От двух до пяти

МИМОЗА

На улицах московских торопится народ,

Множество у каждого дел своих, забот,

По улице иду я - витрины в огнях,

Веточка мимозы у меня в руках.

"Мимоза! Мимоза! Мимоза в январе!

Видать, не побоялась мороза на дворе!"

Еду я в троллейбусе,

Еду я в метро...

Люди удивляются,

Люди расступаются,

Люди улыбаются радостно, тепло:

"Мимоза! Мимоза! Мимоза в январе?!"

"Повыше подымите - не смяли б у дверей!"

"Да где ж это мимозу покупали вы?"

Мартовская веточка на улицах Москвы...

Легкие перышки колышет ветерок,

Желтые шарики - пушистый огонек...

Люди удивляются,

Люди расступаются,

Люди не толкаются,

Люди улыбаются радостно, тепло.

Где ветка появляется, становится тепло!

"Мимоза! Мимоза! Мимоза в январе!"

Веточка кивает бегущей детворе...

"Погляди-ка, мама!

Человек с цветами!"

Человек с цветами...

Я человек с цветами!

Какое это звание - человек с цветами!

Перышки зеленые колышет ветерок,

Шарики-фонарики, ломкий стебелек...

"Да откуда ж вы взяли?"

"А понюхать нельзя ли?"

"Если вы устали,

Мы бы подержали!"

Светлее, чем витрины, рекламы, фонари,

Пушистый огонек мой,

Гори, гори, гори!

Я знаю прежние произведения Лены Гулыги - она сочиняет стихи чуть не с шестилетнего возраста, - и меня радует, что ее дарование с каждым годом становится прочнее и крепче.

Надеюсь, моя похвала не вскружит ее молодой головы, так как она не должна забывать, что детская талантливость (в живописи, в поэзии, в музыке) очень часто иссякает с годами, и я знаю немало двенадцатилетних поэтов, которые через семь-восемь лет, утратив поэтический дар, становились отличными конструкторами, моряками, геологами. Как бы то ни было, ее "Мимоза" - большая удача. Недаром Лена уже несколько лет занимается в литературном кружке Московской детской библиотеки им. Ломоносова под руководством педагога-энтузиаста Владимира Глоцера.

Вот стихи моей покойной дочери Муры Чуковской, написанные в крымской санатории (в Алупке), едва ей исполнилось десять лет. В этих стихах она описывает свой санаторий и вспоминает тот дом в Ленинграде, где она родилась. Любовь к поэзии была привита ей с детства: лет с семи она страстно любила читать и перечитывать "Кубок" и "Роланд-оруженосец" Жуковского, "Гайавату", былины, "Мороз Красный нос". В поэзии она черпала душевные силы во время своей тяжелой болезни.

ВОСПОМИНАНИЕ

Я лежу сейчас в палате

Рядом с тумбой на кровати.

Окна белые блестят,

Кипарисы шелестят.

Ряд кроватей длинный, длинный...

Всюду пахнет медициной.

Сестры в беленьких платках,

Доктор седенький в очках.

А за сотни верст отсюда

Звон трамваев, крики люда,

Дом высоконький стоит,

Прямо в сад окном глядит.

В этом доме я родилась,

В нем играла и училась.

Десять лет там прожила

И счастливая была.

МЫ ЛЕЖИМ

Мы лежим, мы лежим на желтой площадке,

Воробьи - чик-чирик!
– скачут под кроватки.

Много, много, хлеб клюют, пыжатся, дерутся,

И из бочки воду пьют, пока не напьются.

Кошка серая идет, подползает близка,

Но проворные они, не поймает киска.

ФЛАГ

Гляжу я на флаг, прикрепленный на крыше,

Он рвется, он вьется, он с ветром играет.

Но чуть только ветер подует потише,

Безжизненной тряпкой он с палки свисает.

VI. ЭКИКИКИ И НЕ-ЭКИКИКИ

Но вернемся к нашим экикикам. На предыдущих страницах мы видали:

1. Что это экспромты, порожденные радостью.

2. Что это не столько песни, сколько звонкие выкрики или, как я их называю, "кричалки".

3. Что они не сочиняются, а, так сказать, вытанцовываются.

4. Что их ритм - хорей.

5. Что они кратки: не длиннее двустишия.

6. Что они выкрикиваются по нескольку раз.

7. Что они заразительны для других малышей.

Но не нужно думать, будто стихи двухлетних - четырехлетних ребят всегда и непременно киники. Малышам доступны и другие стихотворные формы. Какие - об этом еще рано судить, так как детских стихов у нас собрано очень немного. Время обобщений и выводов еще не пришло, сперва необходимо собрать материал. В качестве такого материала я могу напечатать только десять пятнадцать стишков. Правильная их оценка будет возможна лишь после того, как мы соберем их тысяч пять или шесть да разобьем их на группы соответственно той обстановке, в которой они создавались.

Вот баллада четырехлетнего Никиты Толстого:

На крыше ворон: кар, кар, кар!

Увидел в небе желтый шар

С глазами, носом и со ртом

И с очень круглым животом.

Как и подобает всякой традиционной балладе, здесь есть и ворон, и ночь, и луна. Стих очень крепкий, то, что называется, кованый, ритм четкий, рифмы точные.

Другая баллада того же поэта посвящена мореплаванию:

Красивая лодка

По морю плывет,

По морю плывет.

За лодкой селедка

По морю плывет,

По морю плывет.

Достигнув пятилетнего возраста, Никита создал нечто вроде триолета:

Бабушка спит,

Она храпит.

Из-под подушки вылезает кит

И говорит:

"Бабушка храпит,

Она спит".

Много у него также своеобразных зарисовок с натуры - тех моментальных стихотворных эскизов, которые некогда так удавались великому автору "Листьев травы":

Катенька сидит на барабанчике,

Сосет пальчики.

Или: