От былины до считалки
Шрифт:
— Ну, давайте стрелять!
Один берется, как охотник показывал, за ложе, четыре человека с одной стороны, а четыре с другой.
— Наше ружье — держаться будем!
Вернее всего, девять человек схватились, а десятому места нет. Десятый говорит:
— Ну, раз мне нет места, я буду в ствол глядеть, как полетят.
Когда нажал на спусковой крючок который держался на ложе, получился огромный взрыв. С ружья с этого осталось только щепочка в ложе, всё его разорвало. Кому руку вырвало, который
Теперь сравним оба текста. В карельском варианте есть очень остроумное место: ружье стоит 3 рубля, но каждый глупец платит за него отдельно, свои 3 рубля. Так же рассчитываются они и за пороховницу.
А у Тимофеева этот эпизод отсутствует: то ли он забыл, то ли и слышал так. Зато у него подробнее изложена смешная сценка, когда каждый пошехонец хочет за свои деньги положить свою мерку пороху и свою порцию дроби. В карельском анекдоте просто сказано: «...все по мерке ссыпали пороху, по второй мерке дроби»...
Если мы предположим, что в первоначальном или, точнее, в полном виде этот рассказ имел все встречающиеся в обоих текстах эпизоды, в этом не будет ничего не вероятного. Возможно, где-то именно такой, полный, текст и записали или еще запишут, а возможно, его рассказывали или рассказывают сегодня, да просто не напали на него фольклористы.
Увлекшись такими сопоставлениями, некоторые дореволюционные ученые чуть ли не каждое произведение стали считать частью, обломком существовавшего в древности произведения. На основании нескольких записей они реконструировали, воссоздавали былину, песню, сказку, легенду в первоначальном виде.
Было добыто много интересных и важных научных фактов. Но они едва не потонули в массе неверных выводов и преувеличений. Вообще получилось, что в ходе устной передачи фольклорные тексты только разрушаются, только ухудшаются.
И в наши дни ученые нередко прибегают к этому методу. Бывает, что какая-нибудь старинная песня дошла до нас в плохой, неисправной записи.
Другие записи могут прояснить содержание и смысл интересующего нас произведения.
Записал я как-то старинную солдатскую песню. Идут солдаты в строю, а навстречу им девушка. Они зовут ее с собой: мол, у нас хорошая жизнь. А один солдат говорит:
— Не гляди-ка, девушка, на балы,
На солдатские на обманы!
Что такое «балы»? Спросил у исполнительницы.
— Не знаю, — отвечает. — Так у нас поют. И мать мне так пела. Я ничего не спутала.
В сборнике фольклора Вологодской области напечатан вариант этой песни, и там искажения нет.
— Не сдавайся-ка, девушка, на баснн,
На солдатские на обманы...
Так один текст помог разобраться в другом.
Вернемся к той свадебной песне, которую записала Надя Кривушёнкова из Спировской школы. Оказывается, песня эта была очень широко распространена. Ее пели и на Урале, и в Вологодской губернии, и в Петербургской. А вот этот вариант записал не кто иной, как Александр Сергеевич Пушкин.
Как при вечере, вечере,
При последнем часу времячке.
При княгинином девичнике
Вылетал же млад ясен сокол;
Он садился на окошечко,
На серебряну решеточку,
На шелкову занавесочку.
Как увидела да узрела
Свет княгинина матушка:
«Ты дитя мое, дитятко,
Ты дитя, чадо милое!
Приголубь ты ясного сокола,
Ясного сокола залетного,
Доброго молодца заезжего,
Свет Ивана Александровича!»»
— Государь, родной батюшка,
Государыня матушка!
Я бы рада приголубить .его:
Скоры ножкн подломилися,
Белы руки о пустил вся,
Красота с лнца сменнлася.
Хотя пушкинская запись даже постарше на несколько лет того текста, который приведен у И. Сахарова, она ближе к Надиному варианту.
Очевидно, со слов исполнителя песни А. С. Пушкин сделал примечание к своей записи: «Поется, если жених приехал из далеча». И действительно, во всех трех рассмотренных нами текстах повторяется один и тот же образ: молодец — «ясный сокол залетный», «добрый молодец заезжий».
А недавно вышла книга Н. П. Колпаковой «Лирика русской свадьбы». В этой книге помещены пятьсот свадебных песен, записанных Натальей Павловной за сорок лет собирательской работы. И среди них — три варианта песни «При вечере было, вечере».
Прилетает млад ясен сокол.
При сегодняшнем при вечере,
Как при Надином девичнике
Собиралася беседушка,
На беседе — красны девушки.
Прилетает млад ясен сокол.
Он садился на лавочку,
На пуховую подушечку.
Никто сокола не увидал,
Увидала только матушка,
Говорила своей Наденьке:
— Уж ты дочка, чадо милое мое,
Пойди, выйди на круту гору,
На круту гору высокую,
Посмотри-ка на синё морё,
На синё морё, на синее,
На серого гуся серого:
Каково же гусю серому
Против навья ему плавати,
Каково же младу соколу
Без привета на подушечке?
— Таково же мне, младешеньке,
Расставаться с милым девушкам,
Со девичьим со гуляньицем!
Начало этой песни повторяет уже известные нам записи. Но дальше все идет по-другому. Мы находим здесь новые образы, по-иному развивается сюжет, и уже совсем иная главная мысль: и молодцу нерадостно на чужбине, и ему, как и девушке, жалко терять волю. Песня сочувствует не только невесте, но и жениху.