистской политики в этом вопросе, когда сказал, что право на пропитание имеют только те люди, которые «выполняют важные для Германии задания»⁵⁸. Оставался нерешенным и вопрос касательно того, что делать с оставшимися членами семей евреев, расстрелянных айнзатцгруппами. Эти женщины и дети, потеряв кормильцев, были обречены на быструю смерть от голода: они явно были не в состоянии «выполнять важные для Германии задания».

Между тем продовольственный кризис назревал не только на Восточном фронте, но и в Польше, в Лодзинском гетто. В июле Рольф-Хайнц Гепнер из СС писал Адольфу Эйхману, который на тот момент был начальником отдела, занимавшейся еврейским вопросом в Главном управлении имперской безопасности: «Существует опасность того, что этой зимой мы больше не сможем прокормить всех евреев. Имеет смысл честно взвесить все «за и против» и подумать, а не было бы более гуманным решением просто прикончить всех тех евреев, которые не способны работать, посредством какого-либо быстродействующего приспособления. В любом случае это более милосердно, нежели дать им всем умереть от голода». Важно то, что Гепнер пишет о потенциальной необходимости убить тех евреев, которые «не могут работать» – а не всех. Все чаще и чаще, начиная с весны 1941 года, нацисты начали делать различия между евреями, которые были полезны Германии, и теми, которые не были. Это разделение впоследствии проявится при печально известных «отборах» в Освенциме.

В конце июля Гиммлер издал приказ, призванный решить судьбу тех евреев, которых нацисты считали «бесполезными едоками». Это касалось в первую очередь территории Восточного фронта. Он усилил айнзатцгруппы подразделениями эсэсовской кавалерии и полицейскими батальонами. В конце концов, около 40 000 человек были вовлечены в проведение массовых убийств, что было в десять раз больше, нежели первоначально запланированный личный состав айнзатцгрупп. Такое существенное разрастание имело особую причину: политика геноцида на востоке была расширена и теперь включала в себя также уничтожение еврейских женщин и детей. Этот приказ поступал командирам айнзатцгрупп в разное время на протяжении последующих нескольких недель. Часто Гиммлер лично отдавал этот приказ во время своих инспекционных поездок по местам массовых убийств. Но уже к середине августа все командиры этих подразделений смерти знали о расширении своих обязанностей.

Этот момент стал поворотным в процессе массового уничтожения людей. Теперь, после того как было принято решение расстреливать всех еврейских женщин и детей, нацистское преследование евреев вошло в концептуально иную фазу. До этого момента почти все антисемитские меры, предпринимаемые нацистами во время войны, имели черты потенциального геноцида. Еврейские женщины и дети уже умирали в гетто или во время неудавшегося переселения в Ниско. Но в этот раз все было совсем по-другому. Теперь было решено собирать женщин и детей в одном месте, заставлять их раздеваться, голыми выстраивать вдоль специально вырытых ям и расстреливать. В природе просто не могло существовать такого предлога, чтобы сделать из крохотного ребенка прямую угрозу немецкой военной машине. Но с этого момента немецкие солдаты будут видеть в этих детях такую угрозу и будут нажимать на спусковой крючок.

Такое изменение политики было вызвано в этот критический момент множеством факторов. Одним из них стал, конечно, тот факт, что еврейские женщины и дети на захваченной территории Советского Союза представляли теперь для нацистов «проблему», которую те сами и создали, расстреливая еврейских мужчин и насаждая искусственный голод на востоке. Но этот фактор не был единственным в принятии решения расширить кампанию массовых убийств на востоке. В июле Гитлер объявил о том, что он хотел бы создать на востоке немецкий «Райский сад». Естественно, подразумевалось, что для евреев в этом новом нацистском раю места быть не может. И конечно не было случайностью то, что в июле, после нескольких тайных встреч один на один с Гитлером, Гиммлер отдал приказ расширить массовые убийства, начав уничтожение женщин и детей. Этого бы не произошло, если бы того не пожелал фюрер. Притом, что подразделения карателей уже расстреливали всех еврейских мужчин, с точки зрения нацистской идеологии это было следующим логическим шагом – послать подкрепления отрядам карателей для того, чтобы полностью «зачистить» этот новый «Райский сад».

Ганс Фридрих⁵⁹ был солдатом одного из пехотных подразделений СС, которое летом 1941 года было послано на восток в качестве подкрепления для айнзатцгрупп. Его бригада СС действовала в основном на территории Украины. По его словам, они не встречали никакого сопротивления со стороны евреев, которых убивали. «Евреи были в состоянии полного шока, они были так напуганы, что окаменели от страха – делай с ними, что хочешь. Они смирились со своей судьбой». Эсэсовцы и их украинские пособники выгоняли евреев из жилья и выстраивали на краю «глубокой и широкой траншеи. Они должны были стоять таким образом, чтобы от выстрела упасть в эту траншею. Это повторялось снова и снова. Затем кто-то спускался, чтобы тщательно проверить, не осталось ли кого в живых, так как почти никогда не удавалось смертельно ранить каждого с первого выстрела. И если кто-то был еще жив и лежал в траншее раненный, его добивали выстрелом из пистолета».