От Аустерлица до Парижа. Дорогами поражений и побед

17 марта кавалергарды подошли к предместьям Парижа и стали биваком в Шарантоне. На следующий день должна была решиться участь Парижа, но, желая пощадить и жителей, и самый город, император Александр отправил утром шефа кавалергардов Уварова к французскому командованию с предложением временного перемирия.

В 8 утра Уваров подъехал к неприятельским аванпостам у Vert-Galant. Начальствующий в этом районе генерал Компан отказал ему в пропуске, но взялся передать военному министру Кларку письменные предложения союзников. Не получая на них ответ, союзная артиллерия открыла огонь.

Между тем в замке Бонди, где находилась квартира императора Александра, собралась многочисленная свита в ожидании выхода государя. Туда же привели пленного капитана de sapeurs-pompiers Пейра. Император захотел его видеть и долго расспрашивал о настроении жителей Парижа. Затем отпустил его в город и приказал передать французским властям, что он воюет не с Францией, а исключительно с Наполеоном и предлагает городу сдаться.

Вместе с Пейра государь отправил своего флигель-адъютанта кавалергарда М. Орлова. Отпуская его, государь сказал: «Я уполномочиваю вас прекращать огонь повсюду, где вы найдете нужным. Я разрешаю вам, не подвергаясь личной ответственности, прекращать самые решительные атаки и даже приостанавливать победу, чтобы отвратить бедствия городу».

Первая же попытка Орлова завязать переговоры едва не закончилась его пленением. Вслед за этим по всей линии загорелся бой и ядра орудий стали залетать в самый город. К 5 часам вечера французы были выбиты из всех своих передовых позиций и в свою очередь прислали парламентеров.

Тогда государь вторично послал Орлова. На этот раз он был принят маршалом Мармоном, с которым договорился о предварительных условиях перемирия: французы очищают все позиции, находящиеся вне городских застав. Огонь всюду прекращается, и назначаются представители для ведения переговоров. С этим известием Орлов возвратился к государю.

В третий раз Орлов был послан к маршалу Мармону. На этот раз с ним поехал граф Нессельроде и адъютант князя Шварценберга граф Парр. Переговоры затянулись, так как французы не соглашались на некоторые условия, в частности о маршрутах для отступления их войск. Нессельроде возвратился к государю, для получения дополнительных указаний. Орлов остался и вместе с маршалом Мармоном поехал в его дворец в Париж.

«Дворец, — говорит Орлов в своих воспоминаниях, — представлял разительную противоположность с улицами Парижа. Он был освещен сверху донизу. Тут собралось множество лиц, которые, казалось, с нетерпением ожидали приезда нашего… Так постепенно прошли передо мною все современные знаменитости Франции и в том числе глава их князь Талейран. Он пробыл в кабинете маршала довольно долго и, выходя, сказал несколько слов присутствовавшим. Воспользовавшись той минутой, что я остался почти один, он подошел ко мне и сказал: "Возьмите на себя труд повергнуть к стопам государя вашего выражение глубочайшего почтения, которое питает к особе его величества князь Беневентский". "Князь, — отвечал я в полголоса, — будьте уверены, что я непременно повергну к стопам его величества этот бланк". Легкая, почти незаметная улыбка скользнула по устам князя и, будучи, вероятно, доволен, что его поняли, вышел, не подавая виду, что понял меня».

Наконец вернулся граф Парр, ездивший вместе с Нессельроде, и «привез письмо, уполномочивающее нас привести к окончанию великое дело Парижской капитуляции».

Затем на простом листе почтовой бумаги, в присутствии маршалов Мортье и Мармон, Орловым был составлен проект капитуляции Парижа в 8 статьях.

Ст. I. Французские войска, состоящие под начальством маршалов герцогов Рагузского и Тревизского, очистят Париж 19 марта к 7 часам утра.

Ст. II. Они возьмут с собой всю артиллерию и тяжести, принадлежащие этим двум корпусам.

Ст. III. Военные действия должны начаться вновь не прежде как два часа спустя по очищении города, т. е. 19 марта в 9 часов утра.

Ст. IV. Все военные арсеналы, заведения и магазины будут оставлены в том состоянии, в каком находились до заключения настоящей капитуляции.

Ст. V. Национальная гвардия, пешая и конная, совершенно отделяется от линейных войск. Она будет сохранена, обезоружена или распущена по усмотрению союзников.

Ст. VI. Городские жандармерии разделят вполне участь Национальной гвардии.

Ст. VII. Раненые и мародеры, которые найдутся в городе после 9 часов, останутся военнопленными.

Ст. VIII. Город Париж предается на великодушие союзных государей.

Маршал Мармон прочел эти пункты вслух всем присутствовавшим и сказал, что ничего в них изменять не надо, и поручил полковникам Фавье и Дюсис подписать акт.

Было далеко за полночь, когда Орлов отправился с французскими уполномоченными в замок Бонди. Уполномоченные были приняты Нессельроде, а сам Орлов отправился с докладом к государю.

«Ну, — сказал государь, — что вы привезли нового?» — «Вот капитуляция Парижа, государь». Император прочел переданную ему Орловым бумагу. «Поцелуйте меня. Поздравляю вас, что вы соединили свое имя с этим великим происшествием».

Государь выслушал все подробности составления капитуляции, а также и поручение Талейрана «Теперь это еще анекдот, — сказал государь, — но может сделаться историей».

Ночь с 18 на 19 марта кавалергарды провели у ворот Пантен, где они получили приказание «быть готовыми к 7 часам пополуночи в наилучшей чистоте и исправности для входа в город Париж».

Но и без этого приказания войска приводили свое обмундирование, насколько это было возможно, в наилучшее состояние. Настроение у всех было накануне этого торжественного дня особенно приподнято, и ночи не существовало. К тому же уже до рассвета бивак был полон парижанами, главным образом — парижанками, предлагавшими водку, вино и… самих себя.

Еще с Германии солдаты прозвали вино «вейном», во Франции водку от «boire la goutte» окрестили «бурлагутом», а любовные похождения называли странным словом «трик-трак», и этими тремя удовлетворялись все несложные пожелания солдата на походе.

Ровно в 8 часов утра государь, в черном кавалергардском вицмундире при Андреевской ленте, выехал из замка Бонди. Под ним был серый конь Эклипс, подарок Коленкура еще в бытность его французским посланником в С.-Петербурге.

Долгожданный день отмщения Москвы наступил. Несметная толпа народа стояла у ворот Пантен. По мере приближения войск к центру города толпа все увеличивалась. Окна, балкона и даже крыши домов и деревья — все было запружено сплошной человеческой массой. Народ кричал, махал платками, бросал цветы под ноги проходивших полков, особенно — русских. Крики «Vive la Russie! Vive Alexandre!» не смолкали во все время прохождения русских полков. Первую ночь войска расположились как попало. На Елисейских Полях, в Булонском лесу и прямо на улицах Парижа.

В тот же вечер государь отправил в С.-Петербург бывшего командира кавалергардов Голенищева-Кутузова курьером с известием о взятии Парижа: «Поспешай, как наиможешь. Обрадуй матушку и жену». 13 апреля пушечные выстрелы с верков Петропавловской крепости возвестили жителям столицы о приезде Кутузова с радостной вестью.

На следующий день войска были кое-как размещены по различным казармам Парижа и в его окрестностях. Кавалергарды вместе с конной гвардией стали в Ecole Militaire. Депрерадович и штаб дивизии — в № 11, rue Madame.