Освобождаясь от пут

– Кто тебе этого не дает? – спросил Рон.

– Никто. Все. Судьба. Жизнь. Бог. Я не знаю, – сказал он, и с каждым словом подбрасывал камень в воздух и ловил его. – Я не знаю, – снова повторил он, на сей раз только шепотом.

– Квайетус, я… я хотел поговорить с тобой, – внезапно сказал Рон.

– Я знаю, – был ровный ответ. – Именно поэтому я здесь. Но не здесь. Там никого нет, – показал он на пустое место рядом с озером.

– Хорошо, – согласился Рон. Пока они не дошли туда, ни один из них не произнес ни слова.

Гарри размахнулся и бросил камень в озеро.

– Почему ты сделал это? – с любопытством посмотрел на него Рон.

Гарри пожал плечами.

– Просто… сделал, – он сел, показав Рону последовать за ним. – Ну?

Рон неловко пошевелился и не смотрел на Гарри.

– Ты был прав тогда… в ванной, – он начал бороться со словами. – Я просто… Я… Я был смущен. Из-за себя. И тоже обманывался. Я… Я никогда не думал, что во мне так много жестокости. Ты знаешь, я потерял друга. И я злился на твоего отца – и на тебя. Я ненавидел тебя. И я был неправ. Не был, потому… потому что Гарри был только моим другом. Не моей семьей, не моими родителями. А теперь я вижу Гермиону, Дина и других, потерявших свои семьи, и вижу, что они никого не обвиняют; они не пытаются мучить других только потому, что сами страдают… А что касается Гермионы… Гарри был и ее другом. И она никогда не обвиняла тебя или профессора Снейпа, хотя она также, как и я, тосковала по Гарри, – он сделал паузу. Гарри не перебивал его, он любовался видом на другом берегу озера: зеленым холмом с несколькими деревьями. – Я считал тебя дерьмом. Я был несправедлив и отвратителен. А после… после того, как я напал на тебя в Хогсмиде… – он отчаянно потряс головой, – я просто сидел там, и мне было стыдно. И… Я испугался самого себя. И позднее, когда я извинился… ты тогда был прав. Я сделал это не из-за тебя, а потому, что нуждался в оправдании, чтобы простить себя. А ты прогнал меня и был прав. Я хотел возненавидеть тебя из-за этого, но не смог. И в тот день, когда тебя похитил Волдеморт, я увидел, что ты – просто человек, как и я, как любой другой мальчик в школе. До этого я всегда видел совершенного человека – Снейпа – который был безупречен. Совершенного студента, совершенного человека, совершенного сына – совершенного во всем. Это только усилило мою ненависть. Но в тот день… Когда авроры забрали от тебя твоего отца, я увидел, какой ты…

– Жалкий? – саркастически спросил Гарри. Болезненная усмешка перекосила лицо Рона.

– Нет! Я бы сказал, хрупкий. Ты был таким слабым. И одиноким. Так же, как и я. Как и все.

– Я был одинок в первом семестре, Рон. Твое поведение отвратило от меня большинство гриффиндорцев, – обвиняющее сказал Гарри.

– Я не мог изменить этого!

– Ты должен был подумать, прежде чем действовать, но не сделал этого. Ты позволил вести себя своим чувствам, – не переставал отчитывать Гарри.

– Я знаю! – воскликнул Рон. – И теперь я… я жалею.

Гарри сел и посмотрел Рону прямо в глаза.

– Твои извинения с каждым разом все хуже. Это для меня – самое оскорбительное. Ты пожалел меня, и жалость пробудила в тебе некоторые не столь отрицательные чувства… Нет, Рон. Мне не нужна твоя жалость. Мне не нужна чья-то жалость.

Гарри встал и повернулся, чтобы уйти.

– Ладно. Это значит, что ты меня никогда не простишь. Я унижаю сам себя…

– Прекрати.

– Но чего ты ждешь? – отчаянно воскликнул Рон.

Гарри остановился. Действительно, чего он ждал от Рона? Мальчик уже извинялся трижды или даже больше, а он снова и снова отказывался его простить, но почему? Чего Гарри не хватало в извинениях? Искренности? На этот раз Рон был искренен. Сожаления? Рон жалел о том, что сделал, даже если вначале его мотивы были довольно эгоистичными. Симпатии? Рон где-то в глубине души симпатизировал ему.

Гарри скрестил руки перед грудью и на сей раз заглянул в себя.

Нет. Он ждал от Рона другого. Он ждал его симпатии. Он ждал его дружбы.

Но, несмотря на свои раскаяние и жалость, он не нравился Рону, и тот не хотел бы ему понравиться. Может, когда-нибудь, когда он узнал бы об истинной личности Гарри… но пока он был Квайетусом Снейпом, он не нравился Рону.

Он медленно повернулся к бывшему другу и поднял взгляд.

– Ты прав, Рон. Я был глуп, ожидая большего, чем твоя жалость или симпатия. У меня нет никаких причин не прощать тебя, – он решительно протянул Рону руку. – Твое извинение принято.

На этот раз, в отличие от их первой встречи во «Флориш и Блоттс», Рон принял протянутую руку и потряс ее так же решительно, как Гарри ее протянул.

– Я никогда и вообразить не мог, что ты ожидаешь от меня, что я почувствую больше, чем симпатию, – со стыдом сказал Рон. – Я думал, что ты ненавидишь меня.

– Я? Ненавижу тебя? – Гарри ухмыльнулся. – Как маленький последователь Волдеморта, я только хотел получить место Поттера в твоей жизни, как ты однажды сказал Гермионе.

– Но ты не последователь Ты-Знаешь… – Рон остановился и сузил глаза. – Ты имеешь в виду дружбу?

Гарри пожал плечами.

– Я имел в виду дружбу. Однажды, давно. И мне жаль, что я потерпел неудачу, – произнес Гарри и ушел, оставив неподдельно потрясенного Рона.

**************************************************************************

В последний вечер Большой Зал был, как обычно, ярок. Он был украшен в красных и золотых гриффиндорских цветах, чтобы отпраздновать завоевание Гриффиндором кубка факультетов пятый раз подряд. Огромный флаг, изображающий гриффиндорского льва, покрывал стену за высоким столом. Было очевидно, что Гриффиндор победит – трое Уизли, Невилл и Симус заработали по тридцать баллов каждый за их попытку спасательной операции, а Гарри дали шестьдесят за спасение жизни Фаджа. Это было одним из первых дел, которое сделал Дамблдор в тот день, вернувшись к себе в кабинет. Хотя в этом году Рэйвенкло и выиграл квиддичный кубок, внеучебные баллы в конце семестра переместили Гриффиндор на первое место.

Пир по случаю окончания года был гораздо радостнее, чем в прошлом году. Несмотря на потери в войне в течение года, большая часть магического общества – включая преподавателей и студентов – приветствовала изменения, произошедшие за последние несколько недель. Гарри знал, что памятник миссис Фигг, убитым родителям и их детям уже занял свое место, пока он был в больничном крыле, так что директор решил сделать последний вечер настолько счастливым и веселым, насколько это возможно. Гарри наблюдал за Гермионой, Дином, Колином и другими, изучая их чувства и поведение, и осознавал, что он – единственный, кто не мог свободно и легкомысленно смеяться и болтать. Однако даже у него было много причин быть счастливым.

Он вернулся на свой факультет и не только физически: товарищи полностью и безоговорочно приняли его. Он больше не чувствовал недомогания от того, что делил с другими спальню и ванную, даже если они время от времени ловили Гарри без обычных маскирующих заклинаний – они никогда не упоминали об этом, а Гарри также не считал необходимым обсуждать с ними эту тему. Они считали его немного скрытным и, возможно, боле чем слегка параноидальным, но никогда не изводили из-за этого. Наконец, он смог выдерживать неожиданные прикосновения, и в прошлом месяце Люпин, наконец, научил его создавать щиты, даже если атаковали его, а не другого человека.

Он, наконец, освободился от пут.

Ладно, от части их. Одна цепь связывала его сильнее и мучительнее, чем что-либо раньше: его отношения с Северусом.

Его отношения, которые теперь, казалось, подходили к концу, так как жизненные силы Северуса уменьшались от длительной комы. Он просто не мог счастливо смеяться или болтать, зная, что его папа умирал в больнице только потому, что несколько авроров… но это было опасное направление мыслей. Оно приносило слишком много ненависти и желания отомстить.

Он встал и извинился перед сидящими за столом. Он не хотел больше оставаться на банкете. Он вышел за двери школы и сел на лестнице. Небо над ним было ясным и ярким, с несметным количеством звезд, но он даже не смотрел на них. Его глаза уперлись в землю, но и земли он не видел, он видел Северуса, лежащего бледным и слабым, и…

– Квайетус? – внезапно раздался сзади тихий, осторожный голос. Гарри не обернулся, только махнул рукой, предлагая место рядом с собой. – Я хотел извиниться.

Гарри поднял глаза и посмотрел на Януса. Его не испугало присутствие мальчика, директор уже допросил его с Веритасерумом и признал невиновным в деле сестры.